Андрей Лютых - Битва под Острой Брамой

Повернувшись к башням спиной, Княжнин под звуки виолончели, все еще звучавшие в его памяти, зашагал к рыночной площади. Там до сих пор кипела жизнь, причем не в крытых торговых рядах, а больше в ратуше и в прилегавших к площади корчмах.

«Все же это неплохо придумано – устраивать такие вот контракты, – подумал Княжнин. – Что-то вроде ярмарки, только главный товар не гогочущие гуси и тяжелые мешки, а легкая бумага, на которой ставятся подписи. И публика, конечно, другая. И большое стечение владельцев и покупателей в одном месте, наверное, ведет к тому, чтобы на всякого рода сделки установилась справедливая цена». Впрочем, гогот, еще пораскатистей гусиного, доносился и от ближайшей корчмы. Конечно, некоторые шляхтичи приезжали сюда не столько для устройства своих хозяйственных дел, сколько ради того, чтобы несколько дней вольно пожить без жены в компании таких же гуляк да веселых девок, от которых здесь просто отбоя не было.

Княжнин решительно прошел мимо корчмы. Пост. Он даже вина не пил на обеде у Огинского. Приключений, тем не менее, избежать не удалось. Когда он проходил мимо ратуши, оттуда на улицу с криками выбежали несколько человек.

– Помогите, убивают! – вопил не кто иной, как новый знакомый Княжнина Михал Лопат, пытаясь увернуться от длинной палки, которой размахивал статный шляхтич лет тридцати в расшитой шнурами светлой куртке военного покроя. Палкой он владел неплохо, ловкими ударами отрезая Лопату путь к бегству.

– Я научу тебя, как сочинять лживые доносы! Продажный трус, не достойный звания шляхтича! – приговаривал при этом человек в военной куртке. Один его удар пришелся по спине, другой по плечу, их смягчал плотный кунтуш, но палка явно метила Лопату в непокрытую голову.

– Остановись, пан Моравский! [11] Отставной полковник литовского войска Кароль Моравский, сын простого поручика личного войска Радзивиллов и Теофилии Радзивил, родной сестры легендарного Пане Каханку. Кстати, будущий тесть последнего из несвижских Радзивиллов Доминика. – вступился за Лопата еще какой-то солидный пан и тут же сам получил увесистой жердью по спине.

– Бей Тарговицу! – кинул клич ловкач, сделавший это.

Что ж, если клич подхватят еще человек восемь, вышедших на улицу из ратуши и пока только любопытствующих, дело не кончится малой кровью. Княжнин за пару секунд хладнокровно оценил ситуацию. Ничего особенного: драка, впрочем, больше похожая на избиение. У пана Лопата оружия не было, у заступившегося за него пана на боку висели пустые ножны – наверное, уже получил палкой по руке. Все остальные, как водится, были при саблях, и у кого-то уже рука ложилась на эфес, кто-то наверняка приехал на контракты с пистолетом. Где-то в городке есть русский отряд; еще отправляясь к Огинскому, Княжнин видел на рынке двух пехотных унтер-офицеров. Но это уж будет иметь значение только при самом худшем развитии событий, в которые придется вмешаться, – Княжнин был здесь единственным человеком в мундире.

К тому же все это безобразие накатывалось прямо на него – пан Лопат узнал русского офицера и именно ему адресовал свои мольбы о помощи. В следующую секунду палка, оставившая на нем уже несколько синяков и ссадин, перестала быть грозным оружием в руках того, кого назвали паном Моравским: Княжнин перерубил ее одним взмахом своей шпаги прямо у Моравского в руке – едва не состриг тому ногти. Пока шляхтич недоуменно смотрел на улетевший бабочкой обрубок своего кия, Княжнин следующим взмахом шпаги уполовинил жердь в руках и у его товарища. А еще через секунду, посчитав, что у того остался еще слишком длинный обрубок, укоротил его еще и с другого конца. Княжнин сделал это легко, будто рубил саблей лозу на кавалерийском учении. То, что показалось обезоруженным шляхтичам каким-то колдовством, на самом деле чудом не было: настоящая боевая шпага в твердой руке – прекрасное рубящее оружие, нужно только верно приложить силу.

Описав в воздухе несколько размашистых кругов, обрубок палки падал прямо Княжнину на руку. Тот спокойно, не отводя пристального взгляда от пана Моравского, парировал его под ноги гардой.

– Драться палками достойнее для шляхтича, чем писать доносы? – сказал Княжнин с укором.

– Эти подлецы не стоят того, чтобы марать о них полковничью саблю! – с пылом ответил пан Моравский.

– Ну так и оставьте свою саблю в ножнах, – потребовал Княжнин, сам, тем не менее, оставляя свою шпагу в боевой позиции. И было не похоже, чтобы кому-то здесь хотелось попробовать скрестить с нею свой клинок.

– Арестуйте его, пан Княжнин! – воскликнул осмелевший пан Лопат.

– А вы, ежели пожелаете уладить с этими господами свои дела, меня в секунданты не зовите, не соглашусь, – холодно ответил ему Княжнин. – Вы знаете, где здесь русский гарнизон?

– Я знаю, барин! – обрадовался возможности помочь вдруг откуда ни возьмись появившийся Андрюха.

– Идемте, пан Лопат и вы…

– Судья Флориан Войнилович, – представился второй побитый.

– И вы, судья. Я провожу вас под защиту российских солдат.

– Предатели и доносчики могут жить только под московской защитой, позор!

– Хотели нас упечь в Сибирь и завладеть нашим имением! – кричали с площади, желая еще немного помахать кулаками после драки.

Не обращая внимания на слова, остерегаясь только, чтобы вдогонку не полетела пуля, Княжнин торопился скорее увести тарговичан подальше. Андрюха уже хорошо ориентировался в городке, он уверенно вел отступающих каким-то кружным путем мимо костела, мимо имевшегося чуть ли не в каждом европейском городе дома Радзивиллов, к православной церкви и дальше по улице, ведущей в сторону Гродно. Там располагался штаб российского гарнизона, которым командовал премьермайор Барклай де Толли [12] Тот самый, будущий военный министр России и герой войны 1812 года. .

По дороге пан Лопат не унимался:

– Вы понимаете, какое оскорбление нам нанесено? Пан Войнилович был от Новогрудка послом на Гродненском сейме, я – член Постоянной рады! А они – бывшие, вот и завидуют нам. Бывший полковник и бывший великий стражник литовский.

– Как вы сказали? Великий стражник? Это чин такой? – вдруг заинтересовался Княжнин.

– Да, чин. При короле или при великом князе. Отвечает, особенно когда король при войске, за его стражу – караулы и прочее…

– Стало быть, я – стражник. Меня отправили сюда состоять стражником при таких вот лопатах, – грустно улыбнувшись, проговорил Княжнин.

Пан Константин Сакович при знакомстве показался Княжнину довольно мрачным, если не депрессивным, типом, что бывает свойственно мужчинам, жены которых пользуются повышенным вниманием окружающих. Но утром, когда компания отправилась в путь от подножия замкового холма, где начиналась Виленская улица, пан Константин выглядел воодушевленным и даже веселым. Княжнин решил было, что причина его веселости в том, что накануне побили Лопата и Войниловича, но немного не угадал. Сакович получил утром известие о событии поважнее. Он даже не удержался и поделился новостью с Княжниным, в общем-то чужаком. Оказывается, польский генерал Мадалинский, кавалерийская бригада которого должна была быть распущена, отказался подчиниться распоряжению о редукции и со всей своей бригадой в полном составе двинулся рейдом вдоль прусской границы от Пултуска к Кракову.