Владимир Голубев - Забытый рубеж

– Кого несёт неладная в такую лихую ночь?

– Открывайте, нам к учителям надо, по спешному делу.

– А, тоды проходите в избу, люди хорошие. Только пригнитесь, у меня низкая притолока.

Щеколда зазвенела, и следом распахнулась надёжно сработанная дверка. На гостей пахнуло духом старого, но ещё крепкого дома. Первым вошёл здоровяк, он слегка отодвинул в сторону мужика и, включив электрический фонарь, вырвал из полона кромешной темноты лавку с вёдрами, а следом дверь, ведущую из тёплых сеней, забитых доверху различным скарбом, в жилую горницу. Второй проскочил за ним следом, а третий, более смахивавший на подростка, которому старшие позволили напялить на себя военную форму, заголосил:

– А керосиновая лампа в хозяйстве имеется?

– Так есть. На кухне. Могу запалить.

– Давай, а то разобьёмся.

Войдя в жилище, здоровяк осветил фонарём комнату, где на четырёх кроватях и на лавке спали преподаватели строительного техникума.

– Поднимайтесь. Нам нужен преподаватель Андрей Аристархович Толстиков, по важному делу.

С дальней кровати приподнялся мужчина с худыми плечами и тонкой шеей и, не вылезая из-под одела, принялся шарить рукой по подоконнику, на котором была стопка сложенного на ночь белья и книги.

Последний из вошедших напрягся и заорал:

– Ну-ка руки по швам, гад! Стрелять буду.

Андрей Аристархович, так и не разобрав, к кому относится приказ, ничего не видя, настойчиво продолжал выискивать необходимые ему как воздух очки.

– Ах так!

В избе грянул выстрел. Горница заполнилась пороховыми газами, а следом и дымом. Перепуганный хозяин Капитон Ильич от неожиданности уронил на пол керосиновую лампу «летучая мышь». Керосин расплескался около печи и вскорости вспыхнул от горящего фитиля, ярко осветив вначале кухню, а после и всю избу даже через тонкую ситцевую занавеску. Жильцы в панике принялись поспешно одеваться, косясь то на пламя из-за побеленной русской печи, то на нежданных гостей около дверей.

Здоровяк гаркнул на весь дом:

– Пожар, бегом выносите Толстикова!

А сам, цепляя ногами шаткую мебель, метнулся мимо печки прямо на кухню, где попытался потушить огонь ногами и подручными средствами. Но в рукомойнике, как назло, было сухо, и залить пламя оказалось нечем. Тем временем преподаватели уже выскочили из дома, вынося учителя черчения, а попутно захватили несчастных хозяина и хозяйку, в силу возраста пребывавших в полуобморочном состоянии из-за случившегося. Старики из последних силёнок принялись голосить на всю улицу с призывами о помощи да о спасении оставшегося добра.

Вскорости кто-то в деревне ударил в набат, и тут же собралось всё население вместе с разбуженными студентами и сапёрами. До колодца было под сотню метров, вёдер оказалось мало, а крепкий дом постройки 1924 года, иссушенный на ветрах и холоде, источенный жуком древоточцем, теперь уже пылал как факел, освещая добрую половину деревни, а печальные липы и яблони в саду отливались золотым светом. На середине улицы, в пыли и пепле, в позе Будды сидел еле живой Капитон Ильич, а в его безумных зрачках плясали языки пламени. Он лишь без конца повторял одну и ту же фразу, бормоча себе под нос:

– Что ж вы дома-то стреляете по людям, будто разбойники? Я ж вас запустил как людей, подобру-поздорову.

А рядом с ним причитала на всю округу, иногда перекрикивая треск от пламени, неутешная в горе супружница:

– Капитош-а-а, потопаем мы с тобо-ой по миру-у-у да с протянутой руко-ой, на старость-то лет. Ой, я не вовремя состарилась, ой, не в нужную пору родилась. И пойдём мы широкой дороженькой, мимо ручьёв и быстрой реченьки, будем слёзы глотать сильно горькие…

Пламень разгорелся выше деревьев, в любой момент могла рухнуть крыша. Соседи и студенты, встав в цепочку, принялись поливать стены и крыши соседних изб, боясь, что нежданный пожар может шальным красным петухом переметнуться и на них. Кто-то зашептал в толпе:

– Может, немцы.

