Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга четвертая

– В науке они разбираются, – хмыкнул Инге, – но понятно, из какого института они явились на самом деле. Научное учреждение находится на Лубянке, в Москве… – сопровождение к Инге приставили на пересадке в аэропорту Внуково. Комитетчик, хорошо говоривший по-английски, отрекомендовался сотрудником Академии Наук:

– У сопровождающих Тупицы визитки служащих Министерства Культуры… – Инге взял русскую сигарету из пачки с золотым обрезом, тоже из багажа свояка, – дело шито белыми нитками, как говорит тетя Марта… – он покинул Хитроу один.

Инге взял билет на коммерческий рейс. Из соображений безопасности миссис М не могла показываться в аэропорту. Сабина, прилетев с Инге в Лондон, осталась в Хэмпстеде:

– Когда я уезжал в аэропорт, она еще дремала… – Инге закрыл глаза, – я ее целовал, не мог оторваться… – он не хотел, чтобы жена провожала его:

– Мало ли что, – угрюмо сказал Инге ночью, – русские могли за мной следить. В Израиле их рядом со мной нет, Моссад свое дело знает. Коротышка клянется, что в стране они не появлялись, а здесь… – он провел губами по ее теплому плечу:

– Здесь они могут так замаскироваться, что даже тетя Марта их не найдет… – он не собирался подвергать жену даже малейшей опасности:

– Уезжай к Лауре в обитель, вместе с мамой… – подытожил Инге, – там деревенский воздух, тишина, спокойствие… – монахини содержали уютную гостиницу. После Хануки и свадьбы Аарона Клара возвращалась к оформлению спектаклей. Театр Олд Вик заказал ей декорации и костюмы к постановке новой пьесы Теннесси Уильямса:

– Мама займется сценографией, ты курортной коллекцией следующего года… – он поцеловал жесткие кончики ее тонких пальцев, – модные магазины ждут твоих аксессуаров… – табак Инге держал в замшевом мешочке, искусной работы жены, с вышитыми норвежскими узорами:

– Как на рубашке, которую Сабина подарила мне в двенадцать лет… – подумал Инге, – мама Клара не выбросила вещь, хранит и посейчас. Рубашку могла носить наша девочка, наша Констанца… – сердце привычно заныло. Набив отцовскую трубку, вдохнув ароматный дым, Инге справился с собой:

– В общем, в преддверии двадцать второго съезда… – он указал на бьющийся под ветром кумачовый лозунг на проспекте, – русские окончательно избавляются от имени Сталина… – Тупица повел глазами в сторону молчащей радиолы, за кабинетным роялем черного лака. Инге отмахнулся:

– Пусть слушают. На семинарах я говорю, что Сталин отправил здешнюю кибернетику в глухую опалу, а теперь СССР безнадежно отстает в развитии компьютеров… – комитетчики переводили Инге, даже не моргнув глазом. В Академгородке компьютеры, как в Америке послевоенных времен, занимали целые комнаты. В Институте Вейцмана Инге работал на IBM 7090. Операционная консоль помещалась на столе, сам компьютер располагался всего в нескольких шкафах. Глядя на ворох нот свояка, Инге отчего-то сказал:

– Лет через двадцать… – он поправил себя, – нет, через тридцать, все твои выступления можно будет заказать в особой цифровой библиотеке. Все набьют на перфокарты, или нет… – он задумался, – к тому времени появятся новые источники информации, но не магнитные ленты, а что-то еще. У лазеров большое будущее. И вообще, – Инге допил коньяк, – через тридцать лет компьютер мы положим в портфель… – Генрик потянулся к инкрустированному малахитом телефону:

– Загибаешь, как мы говорили в Польше. Но я надеюсь, что получу авторские отчисления от всех заказчиков перфокарт. Иначе им придется иметь дело с мистером Бромли, защитником моих исполнительских прав… – он рассмеялся:

– Пока что мы закажем ужин в номер. Как вас кормят в Академгородке? Наверняка, по студенческим рационам… – Инге весело отозвался:

– В Академгородке по академическим. В шарашках… – он хорошо выучил русское слово, – докторам наук полагалась дополнительная порция сливочного масла. Значит, я получил бы две пайки, как дважды доктор… – он подмигнул свояку:

– Не звони, я доберусь до ресторана. Хотя бы разомнусь, на семинарах мы гуляем от кафедры до доски и обратно… – снег еще не лег, на лыжах Инге было никак не походить. Он несколько раз выбирался в университетский бассейн:

– Для плавания тоже надо улучить час, а, по правде говоря, в сутках их всего двадцать четыре… – Инге вышел в устланный ковром коридор, его так называемый шофер немедленно вскочил со стула. Доктор Эйриксен получил в свое распоряжение черную, быстроходную «Волгу»:

– Тупице выдали похожую, только кремовую, – вспомнил Инге, – но куда ему ездить? Гостиница в пяти минутах от оперного театра и консерватории… – в оперном театре на следующей неделе организовывали торжественный прием в честь свояка. Передавая Инге конверт с приглашением, Генрик озабоченно сказал:

– Смокинга у тебя нет, но в СССР их и не надевают… – Инге потрепал его по плечу:

– Не волнуйся, Сабина не отправила бы меня сюда в обносках… – в Лондоне Инге сходил с Волком к его портному на Сэвиль-роу:

– Встречают по одежке, – наставительно сказал дядя, за обедом в бывшем подвальчике Скиннера, – провожают по уму. Ты у нас парень умный, на рожон не полезешь… – о шарашках Инге расспрашивал осторожно. Ученые старшего поколения, вышедшие на свободу несколько лет назад, не отличались словоохотливостью. Инге, тем не менее, услышал об инженерной шарашке на Татарском проливе, куда отправляли только женщин:

– Тетя там сидела, но мы и так это знаем, – вздохнул он, – однако где она сейчас? Тетя Марта считает, что это бесплодные усилия, что тетя и дядя Джон мертвы…

В гостинице было жарко. Инге приехал в Новосибирск, не переодевшись после семинара, в потрепанном свитере с заплатками на локтях и синих джинсах. Стащив через голову джемпер, он порадовался свежей рубашке:

– Кто их знает, – хмыкнул Инге, – на вывеске написано, что гостиница высшего разряда. Возьмут и не пустят меня в ресторан в таком виде. Это не столовая в аспирантском общежитии… – сунув свитер в портфель, он сообщил так называемому шоферу:

– Я в ресторан, за ужином. Заказать вам кофе… – парень смутился:

– Что вы, доктор Эйриксен, неудобно… – Инге отмахнулся:

– Ерунда. Вы на работе, вам некогда выпить кофе… – ожидая лифта, он подумал:

– Парень неплохой, но если он получит соответствующий приказ, он вколет мне какую-нибудь дрянь и доставит на аэродром. Очнусь я в бараке за Полярным Кругом, без имени, с одним номером. Ладно, хватит себя накручивать, дважды доктор наук… – Инге ступил в ярко освещенный лифт. Его сопровождающий поднял трубку внутреннего телефона:

– Начинаем, – тихо сказал офицер, – пошел первый этап… – звонок застал Генрика за изучением перевода хвалебной рецензии на его вчерашний концерт, в местной «Вечерке»: