Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая

– С осени ничего не было, а отсюда я лечу в Москву. Профессор подождет, ничего страшного. Но надо найти кого-то, для здоровья… – похлопав себя по щекам, собрав волосы в хвост, она нащупала ногами ботинки. Подол платья задрался, Циона провела рукой по черному нейлону чулка:

– Совещание большое, будут молодые офицеры. Товарищ Мендес заслужила отдых. На даче, наверняка, есть баня. Надо вызвать мастера, привести в порядок волосы, ногти…

Шлагбаум поднялся, створка железных ворот отъехала в сторону. ГАЗ скрылся за мощной оградой дачного поселка.

За окном большой кухни девичьего этажа общежития политехнического института покачивалась деревянная кормушка для птиц. Красногрудый снегирь, схватив кусочек замороженного сала, вспрыгнул на запорошенный снегом карниз. День оказался серым, туманным, но теплым.

Люда Дубинина открыла форточку:

– От плиты будет жарко, – объяснила девушка, – не шутка, сварить две сотни пельменей сварить… – на вечеринку приходила вся будущая туристическая группа. Склонившись над засыпанным мукой столом, Маша раскатывала тесто:

– Семь парней, а всего двенадцать человек. Саша Гуревич еще навещает родственников, товарищ Золотарев, инструктор городского клуба, встретит нас в Ивделе… – девочки, Люда и Зина Колмогорова, показали Маше на карте будущий маршрут. Через два дня, двадцать третьего января, они выезжали на пригородном поезде на север области, в Серов:

– Пересаживаемся на узкоколейку… – Зина Колмогорова водила пальцем по карте, – и отправляемся в Ивдель. Дальше рельсы не идут, – девушка улыбнулась, – товарищ Золотарев организует грузовик, в деревню Вижай… – после ночевки в Доме Колхозника им предстояло пройти на лыжах к горе Ортотен:

– Не больше пары сотен километров, в общей сложности, – небрежно заметила Зина, – но у вас в Куйбышеве такого снега не бывает… – Маша, обиженно, отозвалась:

– Бывает и побольше. Ты видела, что я отлично хожу на лыжах… – комната Зины и Люды больше напоминала склад туристического снаряжения. Согласно путевке, Маше полагалась свободная койка в спальне, где жило восемь девушек. Задобрив вахтершу шоколадкой, из собранного матерью пакета, Маша получила разрешение обосноваться на пустующей кровати в комнате девушек:

– Наши соседки уехали домой… – Зина рылась в груде ботинок, – когда мы вернемся из похода, переберешься на положенное место… – к рюкзаку девушка успела пришить кумачовый квадрат:

– Студенческий лыжный пробег в честь XXI съезда КПСС… – Маша сделала себе такой же:

– Рюкзак у тебя хороший, – со знанием дела сказала Зина, – видно, что импортная вещь. У нас такие есть только у альпинистов. Они ездят в Польшу, в Болгарию, на совместные восхождения, с тамошними спортсменами… – Маше стало неловко. Рюкзак она выбрала по заграничному, глянцевому каталогу, на английском языке. Пухлое издание снабдили страницами машинописного перевода, на русский, но Маша отлично владела тремя языками:

– Как говорит мама, – невесело подумала девушка, – моя дорога ясна. Золотая медаль, филологический факультет университета, красный диплом, замужество… – она вспомнила тихий голос Ивана Григорьевича Князева:

– Не блуждай в тьме, Мария. Ты вышла к свету, благодаря Иисусу, Богоматери, и своей святой заступнице, однако твоя дорога не закончена… – Маша понятия не имела, где сейчас Иван Григорьевич:

– Прошло больше двух лет, – поняла девушка, – он и тогда был пожилым человеком. Прощаясь, он говорил, что обязан выполнять долг христианина. И Зою нам спасти не удалось. Она, наверное, умерла, бедняжка, как и матушка Вера… – о смерти медсестры, в женской колонии, Маше сказал священник, отец Алексий. Маша не могла открыто ходить даже в окраинную церковь, но отец Алексий и его жена приглашали ее по воскресеньям на чай. Священник жил в коммунальной квартире:

– Детей нам Бог не дал, – коротко сказала матушка Надежда, – вернее дал и забрал. Тем более, батюшка десять лет отсидел, от звонка до звонка… – чай они пили дешевый, матушка Надежда пекла серые коржики, но Маша любила приходить в чисто прибранную комнату, с лампадками у образов:

– Отец Алексий читает Евангелие, мы разговариваем… – убирая рюкзак, она коснулась тайного кармана, с крестиком и семейным кольцом, – но маме или девочкам о таком не расскажешь. Они не поймут, среди молодежи нет верующих. Вернее, есть, но в газетах о них печатают фельетоны, о религиозном дурмане…

Мать показала Маше старинное распятие, из тусклого золота, с изумрудами:

– Когда Марта подрастет, я ей отдам вещицу, – заметила Наталья, – все-таки, ее родовая ценность. Наверное, ее отец с матерью были немцами, бежали сюда от Гитлера. Крестик они захватили, как память… – Маша сдула со лба прядку белокурых волос:

– Еще полсотни пельменей, и дело в шляпе. Хорошо, что у девочек нашлось мясо… – кусок мороженой говядины достали из-за окна:

– Папа привез, из колхоза, – объяснила Зина Колмогорова, – в городе такого мяса… – девушка оборвала себя, Маша подумала:

– Она хотела сказать, что не достать. Я вообще не хожу в магазины, и не знаю, что там продают… – кухонными делами в особняке Журавлевых занимался повар. Ткани мать выбирала по каталогу, им привозили белье, чулки и сумки. Маша ездила на примерки в закрытое правительственное ателье. Школьные платья ей и Марте сшили из лучшей итальянской шерсти, цвета желудей, фартуки они носили шелковые.

Зина Колмогорова ловко резала вареную картошку для винегрета:

– Соленые огурцы тоже домашние… – девушка выудила один из банки, – моя мама их в кадке ставит, по-старинному, с хреном и вишневым листом… – Люда Дубинина принесла к столу миску вареной свеклы и моркови:

– Мальчики обещали селедку и еще кое-что… – Зина подмигнула Маше, – в походе сухой закон, но за успех пробега надо поднять стопку. Думаю, у тебя все получится. Насчет куйбышевской зимы, – девушка улыбнулась, – я шучу. Я не сомневаюсь, что у вас есть снег… – отправившись с Машей на берег Исети, девушки оценили ее лыжную технику. Маша покраснела:

– Я вообще не пью… – Зина отмахнулась:

– Мы тоже. Парни принесут бутылку портвейна, каждому достанется по наперстку… – кроме пельменей, винегрета и селедки на стол ставили лимонад. Люда спустилась в ближний магазин, на первом этаже унылого, общежитского здания:

– Она принесла вафли к чаю, успела, – Маша взглянула в окно, – сейчас что-то выбросили, как говорится… – очередь змеилась по снегу. Женщины притоптывали ногами, в валенках и сапогах, надвинув на лица шарфы:

– Вроде и не холодно, но ветер сырой… – в конце Маша заметила невысокую девушку в тулупе, с кошелкой, – бедняжка, у нее ребенок на руках. Хоть бы ее вперед пропустили, хотя многие стоят с детьми… – рядом чиркнула спичка, Зина затянулась папироской: