Шерман Гадэс - Dрево

Подняв глаза, я ощутил застывший запах смерти. Слишком неповторимый, чтобы его описать. Слишком выразительный и бесконечно леденящий. Секунданты стояли напротив меня, не шелохнувшись. Их буквально обездвижила картина нестерпимой жути, свидетелями которой они стали за этот короткий миг. Первым сбросить оковы оцепенения получилось у бесстрашного юноши: он ринулся ко мне с душераздирающим воплем. Я легко протянул навстречу пальцы и одним мимолетным движением свернул ему шею. Остроносый мужчина вскрикнул, пятясь назад, беспомощно хватая пальцами воздух, повернулся и успел сделать несколько торопливых шагов. Буквально подлетев к нему сзади, я прыгнул несчастному на плечи и с силой ударил оземь.

– Ленточки хотел повязать? – прорычал дикий, чужой голос.

Чудовищная, разинутая пасть вгрызалась в потную шею, а острые когти, сверкая от капель росы, рвали на куски одежду и плоть.

– Возмездие явилось! – орал зверь, и луна на небе стала багровой.

С громким мучительным стенанием я сел на кровати в своей комнате. Лампа почти догорела. Кувшин отбрасывал длинную тень на запертую дверь. Комодик в углу, зеркало, стул, книги. Чуть приоткрытое окно с плотными расшитыми шторами… Мое взмокшее тело содрогалось от страха, волосы на лбу слиплись. Было безумно жарко. Я откинул в сторону одеяло, шатаясь, подошел к кувшину и старательно умылся.

– Боже мой, Боже мой! – механически повторяли пересохшие губы, не поддаваясь стремлению умолкнуть, и мне пришлось зажать их кулаком.

Только теперь я увидел, что по какой-то причине нахожусь в одних кальсонах, все другое облачение бесследно исчезло. Опустившись на измятую, спущенную до пола простынь, я попытался успокоиться и перевести дух. Обычный дурной сон, не больше. Из-за моей впечатлительности что-то может пойти не так, врач ведь предупреждал меня в Венгрии. Расстройство сновидений, путаница в мыслях, нарушение памяти – от недуга многое способно измениться. Эх, чудесный, невозмутимый доктор Ратт, целитель моей больной и скорбной души! Я старался вспомнить его слова, звучавшие спокойно, очень уверенно… Прошло несколько минут, дрожь в ногах начала ослабевать.

Далеко за стеной послышался легкий шорох. Я решил, что мне мерещится едва различимый звук шагов, но вскоре деревянные ступеньки на лестнице отчётливо скрипнули. Кто-то неуверенно приближался к моей спальне и замер возле порога. Встав с постели, я внимательно прислушался. Раздался слабый стук в дверь, заставивший меня вздрогнуть, и тут же всё стихло. Воцарилась мёртвая тишина.

– Кто там? – спросил я негромко.

Кажется, этого вопроса не ожидали.

– Говорите! – прохрипел мой изменившийся от тревоги голос.

– Господин граф, у вас всё в порядке? Простите, что беспокою, – к счастью, я узнал Жоржетту.

– Да. А у вас? Что-то стряслось? – диалог продолжался через закрытую дверь.

– Нет-нет, просто я слышала…

Мне хотелось отворить ей, поскольку я боялся, что она кого-нибудь разбудит, впрочем, отсутствие одежды не позволяло сделать подобного. Быстро оглядевшись, я взял с кровати одеяло. Оно показалось слишком большим и тяжелым. Кое-как закутавшись в него, я вернулся к двери и покрутил ключ в замке. Служанка глянула на меня из коридора, растерянно извинилась и, решив далее не донимать вопросами, хотела вернуться на нижний этаж, но я пригласил ее в комнату, заверив, что она не доставит мне никаких неудобств. Жоржетта робко прошла в спальню, и я закрыл за ней дверь.

– Я была внизу, услышала вас и испугалась.

