Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том второй

Каштановые, светящиеся рыжим цветом на солнце, локоны Изабеллы выбивались из-под бархатной охотничьей шапочки.

Спешившись, она подошла к обрыву.

– Синьор Пьетро, – женщина не оборачивалась, – есть ли что прекраснее моей страны?

– Только рай, ваша светлость, – отозвался Петя, – но мы туда попадем еще не скоро, если вообще попадем. Поэтому Бог, в его милости, дал нам Тоскану.

– Вы вернулись потому, что тосковали о Тоскане? – она повертела хлыст.

– Нет, – сказал он: «Нет, ваша светлость. Я вернулся, чтобы увидеть вас».

Ее голос задрожал, но женщина справилась с собой: «Вы увидели. Можете ехать обратно в Рим, или куда вы собирались».

– Нет, – Петя положил руки на ее плечи: «Никуда я сегодня не поеду, Изабелла».

Она смотрела на заходящее солнце.

– Но потом поедешь? – женщина повернулась, у него защемило сердце от нежности. Ее карие глаза блестели слезами. Глядя на нее, он не мог солгать.

– Потом, – Петя вздохнул, – да. Так надо.

– Я знаю, – отозвалась герцогиня:

– Догадалась. Тогда, – она улыбнулась, – я буду ждать тебя, Пьетро. Столько, сколько придется.

– Обними меня, – попросил Петя. На него повеяло ее запахом, расцветающими розами.

– Пойдем, – Изабелла кивнула на башню.

Он еще не верил, не мог поверить. Наложив засов на тяжелую дверь, женщина повернулась к нему.

– Когда я тебя увидел, – сказал Петя, – я решил, что никого иного мне в жизни не надо.

– Я тебя старше, – тихо сказала женщина.

– Мне наплевать, – ответил он: «Наплевать на Орсини, на папу римского, на тосканское герцогство и английскую корону. Я хочу жениться на тебе, и женюсь, хоть бы мне пришлось перевернуть весь мир!»

– Не кричи, – рассмеялась Изабелла.

Петя привлек ее к себе: «Прости. Я ехал сюда, представляя себе, как красиво я встану на колени и признаюсь тебе в любви».

– Нет, – покачала головой женщина: «Ты не из тех, кто любит, стоя на коленях, Пьетро».

Он погладил ее по теплой щеке: «Ты все обо мне знаешь. Возьмешь меня таким, каков я есть, Изабелла?»

– О да, – шепнула она: «Потому что мне тоже, Пьетро, не надо никого иного, только тебя». Она поднесла к губам его левую руку: «Очень больно было?».

Он кивнул: «Я был один и боялся, что умру».

– Ты никогда больше не будешь один, – Изабелла поцеловала его. Петя прижал ее к себе, сильно, так, что у нее перехватило дыхание:

– Да, – сказал он, – наконец-то.

Вернувшись на постоялый двор на рассвете, он бросился на кровать. Все вокруг пахло розами и мускусом. Он застонал, уткнувшись в подушку, представив себе ее, вспомнив, что она шептала ночью, когда над холмом взошла низкая луна, когда летучие мыши заметались быстрыми тенями среди олив.

Солнце показалось на горизонте, она коснулась губами его виска: «Пора».

Зашуршали шелковые юбки. Петя не открывал глаз: «Ненавижу, когда ты одеваешься».

Он приподнялся на локте: «Иди сюда». Изабелла присела рядом. Петя аккуратно заплел ей косы.

– Я приеду, как только получится, – он помолчал. Изабелла потерлась щекой о его ладонь: «Писать нельзя?»

– Нельзя, – ответил он: «Прости».

Он потянул к себе перо и бумагу. Петя сначала нацарапал по памяти что-то из Петрарки, но разорвал записку. Невозможно было чужими словами говорить о своей любви. Закончив, он перечитал сонет. Это было плохо, очень плохо, но это было свое.

Подписавшись: «Tе amo», он запечатал конверт.

Степан вытащил шлюпку на белый песок. Над морем вставал рассвет. С прошлого года здесь ничего не изменилось. Что бы ни происходило в большом мире, остров оставался таким же безлюдным.

Вымыв руки в ручье, он пошел вглубь леса. Хижина была крепкой, топором он владел на совесть. Ему казалось, что внутри пахнет Беллой, цветами в летнем солнце, но это был только мираж.

Опустившись на земляной пол, он закрыл глаза. Степан опять пожалел, что разучился плакать с того времени, когда держал ее, умирающую, в объятьях.

Отложив книгу, Петя прислушался. Сквозь раскрытые ставни доносился грустный звук виуэлы. В порту стояла тишина. Послеполуденная жара спустилась на Порт-Рояль, женский голос звучал одиноко, словно не было больше никого на целом свете:

Descansa en el fondo del mar, verdes como los ojos.

Su nombre era Isabel, ella muria por amor.

Бросив на стол монеты, Петя спустился к берегу. Не было сил не думать о ней, бывшей так далеко, за океаном, за просторами земли. Он пропустил меж пальцев напоенный солнцем песок:

– Та, что умерла из-за любви, – Петя помотал головой: «Не позволю».

Вечером труп ее мужа выбросили в море. Белла отвернулась: «Не сейчас». Степан ждал ее три года, но увидев горький огонь в зеленых глазах, кивнул: «Оставайся здесь. Я пойду на палубу».

Отстояв ночные вахты, на рассвете он уложил вещи.

– Я и не знала, что бывает такое счастье, – сказала Белла, сидя в шлюпке. В ее взгляде Степан все равно заметил боль.

Стоя на пороге маленькой хижины, Белла повернулась к нему. Опустив голову, девушка проговорила: «Ты должен все знать. Прежде чем…»

В свете костра на ее щеках блестели слезы. Они долго молчали. Наконец посмев прикоснуться к ней, Степан взял нежную руку: «Прости меня».

– Я ненавидела это… – Белла не договорила, Ворон увидел ярость в ее взгляде.

– Я не хотела, чтобы ты взял меня такой, – ее рот дернулся, – с плодом насилия. И я знала, что если он родится, я буду всю жизнь смотреть на него и видеть его отца!

Повернувшись спиной к Степану, она рванула платье. Шелк затрещал, его ослепило белое сияние узкой спины, с заживающими рубцами от плети.

– Белла, – он был не в силах заключить ее в объятья: «Я должен был забрать тебя три года назад. Ничего этого бы не случилось. Прости, любимая».

Она уронила голову в руки: «Я молилась, Ворон, чтобы выкинуть. Это грех, но я молилась Мадонне и всем святым. Они меня услышали, только, – Белла вздохнула, – не сразу. Не хочу об этом вспоминать».

Той московской осенью, Степан просыпался каждую ночь от криков сестры, словно стонал подранок, прося смерти.

– Не надо, – он положил руки ей на плечи: «Все кончилось, Белла. Теперь я всегда буду с тобой».

– Я вся твоя, – она провела сухими губами по его щеке: «Ведь ты такой один, Ворон».

Он, еле сдерживаясь, попросил: «Пойдем».

Утром он спал долго, отсыпаясь за все ночные вахты, а когда открыл глаза, то Беллы рядом не оказалось. Перевернувшись на другой бок, с намерением поспать еще, он почувствовал что-то холодное.

– Давай купаться, – шепнула Белла. Она скручивала в узел потемневшие от воды волосы.

Степан, легко пристроил ее на себя: «Более ты у меня никуда отсюда не выйдешь, жена».

– Я в тюрьме? – в глазах девушки заблестел смех.

– В рабстве, – Ворон закинул руки за голову: «У очень строгого хозяина, предупреждаю».