Евгений Кулькин - Обручник. Книга третья. Изгой

– Но главное, – продолжил Сталин, – масоны предлагают нам заключить с ними союз.

И он стал читать:

«Ни для кого не секрет, что Коминтерн (неглавное Московское правительство и штаб мировой революции, как его называют на Западе) является главным камнем преткновения для заключения соглашения с Англией, Францией и Америкой, и, следовательно, задерживается экономическое возрождение СССР».

Сталин вздохнул в трубку:

– Ну что скажешь? Чем тебе не союз слона с головастиком?

Он всхохотнул над таким своим сравнением.

– И знаешь, откуда идет это предложение? – спросил Сталин.

– Догадываюсь, – ответил Молотов.

– Из дома предварительного заключения Ленинграда. Два десятка братьев-масонов там содержат до прояснения ситуации.

– И они учинили торг?

– Как видишь. Но это еще не все! – подхватил Сталин. – Смотри, что этот Астромов пишет дальше:

«Между тем если бы Коминтерн был переименован по образцу масонства, то есть принял бы его внешние формы (конечно, упростив и видоизменив многое), ни Лига Наций, никто другой ничего не осмелились бы возразить против его существования, как масонской организации».

Сталин взял передых.

– Это все? – спросил Молотов.

– Нет. Но остальное я донесу до тебя в пересказе.

И Сталин стал излагать со своими комментариями, конечно.

Особенно его позабавила информация, что во Франции и Америке существуют ложи с социалистическим большинством. И где правительство тоже состоит частично из масонов.

Сталин остановил пересказ.

– Это правда? – спросил.

Молотов ответил не очень уверенно:

– Масонские ложи – скрытные организации.

– Но ведь не настолько, – возразил Сталин, – что сам масон говорит об этом во всеуслышание?

Вячеслав Михайлович промолчал.

– Ну так что? – вопросил Сталин. – Возьмем масонов в союзники?

Молотов не отозвался.

Диспут был на тему, которая щекотала нервы почти каждому, кто ее хоть как-то сумел осознать: «Женщина и будущее».

Подогрело эмоции то, что чуть раньше, здесь же, в Московском госуниверситете, прошло широкое обсуждение под названием «Революция и будущее».

А тут вдруг слово «революция» было заменено на «женщина».

И сразу как-то озонобно прошли гримаски по части лиц, которым предстоит оказаться в центре суждений. Ибо они как раз принадлежали женщинам.

Войдя в зал университета, Астромов увидел Венеру.

Она беседовала с каким-то не очень молодым человеком, солидность которого довольно приметно подчеркивала осанка.

– Познакомьтесь, Матвей Иванович, – диковинно назвала она Астромова, – ректор университета Андрей Януарьевич Вышинский.

Астромов поклонился.

А та – за спиной у Вышинского – показала два пальца.

И Борис Викторович понял, что это тоже «двадцатник».

Последнее время Астромова стала обуревать идея вовлечь всех «двадцатников» в ложу.

Попробовать доказать, что без духовного объединения мыслительного единства, невозможно полностью и безоговорочно реализовать себя.

– Я почему-то думал, – тем временем сказал Вышинский, – что на диспут придут одни мужчины. А оказалось…

Он не договорил, ибо к нему подошел какой-то юноша и попросил уделить ему одну минуту на некое сообщение.

Они отошли в сторонку, и Венера прошептала:

– Немедленно уходите отсюда.

И, чуть примявшись, пояснила:

– Этот юнец – чекист.

И уточнила:

– Я его знаю.

Астромов – незаметно – сперва покинул зал. А потом через какой-то запасной ход – и сам университет.

Слежку заметил сразу.

«Пасущих» его было двое.

Он и она.

Он – парень на велосипеде с кепкой козырьком назад.

Она – с авоськой, в которой лежал мятый белый беретик.

Она размахивала авоськой и делала вид, что разглядывает вывески на стенах домов.

Парень вел велосипед в руках, уж как-то очень картинно демонстрируя, что у того спущено переднее колесо.

Поскольку Астромов в подобных ситуациях бывал не раз, потому он подошел к парню и спросил:

– У тебя насос есть?

– А чего вы собираетесь качать? – заозирался он.

– А вот эту афишную тумбу, – указал Борис Викторович на фонарный столб.

– Я что-то на нем не вижу никаких афиш, – фальшиво заулыбался парень.

Девушка с авоськой тоже оказалась рядом.

– Слушайте меня внимательно, – сказал он.

Они сделали вид, что им совсем неинтересно, что им скажет именно он.

– Я сейчас зайду вон в тот подъезд, – указал он на дом, что был напротив. – А в образе барышни в беретке, – кивнул на авоську, – выйду.

Он на минуту примолк.

– Но это работа для одного. А для второго, – продолжил, – или второй, я же выйду глубоким старичком с тростью. И когда вы оба приедете в одно и то же место, то доложите своему начальству, что меня потеряли.

– И какое же это будет место? – спросила девушка.

– Кладбище, – ответил Астромов и двинулся в ранее указанный им подъезд.

Все остальное случилось так, как он им сказал.

На кладбище же, издали наблюдая за их изумленными лицами, он не подозревал, что именно этот розыгрыш окажется для него роковым.

Он думал, что чекисты обмишулясь, перестанут следить за этими двумя, им подготовленными «громоотводящими».

А исход января двадцать шестого продемонстрировал Астромову степень его наивности.

К ним – во время тайной встречи – не ворвались, а тихо вошли.

Какое-то время постояли, дожидаясь окончания ритуала.

Потом этак вкрадчиво сказали:

– Вы арестованы.

И предъявили соответствующий ордер.

А затем подошли двое совсем незнакомых людей: женщина средних лет и старик с тросточкой.

– Это вам от нас, – сказали они, и протянули ему насос и авоську с мятой береткой.

И Астромов понял, что это, естественно, загримированные, были те молодые люди, которых, как ему казалось, он так ловко и юмористически обманул.

Над распятием этого письма Сталин просидел не менее двух часов.

Было оно до ужаса простым и до безумия непонятным.

Причем непонятным ни умом, ни душой, что ли.

Суть же письма состояла в следующем.

Некая Марфа Сунгина просила оправдать убийцу ее двоих детей.

Причем не просто просила, а молила.

А в конце даже поугрожала.

– Если вы этого не сделаете, я порешу и остальных своих шестерых деток, дабы они не жили бы меченными проклятьями.

А случилось в таежном селе Прилуцкое нижеследующее.

Два сына Марфы Иван и Демьян пошли на охоту.

Побродили, поколесили, почти ничего не убили. Кроме какой-то мелкой дичины.

И уже было совсем домой засобирались.

Да навстречу им бричка на дорогу выехала.

И не простая, а вином и водкой таренная.

– Возьми глухаря за чекушку, – предложили братья вознице – хиленькому незнакомому пареньку.