Владимир Голубев - Забытый рубеж

– Спасибо, даже не знаю, что сказать.

В сарае невидимой паутиной нависла гробовая тишина, и её прервала Яна:

– А я не стану называть вашим именем ребёнка. Я не просила вас меня спасать и продлевать эти бесконечные мучения.

Саня оторопел, он даже не посмел обернуться в сторону говорившей. Лиза приблизилась к парню и шепнула:

– Она сирота. У неё родителей расстреляли по приговору «тройки» 7 7 Внесудебный орган НКВД СССР, созданный в 1937 году в целях проведения операции по массовому репрессированию «антисоветских элементов», якобы действовавших в СССР. Впоследствии все внесудебные решения были отменены. . За то, что в церковь ходили и выступали против закрытия храмов в Серпухове.

– Тогда понятно.

Саня всё же кое-как решился повернуться к Яне, а она, прикрывши руками лицо, беззвучно плакала, отвернувшись к дощатой стене.

– Я не хотел вас обидеть. Вашу порцию я оставлю, а после работы принесу ужин и заберу посуду. Хорошо?

– Идите, Александр, не беспокойтесь, я её покормлю, – отозвалась Лиза.

До конца дня Чистов только и мог что думать о странных словах Яны да об упоминании «тройки». Четыре года назад он, будучи школьником, с радостью вместе с другими такими же старшеклассниками Марковской школы приветствовал тот самый приказ Наркома внутренних дел СССР Николая Ежова о массовых репрессиях врагов народа, что не дают рабочему государству стремительно идти в светлое будущее. А учителя им растолковывали слова Иосифа Виссарионовича Сталина, что с укреплением социализма будет только усиливаться классовая борьба со стороны давно свергнутых классов и уголовников. Потому трудящимся оставалось совсем немного потерпеть, пока полностью очистят социалистическую родину от всех паразитов и врагов, что мешают рабочим построить коммунизм для всего человечества. Правда, через два года того самого наркома Ежова арестовали и отдали под суд за подготовку путча против Советского Правительства в день Великой Октябрьской революции 7 ноября 1938 года и приговорили к исключительной мере наказания – расстрелу. Но сомнений по поводу репрессий в юношеской голове не было: надо, значит, надо. Но вот теперь здесь, за Можайском, он впервые явственно ощутил какими-то непонятными душевными струнами, что, быть может, что-то не то в его любимой стране. Ну никак Яна и Лиза, да и погибшая Катя, не походили на коварных врагов народа: они день и ночь пахали на строительстве укреплений наравне с комсомольцами…

Перед ужином к Сане с загадочным видом подошёл преподаватель черчения, сунул ему в руки кулёк с шоколадными конфетами и, улыбаясь, прошептал:

– Как вы просили, молодой человек, отменные сладости, понимаете ли – фабрика «Большевик»!

– Спасибо, Андрей Аристархович. А сколько я вам должен?

– Это, Саша, для меня – прямо приятный пустячок, а не услуга. Ешьте на здоровье вместе со своей девушкой, в жизни ведь так мало радости. Помните университетскую традицию?

– Огромное спасибо, Андрей Аристархович. Конечно помню.

Во время ужина за столом Сергеев не спускал глаз с комсомольца Чистова, и, когда студенты стали расходиться на ночлег, позвал с собой:

– Пойдём-ка поболтаем, товарищ комсомолец.

– Пошли.

Они вышли на сельскую улицу.

– Ты что взял у этого недобитого контрика?

– Я просил его купить мне конфет в Можайске. Будешь? – ответил Саша, вынув из кармана кулёк.

– Спасибо, Чистов, но учти, что встал ты на опасную дорожку, ведущую, так сказать, в не ту сторону. Например, водишься с бывшими, бегаешь за лишенкой, отбывающей на-ка-за-ни-е. Поясни, у тебя с головой всё нормально? Вокруг полно девиц, вон в соседнем доме живут две сестрёнки милашки – Маша и Катя, а тебя куда понесло? И конфеты ваши я не буду, мне зубы ещё пригодятся, чтобы лучше пережёвывать наших врагов.

– Как хочешь, но что тут такого? Мы здесь все вместе, не жалея сил, честно трудимся на благо социалистического отечества.

– Смотри, Чистов, я тебя предупредил.

Комсорг развернулся, показывая всем своим видом, что разговор окончен, и, сорвав ветку сирени, пошёл вдоль улицы.

На закате Саша вернулся в сарай, так поспешно покинутый им в обед. Девушки лежали в своих постелях, только теперь весь лазарет пропах больничными запахами, отбив деревенскую затхлость.

– А вот и ужин притопал.

– Спасибо, Александр, – откликнулась Лиза, а Яна так и лежала, не мигая глядя на потолок.

– Как у вас дела?

– Приезжал доктор из города, осмотрел и оставил нам лекарства. Говорит, через пару недель поправимся и даже сможем работать, правда, пока на лёгкой работе.

– Хорошая весть. А пока отсыпайтесь.

– А у меня уже бока ломят от лежания. Я, наверно, никогда столько не спала. В деревне-то много не поспишь, мамка всегда работы найдёт.

– Как соседка?

– А Яна, она перекусила, так, что не волнуйтесь.

– Спасибо от всей нашей группы. Они хотят в воскресенье сделать для вас маленький концерт.

– Концерт? Будут артисты?

– Ну, конечно, не столичные, а самодеятельные. Так, споют песни под гармонь и гитару, почитают стихи, может, даже станцуют.

– Здорово, давно такого не видела. Только смотрите, чтобы вас не заругали.

– Ну, мы подумали и пригласим ещё сапёров, капитан не против.

– Тогда буду ждать.

– Извините, не дадите мне попить воды? – попросила Яна.

Саша встал и, зачерпнув в корец воды, поднёс его к бледным губам. Девушка сделала несколько глотков и ладонью отодвинула ковшик.

– Благодарствую.

– Вам уже лучше, Яна?

– Да, спасибо, что о нас тревожитесь.

– На моём месте так бы поступил любой советский человек.

– А можно без лозунгов?

– Да сколько угодно. Кстати, помните я недавно обещал вам шоколадных конфет, так вот – принимайте.

– Спасибо, пока не хочется, угостите, пожалуйста, Лизу.

Он поднёс кулёк к соседке, та прихватила горсть.

– Спасибо, Александр, вы наш благодетель.

Саня вернулся к Яне и оставил конфеты около её изголовья.

– Попробуйте, ведь от чистого сердца. И потом, шоколад улучшает настроение, а значит, вы скорее поправитесь.

– Спасибо, я попробую, – и тихим голосом добавила: – Приходите завтра к вечеру, нам разрешили вставать, и мы с вами прогуляемся, больным полезен свежий воздух. Но нам надо соблюдать, так сказать, осторожность, или, как говорил гражданин Ленин, «конспирацию», чтобы вас не вышвырнули из комсомола и заодно из техникума за общение сами знаете с кем.

– Я буду, непременно.

Оставшийся вечер и весь следующий день Саша только и жил назначенным ему первым в жизни свиданием. В полдень он только занёс девушкам обед и, не задерживаясь, покинул сарай, опасаясь, что Яна передумает. С сапёром они заканчивали очередной блиндаж в полукилометре от деревни. Он спешил, чтобы пораньше выбраться к ней.