– Услышали?.. А, ну да. Мне привиделся кошмар, – кивнул я, невольно передернувшись.

– Нам всем… Нам так жаль вас, господин граф. Вы так страдаете от своей… От своего…

– Не надо об этом. Лучше бы мне никто не сопереживал. Я чувствовал бы себя увереннее и спокойнее, – перебив девушку, ее хозяин расположился на кровати. – Садитесь.

Помедлив, она в нерешительности опустилась на самый краешек простыни.

– Сегодня еще более душно, чем обычно. Люди уже встают?

– Нет, пока слишком рано. На кухне начинают работать с шести.

– Тогда почему вы не спите?

Я изучал ее лицо в тусклом свете лампы, по-видимому, чересчур долго и пристально, отчего Жоржетта, съежившись, смотрела куда-то на пол, не отвечая мне. Свет в углу вспыхнул и погас.

– Я сам зажгу, – опередил я служанку и прошел по комнате в бесформенных спадающих доспехах, словно незадачливый рыцарь.

Свечи лежали в ящике комода, на ощупь я достал несколько штук и провел фосфорной поверхностью спички о стену. Пламя ослепило меня. Кажется, в нем не было столь острой необходимости, и все же я поднес руку к ожидавшему на подставке фитилю. Небо на востоке постепенно изменяло цвет: оно уже не отличалось глубокой темнотой, через полчаса чуть выше линии горизонта забелеет тонкая призрачная нить, предвещающая скорый восход. Вряд ли Жоржетта чувствует это, усмехнулся я про себя, возвращаясь на место. Теперь в спальне стало слишком светло, но через пару минут я привык к огням и уже не щурился, как прежде, будто бы совсем ничего не видя.

– Догадываюсь, почему вы пришли, – произнес я спокойно. – Тот ужин… Он беспокоит вас. Вы думаете, что я до сих пор разгневан, но это не так.

– Господин граф не собирается меня уволить?

Покачав головой, я усмехнулся.

– Нет. Конечно, нет. Вы ничем того не заслужили.

Теперь, когда дело относительно её будущего прояснилось, служанке, наверное, следовало бы идти. Мне хотелось поскорее спровадить Жоржетту, чтобы переодеться и обдумать какое-то важное дело, которое застряло в голове, только я никак не мог о нем вспомнить: мысли ускользали прежде, чем обретали подлинную ясность.

– Извините, здесь так жарко, совсем нечем дышать. Да и одеяло…

Увы, несмотря на мой красноречивый намёк, девушка не сообразила, что ей пора удалиться. Погрузившись в собственные размышления, скорее всего, о работе – решил я – она проигнорировала мои однозначные жесты в сторону двери. Пришлось немного спустить невыносимо удушливую шкуру. Ткань прилипла к спине и отрывалась с трудом, как плащ Геркулеса, не желавший покидать своего хозяина до самой смерти. Наконец, вспомнив о чем-то, служанка взглянула на меня и слегка пошевелившись, ее смущенное лицо застыло в неподдельном изумлении.

– Что это?

Я не понял вопроса.

– У вас вот здесь. Какой крупный порез!

Мне пришлось напрячь мышцы шеи, чтобы оглядеть сзади плечо, насколько возможно, потому что уходить к зеркалу совсем не хотелось. Из-под края одеяла действительно выступал безобразный шрам, свежий и ярко-розовый, нанесенный чем-то острым, поскольку рваных краев я не заметил. Линия тянулась дальше, сырое одеяло, наконец-то, упало, и я со всей внимательностью заглянул на свой бок, подняв руку над головой. Странно, но белая простынь, застеленная накануне, была практически чистой, если не считать пары неприметных пятнышек – словно рана зажила без моего ведома. Я даже не подозревал о ее существовании – не останавливал кровь, не обращался к врачу, не запачкал белья. Если бы не Жоржетта, я вообще не скоро обнаружил бы подобное безобразие.