Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

Гостиная благоухала цветами. Теплый осенний ветерок свободно струился сквозь высокие, настежь раскрытые окна, шаля и играя с портьерами и хрустальными подвесками люстр.

Через некоторое время пригласили за стол.

Маркиз, проявив характер и оттеснив соперников, повел мадемуазель д ’Ирсон к ее месту. Она над чем-то смеялась, по-детски непосредственно и безудержно. Проходя мимо Рубанова, даже не глянула в его сторону.

«Серьезная штучка! – вздохнул Максим. – Мне бы кружевницу, как у Оболенского, с ней бы мы быстро сплели фламандские кружева…»

Между тем за столом поднимали тосты за именинницу. К радости Рубанова, место ему отвели неподалеку от Анжелы.

«Наверное, Анри Лефевр похлопотал, то есть граф де Сентонж», – подумал он.

Как осмысленно ни пил Максим, но старуха Клико сделала свое дело. В голове слегка зашумело. «Сейчас произнесу тост», – решил он и стал строить в уме лестницу из напыщенных фраз.

– Месье! Вы не хотите отведать устриц? – услышал Максим и, подняв глаза, встретился с ироничным взглядом маркиза. – Мечтаете о свинине с водочкой? – сделал тот предположение развязным тоном.

Анжела чуть усмехнулась.

Максим собрался нахамить, но неожиданно действительно до ужаса захотел водочки с копченой свиной грудинкой. Аж слюнки потекли. Улыбнувшись, он произнес:

– Неправда, месье. Я действительно мечтаю об этих прекрасных, нежных устрицах, но не волен в своих желаниях, – постарался сосредоточить алчный блеск глаз, в которых отсвечивало названное маркизом блюдо, на жирненьких улитках.

На вопросительный взгляд француза ответил, стараясь, чтоб его услышала недоступная Анжела.

– Во время Бородинской битвы… Кстати, как храбрый солдат, вы, видимо, принимали в ней участие?

Маркиз покраснел.

– Я пацифист! – гордо воскликнул он, роняя устрицу на свои панталоны и стискивая зубы.

«Так тебе и надо!» – подумал Максим и, как заправский инквизитор, продолжил пытать де Бомона:

– То есть вы служили в Париже по интендантской части?.. – уточнил он, впервые вызвав интерес у загадочной д’Ирсон.

На этот раз она с трудом сдержала смех, решив, что он звучал бы нетактично по отношению к маркизу.

К их разговору внимательно прислушивались конкуренты де Бомона. А уж они-то не сочли нужным сдерживать эмоции и неприлично, с откровенным цинизмом рассмеялись.

– Не обижайтесь, милейший Жан, ведь это всего лишь безобидная шутка, – окончательно расстроила маркиза соседка. – Так что же во время Бородинской битвы? – спросила она Рубанова, и ангелы затрубили в серебряные Георгиевские трубы, жалованные недавно царем конногвардейскому полку.

«Заинтересовал, заинтересовал, заинтересовал!» – возликовал Максим. – Спокойно. Не суетись, господин ротмистр».

– Дал клятву, – безразличным тоном, с трудом скрывающим радость, сообщил он. – И произнес ее во время жесточайшего обстрела, когда известные своей меткостью французские артиллеристы картечью выбили половину моего эскадрона…

– Да уж! – гордо заметил один из гостей. – Стреляли мы на славу.

– Ради всего святого, не перебивайте, месье. Это же некрасиво! – произнесла мадемуазель д ’Ирсон.

В ту же минуту вездесущие ангелы выклянчили у вахмистра полковые барабаны и с бодрым восторгом застучали в них.

Так же стучало сердце Максима. «Только бы не расплыться в дурацкой улыбке… Ох как мне плохо! Я – сирота!..»

С серьезным видом продолжил, на этот раз глядя мимо Анжелы на другую юную даму:

– Когда рядом со мной снопами валились товарищи, я поднял в безнадежной опустошенности окровавленное лицо к небу и воскликнул: «Го-о-споди! Коли останусь в живых, клянусь Тебе, что в рот не возьму этих прекрасных, вкусных, питательных, толстеньких устриц!»

– И Бог вас, конечно, услышал в таком грохоте? – встрял несколько оттесненный со своих позиций маркиз.

– Ну я же сижу сейчас с вами… Всевышний услышал и послал на помощь полковника Анри Лефевра, успевшего в последний момент спасти меня, когда я, израненный в неравном бою, рухнул к копытам коня.

Граф де Сентонж скромно потупился, думая про себя, что нашел талантливого ученика.

– Мадемуазель д’Ирсон! Разрешите пригласить вас на тур вальса, – решил взять быка за рога Максим.

– С удовольствием! – дала она согласие.

В великом горе маркиз де Бомон растоптал упавшую с панталон на ковер устрицу, подумав, что лучше бы Бог в тот момент маялся глухотой.

– Вы танцуете, словно грациозная нимфа… – нежно произнес Рубанов, прижимая к себе партнершу.

Парады размяли его ноги, и танцевал он превосходно. К тому же вальс являлся его давнишним коньком.

– Никогда не встречал столь пластичной партнерши с легкой поступью и отточенной плавностью движений, – учтиво произнес он.

Но все это показалось капризной Анжеле весьма банальным. Ей стало скучно. Прошло напряжение, вызванное любопытством, и она вспомнила, что танцует с оккупантом.

Остаток вечера высокомерная д’Ирсон не обращала на Рубанова абсолютно никакого внимания, словно его и вовсе не существовало.

Однако граф де Сентонж был доволен результатами, с чем и поздравил ученика.

– Вы подаете великие надежды, мой друг, – похвалил он его.

– Учитесь говорить комплименты, – продолжил обучение на следующий день де Сентож, – а самое главное, никогда не отчаивайтесь. Помните, что заставить мужчину страдать – любимое занятие светской львицы. Главное, она обратила на вас внимание – а это уже является несомненной победой. Вы разбили ее безразличие.

Ваше замешательство, бессонница и выкуривание множества трубок лишь развеселят ее, и она посчитает дело сделанным. Вы станете ей скучны и неинтересны. Мадемуазель д ’Ирсон решит, что выиграла сражение без войны, что вы от нее зависимы…

Показать женщине свою зависимость – верный путь к расставанию, а вы еще даже не встречались.

Добейтесь того, чтобы она сама нервничала по вашему поводу…

Но главное, не забывайте про лесть. Ежесекундно напоминайте даме, что она богиня.

Запомните, любезный мой Максим Акимович, не существует в природе женщин, которые чувствуют себя прислугой – все королевы.

А сейчас садитесь и пишите ей письмо. Для достижения цели вы должны напоминать о себе как можно чаще. И в письме лгите, не стесняясь, о своих чувствах.

Маркиз де Бомон, разумеется, то же самое говорит ей вслух, но женщины – существа рассеянные и больше поверят написанному, нежели произнесенному. В подборе комплиментов помогать вам не стану, но советую подробно и с такими же деталями, как про Бородино, описать, что вы загнали двух коней, а лучше – трех, пока разыскали подаренные ей розы, а она столь снисходительно к ним отнеслась…