Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том третий

– Вы хоть и легкая, – Степан наклонился, – но сейчас закрылось.

Затянув ремни, Ворон распрямился. Красивые губы улыбались.

– Скажите мне по-испански: «Я вас люблю», – потребовал он. «Надо проверить ваш акцент».

– Te quiero, – прошептала Эстер.

– Я не расслышал, – он все еще усмехался.

– Te quiero, – его руки уверенно лежали у нее на талии.

– Молодец, – капитан погладил ее пониже спины. Руки были сильными и умелыми. Шнуровка ее корсета, казалось, распускалась сама собой.

– Теперь скажите, – он задумался, – «Я не могу жить без тебя».

– No puedo vivir sin ti, – еле слышно сказала девушка. Она часто, глубоко дышала.

– Я рад, – пальцы коснулись белых кружев ее рубашки. Грудь у нее оказалась смуглой и маленькой, такой, как он любил. Платье, зашуршав, упало к ногам девушки.

– Теперь я у вас кое-что спрошу, донья Эстела, – он взял ее за подбородок: «Слушайте внимательно». Она покорно кивнула. Ворон шепнул ей что-то на ухо.

– Я еще никогда таким не занималась, – она дерзко посмотрела на него.

– Научитесь. И другим вещам тоже, – поцеловав сладкие губы цвета спелой вишни, Ворон услышал голос с порога: «Эстер!»

– Дон Диего, – Степан спокойно повернулся к врачу. «Ваша жена, – он отступил от сундука, – плохо себя почувствовала. Я ей помог, распустил корсет».

– Мне лучше, – девушка потянула платье наверх. «Спасибо, дон Эстебан».

– Можно вас на пару слов, капитан? – попросил врач.

Ворон поклонился: «Донья Эстела, завтра увидимся».

– Я бы мог вас убить прямо сейчас, – Степан почувствовал холод кинжала под ребрами:

– Если я ударю, – Кардозо помолчал, – то вы истечете кровью. Рядом печень, это смертельно. И я вас, поверьте, спасать не собираюсь. Но для вас много чести, умирать от клинка. Если вы еще хоть посмотрите в сторону моей жены, до Канар вы доплывете живым, но на прощанье вы, дон Эстебан, получите один любопытный яд.

Темные глаза Кардозо засверкали интересом:

– Люди принявшие его просили о смерти, как об избавлении. Жаль, что я не увижу, как вы сдохнете. Ясно? – врач нажал на кинжал:

– Сходите к портовому хирургу, сделаете перевязку. Я о вас свои руки марать не хочу.

– До завтра, дон Диего, – сказал Ворон. Из-под острия кинжала на дощатый пол капала кровь. Ворон пошел вниз по лестнице.

Она стояла у окна, закусив губы, не смея поднять голову.

– Ты еще молода, – Давид вытер кинжал, – и не очень умна, Эстер.

– Давид, – прошептала она, – я не…

– Избавь меня от лжи, – поморщился Кардозо, – однако я должен знать, что могу доверять тебе, Эстер, иначе незачем тебе со мной ехать, – он махнул в сторону залива, – там мы должны быть вдвоем, а не поодиночке. Иначе не выжить.

– Можешь, – она упрямо вскинула подбородок.

– Хорошо, – Кардозо убрал клинок. Огненный диск солнца медленно опускался на западе. Давид вздохнул: «Давай сегодня ляжем пораньше, завтра долгий день». Кивнув, Эстер стерла слезы со смуглых, раскрасневшихся щек.

Его осторожно повели вверх по ступеням эшафота.

– Боятся, что убегу – сердито подумал он, – или, лишив меня глаз, они не хотят, чтобы я карабкался на ощупь? Должно быть, торопятся, моя казнь сегодня не единственная.

Шершавые доски нагрело солнце, легкий ветер шевелил его темные волосы. Он пожалел, что не может увидеть родной город. Услышав колокольный звон неподалеку, он решил, что Богу, особенно сейчас, все равно. Перекрестившись, он стиснул зубы, превозмогая боль.

