Татьяна Леготина - По рельсам судьбы

– Чего испужался? – мужик невесело усмехнулся. – Я ж такой, как ты, новобранец. Две войны, почитай, прошёл, три пули в груди сидит, а всё новобранец! Да-а! – Мужик закашлялся табачным дымом. – Послушай, хлопчик! Ты тут на самом сквозняке сидишь. Иди-ка поближе к печке, погрейся! Ишь, пальцы-то совсем побелели…

– Не хочу! – из горла Андрея раздался только хриплый шёпот. Мужик старался в полутьме разглядеть его лицо:

– Э-э! Да ты, кажись, совсем еще молоденький! Необстрелянный птенец желторотый! Да не обижайся, сынок! Вижу я, что тебе совсем худо. Дома-то понятно, отец, мать? А поди и жинка уже имеется?

Андрей горестно мотнул головой.

– Я-то старый солдат. Пока воевал, жена деток-то схоронила, а вот давеча и сама померла. Один я, как в поле ветер. Терять мне нечего. Не всё ли равно, где схоронят? А ты чего ждёшь-то от этой войны? – Мужик наклонился ниже и, подтолкнув Андрея к двери, совсем тихо добавил: – Колчаку уже конец, точно. Прибудем в Омск к шапошному разбору. Красная-то армия не то, что на пятки наступает, а в затылок дышит! Офицеры здесь давеча шушукались – зачем мол эта суета? Давно в Китай надо было подаваться. И нам бежать нужно, слышь? Красные, они ребята на расправу скорые – шлёпнут, и поминай, как звали! Гляди, парни-то в тамбур подтягиваются. Скоро станция, могёт, успеем спрыгнуть, на тормозах-то. А как спрыгнем, так нужно сигать в разные стороны, да в лес, в лес! Я дам знак. Давай, сынок, живы будем, не помрём!

«Бежать! Точно бежать!» – Андрей осознавал, что поезд ещё не успел отойти слишком далеко от города, а значит, по рельсам можно вернуться домой. Он начал лихорадочно думать, лицо горело от волнения, и решимость его становилась всё сильнее. В эту самую минуту Андрей почувствовал, что поезд начинает притормаживать. Мужик со шрамом быстро подался вперёд и потянул его за собой к дверям: «Давай! С Богом!»

Затянув потуже подпоясанную ремнем бабушкину телогрейку, Андрей спрятал в карманы рукавицы, проверил на месте ли нож за голенищем валенок и вышел в тамбур. Пока прапорщик с охраной попивали чаёк в тёплом купе, новобранцы горохом посыпались со ступенек вагона в гудящую снежную мглу.

Поезд шёл всё медленнее, вот уже сквозь щели в вагоне потянуло дымком от пристанционных изб, показались неяркие огни. «Сейчас!» – решил Андрей. Он выглянул из вагона и увидел стремительно летящую вдоль рельс полосу заснеженной земли. В страхе Андрей отшатнулся назад в тамбур. В нос ему ударил кислый запах прелой соломы, он снова почувствовал затхлую темноту вагона, и на него навалилась беспросветная дикая тоска. «Что же делать?» Кровь в висках стучала колоколом: «Не могу! Не могу!» Скрип тормозов резанул слух: поезд останавливался, дальше медлить было нельзя. Ещё несколько мгновений Андрей вглядывался в чёрный проём двери и наконец… «Прыгай!» – крикнул он сам себе.

Оттолкнувшись от ступеньки и повинуясь какому-то внутреннему инстинкту, он прыгнул вперёд, как прыгали они когда-то на спор с ребятами с несущихся по снежному полю саней. Упал и покатился вниз по насыпи под откос. Глубокий снег спас его от удара о землю, но забился за шиворот, в рукава и даже под телогрейку. Отплёвываясь и пытаясь открыть глаза, Андрей сразу же почувствовал, как ночной холод начинает пробирать его до костей – шинель-то осталась в вагоне! Андрей силился подняться, но тщетно. Глубоко, по самый пояс увязая в снегу, он какое-то время полз на четвереньках, пока не увидел перед собой черневший под косогором лес. Встал, держась за голый березовый ствол, повернулся спиной к ушедшему поезду и посмотрел на запад: там, в холодной, заснеженной дали ждал его родной дом. Дом, в который он обязательно должен вернуться.