– Да, наверно, шпионы. Вон сколь о них писали и бумаги измарали.

Кто-то невидимый возражал:

– Тихо, дурни, разве не видите, «чёрный воронок» у дома стоит.

– А, тады понятно, – стали вторить сельчане.

Тем временем здоровяк в серо-зелёной гимнастёрке грубо схватил за руку мелкого коллегу и оттащил ответственного за произошедший сыр-бор под ободранный куст сирени, зашептав ему прямо в лицо:

– Ну, сержант Самбизов, что вы себе позволяете! Вы как миленький пойдёте у меня под суд. Растолкуйте дураку, зачем вы стреляли в Толстикова? Наверно, беспорядки намеревались устроить в колхозе? Вы понимаете, что колхозники нас могли запросто поднять на вилы, приняв за диверсантов или грабителей?

– Простите меня! Я подумал, он разыскивает оружие, то есть хочет оказать сопротивление и шмальнуть по нам.

– Идиот, какое оружие у учителя черчения, который и пукнуть спокойно не может, ибо спит как селёдка в бочке?

– Товарищ капитан, так вы сами нам по дороге говорили, что он, возможно, немецкий шпион, и, мол, есть надёжные сведения.

– Молчи и слушай мою команду, кусок дурака. Ищи где хочешь медика и бери справку, что Толстиков мёртв. И завтра с телом жду в Можайске. Будем дело закрывать. Как мне прикажешь докладывать в Москву, а? Что он оказал сопротивление? А если капнут, ведь там свидетелей целая изба? Прикажешь их тоже за одно расстрелять?

– Так точно. Только на чём я его повезу, товарищ капитан, на своём горбу?

– Вези на чём хочешь, но к обеду приказ должен быть выполнен, иначе загремишь под фанфары, учитывая военное время. Подумаешь, одним больше, одним меньше. Бабы ещё нарожают дураков.

– Так точно.

– Вот, уже лучше. Оставайся тут и сам объясняйся с колхозниками, а мы поехали в город. И ещё послушайте, Самбизов: попросите председателя колхоза помочь этим старикам, как-то не по-советски всё получилось.

– Так точно, скажу, а то донос на него в раз организуем.

– Ох, сержант, чую я, далеко вы пойдёте.

– Как говорит товарищ Сталин: что нашим врагам нравится, то нам вредно!

– Ты полный идиот, Самбизов.

А Толстикова положили под старой липой, которую безжалостно обкорнал пожар. Пуля вошла ему в правый бок и, пройдя тщедушное тельце, застопорила сердце. Только тёмное пятно крови на застиранной майке да прогремевший на всю деревню выстрел сообщили о причине гибели учителя, чью подрывную деятельность оборвала шальная пуля, помешав вытянуть из света во тьму горящую ещё одного врага народа. Он умер практически мгновенно, к счастью, даже не испугавшись и так и не поняв, что случилось и в чём его обвиняют. Кстати, так грезит в последние пару веков распрощаться с земной юдолью неисчислимый легион атеистов, мол, раз, и всё…

Саша и Яна шли задами деревни в сторону недостроенного колхозного свинарника, где был устроен ночлег для женщин из одного из Серпуховских лагерей НКВД 11 11 Народный комиссариат внутренних дел СССР – центральный орган государственного управления по борьбе с преступностью и поддержанию общественного порядка, государственной безопасности, а также коммунальное хозяйство и строительство, другие отрасли промышленности, а также политический сыск и право вынесения приговоров во внесудебном порядке, система исполнения наказаний, внешняя разведка, пограничные войска, контрразведка в армии. , когда на центральной улице деревенскую тишь разорвал на до и после хлёсткий выстрел.