Правая рука была сломана, распухшие, посиневшие пальцы еле двигались. Левая кисть бессильно висела. Каждую кость в ней раздавили тисками.

Его узнал человек, которого он когда-то не убил. Он ни в чем не признался и поэтому сейчас ему отрубали голову. Он знал, какая смерть его ждет, если он начнет говорить и молчал – долго, почти месяц.

Опустившись на колени, он ощутил грубые пальцы палача, сорвавшие с шеи ее крест. Он никогда не снимал медное распятие, полученное из ее мягких, маленьких рук. Положив голову на плаху, он еще успел вспомнить ее лицо.

Проснувшись в ледяном поту, Петя уставился в беленый потолок комнаты постоялого двора.

Он перекрестился: «Господи, и привидится такое». Ненадолго вернулась легкая боль, иногда тянувшая в его левой руке. Подышав, он пробормотал: «Скорей бы домой, соскучился я. Хоть прямо сейчас в Кале езжай».

Петя зажег свечу и потянул к себе чернильницу.

– Счастье мое! Детям я отправляю отдельное письмо, а ты прочти то, что ниже, но не оставляй конверт на глазах у всех…, – он быстро писал, усмехаясь себе под нос.

Днем он дошел до английского посольства. Оставив донесения и письма семье, Петя забрал свою почту.

– Это не мне, – заметил Петя, разглядывая конверт: «Что, мой брат в Париже?».

– Да, – ответил чиновник. «Он сейчас как раз у посла».

– Я подожду в приемной, – решил Петя.

– Здравствуй! – Степан обнял его:

– Я встречался кое с какими людьми, мы говорили о нашем альянсе в Новом Свете. Дружеском альянсе, без бумаг и печатей, как мы делали с покойным Гийомом делали. А ты откуда здесь взялся?

– Почту сдал, почту принял, – улыбнулся Петя. «Отдохну пару дней и вернусь в Гент».

– Пошли, пообедаем, – сказал брат. «Редко такое счастье нам выпадает, вдвоем посидеть».

– Правильно, – одобрительно сказал Петя, когда брат выбрал вино, – надо, Степа, радоваться жизни. На меня посмотри. Я люблю поесть, выпить, люблю дарить жене шелк и бриллианты, и не собираюсь всю жизнь ходить в черном камзоле. Церковь я посещаю обычную, а не какие-то тайные сборища. Ты занимайся, чем хочешь, ради Бога, но не обвиняй других в том, что они Петрарку любят больше, чем Псалмы.

– Псалмы-то ты любишь, кстати, – заметил Степан.

– Тогда Евангелие. Написано хорошо, не спорю, но, нельзя всю жизнь читать только Библию. И кое-что другое я тоже люблю, – подозвав трактирщика, Петя заказал еще бутылку.

– Поэтому у тебя круги под глазами так и не прошли, – насмешливо сказал Ворон.

– Это от работы, – обиженно отозвался младший брат, – сплю мало. Попробовал бы ты уговорить моего давнего друга короля Генриха подписать мир с гугенотами на условиях, которые устраивают не только его, но и нас. Сейчас еще ехать в Брюссель, – Петя нахмурился, – Марфа там летом отлично потрудилась, Вильгельм Оранский вел себя так, как нам надо, а Генеральные Штаты приняли Голландию и Зеландию в состав Союза. Однако католические провинции опять пылают, дон Хуан опять на коне, и конца-края этому не видно. До зимы точно не попаду домой.

– Я тоже вряд ли, – согласился Степан: «Кстати, ты знаешь, что Мартин Фробишер возвращается?»

Петя принялся за ножку куропатки.

– Я еще в прошлом году говорил Майклу Локку, главе Московской Компании, – усмехнулся брат, – что не надо Фробишеру давать денег, Северо-Западный проход он все равно не найдет. Локк мне показал золото, привезенное Фробишером, – Петя пожал плечами, – насколько я не ювелир, но и то увидел, что это пирит. Но все равно дали, дураков у нас много.