Леонид Подольский - Идентичность

Кафе «Московское» посетили уже в новое время, ровно четверть века спустя. Зал оказался совершенно пуст, лишь за одним столом сидела случайная, явно не московская парочка, видно, не слишком богатая и в полной растерянности героически тратила деньги. Цены были настолько кусачие, что пришлось ограничиться бокалом вина.

Это была уже другая Москва, новорусская, шальная, бандитская, ельцинская. А в той, прежней, просыпаясь от живого боя курантов по утрам и видя Кремль за окном, за Большим Москворецким мостом – старинные башни с рубиновыми звездами в самом сердце великой страны, где словно оживала история – в той Москве, величественной и прекрасной, восьмисотлетней, Лёня мечтал жить. И Валечка тоже. Москва была как огромный магнит: с театрами, с Ленинской библиотекой, Третьяковкой, с Музеем Пушкина, с десятками институтов, с манящими перспективами, город мечты, город любви.

Лёня даже не подозревал, что осуществление его мечты так близко…

В те каникулы в Москве, в номере гостиницы «Бухарест» – там ныне пятизвездочный недоступный «Балчуг» – Лёня сделал Валечке предложение, и их губы слились в поцелуе – надолго, навсегда…

Потом они отправились в буфет – отметить. Лёня набрал кучу закусок, они пили вино, произносили тосты, шептали нежные слова, целовались, любуясь, смотрели друг на друга, словно видели в тот день впервые – о, как красива была Валечка в ореоле нежной своей женственности, как притягательна – он умирал от восторга и от гордости первой настоящей мужской победой; среди множества мыслей, пьяных, радостных, пробивалась главная: «А ведь это – любовь! Это и есть любовь!» – ему было так хорошо, что не хотелось спускаться на землю, но сквозь восторг и радость он услышал голос Валечки:

– Лёнечка, ты думал, где мы будем жить?

– Давай в Ставрополе. У меня намечается ординатура, ты переведешься к нам в институт. У меня мама спокойная, не будет нам мешать.

– Ладно, посмотрим… – только потом он догадался, что у Валечки созрел совсем иной план. Скорее всего, она этот план уже обсуждала.

…План этот оказался связан с Валечкиным двоюродным братом. Он, этот Василий, все мог. Лёне даже просить ничего не было нужно. Он и не просил никогда. С Василием он не был близок. Что-то лежало между ними – разница в годах, в положении, в связях, в знакомствах, но, наверное, еще больше – статьи Василия, книги, может быть, диссертация, в которой он вовсю ругал сионистов, а может то, что Василий работал в ЦК, а значит – чужой, сталинец, наверняка сталинец. Хотя чем больше Леонид его узнавал – видел редко, всего несколько раз, больше от Валечки – тем больше казалось ему, что – флюгер. Человек без убеждений. Хотя и сталинец тоже, потому что все они – сталинцы.

Сталин и создал этот тип вместо ленинского интеллигентного фанатика – сталинский: малообразованный, малограмотный, чуть что – кулаком по столу, чуть что – мат или хуже того: расстрелять. Ванька-марксист, никогда не читавший Маркса в первоисточнике. Раб по натуре, хам, из кухаркиных детей 201, но напыженный и самоуверенный от этой своей всемирно-исторической миссии.

Вот этого раннего сталинца-хама со временем сменили другие. То был продукт эволюции – образованщина, у этих не было ни прежних убеждений, пусть и диких, ни прежней силы; имелись лишь прежний форс и бюрократическая выучка. Они – непогрешимые, они – партия, а партии можно все. Партия заменяла им все моральные установки, совесть и честь.

Только и этот сталинский тип со временем подвергся коррозии. Чем больше о н и в процессе эволюции приобретали культуру и образование, хотя и не слишком, тем меньше оставалось в них преданности и силы, но больше обнаруживалось верткости.

Вот и Василий. Он, скорее всего, принадлежал именно к третьему поколению сталинцев. Выходец из комсомола. Он и в ЦК сошелся с комсомольцами, с гвардией Железного Шурика 202. Конечно, не на первых ролях. Вот это, что не на первых, его и спасло – на время. После инцидента в Монголии 203, а особенно после выступления Егорычева 204, он понял, что нужно вести себя тише, отойти, держать дистанцию. Да и Голубов советовал, пока был жив. Василий старался, маневрировал, пытался найти покровителя, в какой-то момент начал дружить с партийными либералами, но снова ошибся – те проиграли. Когда Яковлева за статью в «Литературной газете» 205 отправили послом в Канаду, кто-то донес, и Василию сразу припомнили все: и болтовню Месяцева, и недоносительство, и поддержку Яковлева – словом, загремел Василий в Новосибирск.

Но это все позже было. Лёня учился уже в аспирантуре, когда лишился могущественного покровителя. Но и до того – никогда не просил. Они обсуждали с Валечкой, а Валечка шла к Светлане, жене Василия, вот уж светлый, легкий, доброжелательный человек. Очень любила Валечку. Валечка ей как младшая сестричка. Светлана и говорила мужу и тот все делал беспрекословно… Впрочем, Василий и сам любил сестричку. Валечку все любили.

Накануне отъезда Валечка пригласила Лёню к Лисицыным. Она, похоже, уже все обговорила, только не сказала Лёне. Так что ему оставалось лишь познакомиться с будущими родственниками.

– Ты только не начинай с Васей разговор о политике, – попросила Валечка. – А если он начнет сам, старайся не спорить. У них там в ЦК не тишь и гладь, постоянные склоки. Вот Вася и нервничает. Не знает, к кому приткнуться. Думал, Шелепин победит, а оказалось – недалекие люди. Неумные.

– Хорошо, – сразу согласился Лёня. – Можно потерпеть. – Любопытно было, как там происходит, в этой тайная тайных, что там за люди, как готовятся и х вечери, от которых сотрясает весь мир, кто и с кем перетягивает

т а м канат, но – потом, он еще успеет. Пока не до того было. Все же ЦК…

…И вот он на Кутузовском. Дом как дом, восьмиэтажный, кирпичный, серый, темный в ранних зимних сумерках. И во дворе – метет, свистит; к реке, едва не цепляясь за голые, похожие на привидения, деревья, сползают низкие, унылые облака. Неприютна, темна столица полумира. Не для людей.

Подъезд как подъезд, только сонный милиционер в будке – шутка ли, в соседнем доме в это время вечеряет генсек. И квартира как квартира: просторная, хотя и трехкомнатная, в гостиной стоит «Мираж» – на такие гарнитуры, Лёня видел, писалась длинная очередь в мебельном магазине. Валечка на мгновение обнялась со Светланой, а вот и сам – Василий Илларионович в заморском спортивном костюме.

После выпитых походя парочки рюмок коньяка Лёня почувствовал себя как дома: прекрасные родственники, теплые люди. Культурные. Собрания сочинений один к одному. Рядом с Лениным – «ИМКА-пресс» и «Посев», Солженицын и Синявский с Даниэлем.