Игнатий Смолянин - Странствия Мелидена

– Тот боярский сын Экарт провёл куда больше боёв, хоть был моложе на два или три года. Очень хорошо владел окованной железом рогатиной с длинным ножом, вертел так, что глаз едва успевал следить, и скакал, что твой плясун-скоморох. Калантарь имел отличный из пластин на кольчуге, не чета моему – хотя тоже лёгкий, и он больше на живость полагался. Разбитной был парень, скалозубый, с кудрявой бородкой, какую девки любят, он и попортил их немеряно. Куда уж мне, серому и сирому, с ним тягаться. Со своим чужестранным двуручником, который короче рогатины. Короче, думали, что будет показательная потеха. А я думал, что будет, то будет, а будет то, что бог даст.

– Божья воля без людей не творится, – заметил сотский.

– Как бог захочет, так и свершится, а без его воли единый волос не упадёт, – крестясь восьмерично, поддержал его один из стражников.

– Этот Экарт, кстати, не был наследником Нахвея Вагунига, имевшего много сыновей. Он был третий или четвёртый, не помню точно. Но такой боец-поединщик, причем боярского рода, был у них один. Потому весьма его ценили и тем больше на меня затем озлобились.

– Как прошёл бой? Не очень красиво, чего уж там. Пусть и по правилам. По нашим правилам можно носить любой доспех и пользоваться чем угодно, только метать ничего нельзя. У меня большинство поединков выходят слишком быстрые и неприметные. Может, поэтому меня и разлюбил великий князь. Он большой охотник до таких зрелищ, потому терпит их и поощряет, хотя дурное это дело и церковь против. Какое же правосудие, если прав оказывается тот, кто искуснее с мечом или рогатиной, и ладно бы сам, а то выставляют младших родственников или вовсе наёмников. Хоть мне самому это выгодно. Или было выгодно, до поры до времени. Но таков обычай.

– В общем, вышли мы. Было это месяца три назад, на Успение святой нашей Вальжины, когда огурцы солят. Собралось изрядно народу поглазеть, как меня на лоскуты резать будут, а потом заколют, как кабана или медведя. Забыли, что несужёный кус изо рта валится, чтоб им в поле лебеды, а в дом три беды. Сам великий князь, бояре и стольники на высоких лавках лесенкой, по чинам, с другой стороны боярские бабы и девки в ряд, сидят, скромниц изображают, а глазищи исподтишка так и зыркают бесстыжие. День был нежаркий, хороший. У меня был двуручник, короткий кошкодрал-полумеч и камбенетский же нож, у него – рогатина и лёгкая сабля у пояса. Начали мы кружить вокруг друг друга, он тыкать и рубить своей рогатиной, я отбивать и отскакивать. И вот отбил я один выпад, удерживая рогатину внизу – тут клык помог на клинке, задержал, – сразу сделал глубокий шаг влево, приотпустил меч, держа только правой рукой, а левой выхватил нож и ударил его со всей силы в правый бок. Удар пришелся между пластин, пробил тонкую кольчугу и вошёл в печень, наверное. Он замер и не успел еще упасть, как я, бросив воткнутый нож и вновь перехватив меч обеими руками, разрубил ему плечо. Не будь на нём панциря, может быть, разрубил бы напополам. На том бой закончился.

– Вдова своё земельное дело выиграла, а я попал в опалу. Не сразу, постепенно удалили от дворца, стали посылать гонцом или толмачить со средиземцами. А в Саману писцовая изба выпустила бумагу отправляться на средиземскую границу. Хорошо хоть, что не на Полночный Камень.

– Ветисские многим стали поперёк дороги, в каждой бочке затычка, – вставил своё слово сотский. – Хоть ты и сильных людей задел, но особо не кручинься, поскольку многих тем же порадовал, надо думать. Стало быть, и средиземской речью владеешь?