Продержаться бы до зари… Отойдя подальше от железной дороги, так, что уже не стало слышно гудков станционных паровозов, Андрей почувствовал, что закоченел до бесчувствия, и все его тело налилось невероятной усталостью. Телогрейка, надетая на тонкую гимнастерку, нисколько не спасала от мороза. Потом страшно захотелось спать! Ноги проваливались в сугробы. «Только бы немного поспать…» Он забрался под ветви огромной ели и упал на снег, свернувшись клубочком, и почувствовал, что засыпает. Но Андрей не был бы крестьянским сыном, если бы позволил себе умереть вот так, замёрзнув в лесу. Он вдруг весь встряхнулся, вскочил и, вытащив из-за голенища нож, сжал его негнущимися от холода пальцами и принялся рубить ветки ели. Соорудив что-то вроде шалаша и набросав на снег мягкого лапника, он кое-как нащупал в кармане телогрейки коробок спичек. «Спасен! Спасен! Ах, Варюша, жёнушка ты моя дорогая! Догадалась положить, заботливая ты моя!» Счастливый, он осторожно поджёг кучку сухих веток, травы и листьев и, быстро набрав огромную кучу хвороста, развёл костёр у самого входа в шалашик. Совсем обессилев, Андрей заполз внутрь своего укрытия. «Только не засыпать сразу, иначе замёрзну!» Теперь он понял, что его трясёт ещё и от голода, ведь он ничего не ел со вчерашнего дня! С трудом развязав зубами крепкий узел котомки, Андрей достал из неё краюху хлеба, сало и стал есть. Он ел, закрыв глаза, и блаженно улыбался, чувствуя, как живительное тепло костра постепенно проникает в его уставшее, промёрзшее до костей тело. Его неумолимо клонило в сон, отяжелевшие веки смыкались, но он продолжал жевать, зная, что сытная еда в желудке не даст ему замёрзнуть. Наконец, проглотив последний кусок, Андрей зачерпнул пригоршню чистого снега, собрал губами с ладони несколько белых холодных комочков и, подбросив в костёр побольше хвороста, провалился в глубокий сон.

Проснулся Андрей, когда солнце было уже высоко, а на лапах елей в ярком свете искрился ослепительно белый снег. Костёр уже совсем догорел и остыл. Почему же ему так жарко, так невыносимо жарко? Голова Андрея под тёплым треухом вся пылала, тело же, наоборот, сотрясалось от сильного озноба, зубы стучали. «Что со мной? Неужто я так замёрз ночью?» Кое-как он выполз наружу, волоча за собой свою котомку и с трудом поднялся на ноги. Через силу Андрей заставил себя двигаться вперёд, совсем не понимая, куда и зачем идёт. Перед его глазами плыли разноцветные круги, во рту пересохло, ноги подкашивались. Через каждые несколько шагов он падал на колени, и поднимался ценой невероятных усилий. Вдруг ему показалось, что он слышит собачий лай. Лес впереди стал реже, и прямо перед собой в просвете между еловыми стволами, Андрей увидел широкую поляну, плотно окруженную лесом. Посреди поляны раскинулся просторный двор с крепкой избой, рубленой из огромных сосновых бревен. По двору ходила женщина в меховой кацавейке 24 24 Кацавейка – верхняя распашная короткая кофта (устар.) и звонким голосом созывала кур к корытцу с зерном. Андрей попытался сделать еще несколько шагов вперёд, но тут же ощутил, как его снова обдало сильным жаром, а в глазах потемнело. «Тётенька, тётенька! Помогите!» – едва слышно просипел он хриплым голосом и упал на снег.