– Не только владею, и читать, и писать могу и даже вести счёт на абаке. Это конюшенный Магерша, то есть Магерун Кальмериг Бельский, мне пособил со средиземской границей вместо полуденной погани или Камня. Именно потому, что знаю средиземский язык и род наш отсюда, из Духова Леса. Слышали про такое место?

– Не только слышали, но и бывали не раз, сто вёрст на полночь и восход. Самое нечистое место после вусурок, где волколаки и кикиморы так и шастают по болотам. Что ни скажи, леший вторьём морочит. Однако не похож ты на тамошнего. Тамошние мужи чумазые и диким волосом заросли.

– Мой дед оттуда вышел еще при Вагуне Первом Мелидениге. А сам я не был там ни разу. Много где был, даже на Камне Полночном побывал три года назад, а вот в Духовом Лесу не был ни разу, хоть и зовусь Варсином.

– Так ты родственник Варсинов из Поречья? – перебил сотский. – А что же сразу не сказал?

– Да не знаю я там никого и не был никогда. Если мой дед и был чьим-то родственником шестьдесят лет назад, теперь это мхом поросло и вряд ли кто вспомнит. Но если уж на границу, то лучше сюда, чем невесть куда.

– А что за Полночный Камень, где такое и что там забыл. Мы и не слыхали о таких местах.

– Горы далеко на востоке или, скорее, каменные бугры. На восход и немного на полночь – там холодно и рожь не растёт. Перед этими горами есть рубленый городок, где разбойники-мочеганы живут среди лесной погани. Нас послали подвести их под руку великого князя, чтобы оттуда собирать выход, то есть дань пушными шкурами с диких племён. А немного спустя, год назад, на Полночном Камне посланные рудознатцы открыли большую серебряную жилу. Великий князь сильно надеется на неё, чтобы расплатиться с долгами грютам. Но, слава богу, это теперь не моё дело, я теперь с другого конца. Гиблые там места, холодные и голодные. Лес реже нашего, не такой бурелом, но тянется и тянется – неделю, две можно идти и всё лесом. Людей никого, и крупных зверей мало – легко околеть с голодухи.

– Так небось по рекам плавали.

– Конечно, как иначе, мы до Мочеганова городка добрались не слишком трудно, хоть и далеко. Но оттуда к Полночному Камню надо подниматься против течения, а оно быстрое и сильное – реки текут с гор вниз. Это оттуда легко спускаться, а туда выгребать или тащить по-бурлацки баркасы – тяжкий труд. Впрочем, и оттуда толи спустишься, толи разобьешься о камни, когда реку совсем не знаешь. Наши реки много спокойнее…

Беседа затянулась надолго, постепенно обрастая новыми слушателями: присоединялась осмелевшая дворня со своими глупыми вопросами новому и бывалому человеку. Только вечером Мелиден с Важиней забылись тяжким сном в углах съезжей избы ближе к печке, а первую стражу было решено отложить назавтра.

Настала Марона зимняя, когда зима встаёт на ноги – месяц студень. Действительно, выпал первый, пока слабенький снег. Выпив квасу и пожевав вчерашний пирог, Мелиден и Важиня снарядились и отправились к Водовзводной башне, что над рекой Тадзеной над самым поворотом. Это в самом дальнем от восточных Висагетских ворот конце, через весь город. Город не маленький, с три версты, однако мимо стен не промахнёшься. Под башней облепиху обклёвывали мелкие птички, в которых Мелиден по пёстрой чёрно-белой голове и желтоватому брюшку распознал синиц-масковок. Выше в небе стаями летали непонятные другие, серые и крупнее. Полезная ягода облепиха. А ведь еще при дедах её не было даже в Висагете, не так давно кто-то завёз с востока, прижилась и размножилась повсеместно. Здесь в Липенске капуста и репа родятся хорошо, в видных со стен огородах за тощими изгородями, но свёкла и морковь не родятся даже у воеводы. И чеснок местные не выращивают, только репчатый лук, который Мелидену не по душе.