Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

– Где?! – пуще прежнего оживился де Сентонж. – Это же для меня самое интересное…

А теперь спустимся вниз, к дамам, и займемся ими! – наглядевшись на гусарско-азиатский альянс, предложил Сентонж.

Но Максим отказался.

– Мне не надо того, что само падает в руки! – гордо произнес он, развеселив графа.

– Ну что ж, поезжайте домой, – согласился де Сентонж, – а я растормошу серьезную мадемуазель Симону…

Как-нибудь мы еще сюда приедем, чтобы вы познали технику любви.

Наступил октябрь, но погода радовала теплом и солнцем.

«У нас в России сейчас, наверное, дождь вовсю хлещет…» – думал Рубанов, наслаждаясь почти летним днем.

Печалила лишь холодность Анжелы.

При встрече она коротко кивала ему, но не подходила и от разговоров уклонялась. Де Бомон просто цвел от счастья. Он больше не считал русского за соперника.

– Видите, что получилось, граф, – укорял де Сентонжа Рубанов. – Она не хочет видеть меня, потому как я не пришел на свидание. – В волнении метался он по комнате, хватая то книгу, то шляпу, то галстук, и все тут же летело на пол.

– Месье! Мы с вами уже вели разговор о нервах, – улыбаясь, наблюдал за ним граф Рауль. – Коли вы хотите победить, то не стоит нервничать. Надо смирить эмоции и подключить ум. Вся женская холодность разбивается о мужской ум. Дамы все делают чувством, даже думают душой. Поэтому, чаще задавайте себе вопрос: «Отчего не хочет видеться, а при случайной встрече отворачивает лицо и молчит?»

– Тут все ясно! И вы прекрасно знаете причину… – хмуро сел на краешек стула Максим.

– Вот что я вам скажу, мой друг. После игры на нервах самое любимое занятие светской дамы – прощать мужчину. Сейчас она переживает больше вашего. Вскоре это выльется в истерику…

Как я вас учил, подыграйте ей, утешьте ее, но не принимайте женские эмоции близко к сердцу.

Вы видели в «Экстравагантной любви», что представляют из себя женщины, – подошел он к книжной полке, поводил рукой, что-то выискивая, и вытащил небольшой томик в синем переплете. – Когда у меня изредка случались срывы в отношениях с дамами, я всегда читал «Тускуланские беседы» Цицерона, – листал он книгу. – Вот, послушайте: «Если кто поражен страстью, то для исцеления нужно показать ему, что предмет его желаний – это нечто пустое, презренное, ничтожное, чего можно легко добиться в другом месте, другим способом или совсем не добиваться…»

«Святой Иероним сказал точнее и проще!» – успокаиваясь, вздохнул Максим.

– А в вашем случае все намного обыденнее… Пройдет еще несколько дней, и она сама не выдержит этой муки. Вы далеко не безразличны ей, и главное – с вами не скучно.

Сколько она уже прощала вам? – поставил он томик на место. – Это поднимает эмоции, щекочет нервы и делает жизнь интереснее.

А с Бомоном все пресно и однообразно – театр, светский прием, бал, ресторан… Но замуж она выйдет за него! Будьте уверены.

В замужестве для женщин главное – стабильность, а для мужчин в браке – верность… Разумеется, не своя, – уточнил граф, расхаживая по комнате заложив руки за спину и напоминая профессора, читающего лекцию тупым студентам.

– Поэтому проводить время нам нравится с легкомысленными дамами, но женимся мы на скромницах, – подвел он итог.

Несколько раз Рубанов собирался поехать к мадемуазель д’Ирсон, но не решался. Чего боялся – не понимал сам: то ли насмешек, то ли иронии, то ли холодного взгляда.

Де Сентонж ходил с каменным лицом и даже не соблаговолял дать совет:

– Выкручивайтесь сами, месье, – пожимал он плечами, – а главное, побольше думайте… Завтра пятница, и она обязательно нанесет визит мадам Изабелле. Единственное, что могу сказать вам, поменьше общайтесь с Беатрис на глазах у Анжелы. Теперь это лишнее.

Столкнувшись на приеме с Анжелой, Максим поразился ее бледному лицу и потухшим глазам.

Де Бомон чуть не кувыркался перед ней, но она не улыбалась и была печальна. Забившись в полутемный угол, загнанным зверьком глядела оттуда на людей, и у Максима просто сердце защемило от жалости. Отбросив всякую дипломатию, этикет, такт и зачатки хороших манер, которые растоптала война и не сумел восстановить де Сентонж, он направился к мадемуазель д’Ирсон и, сурово глядя на сникшего де Бомона, предложил ему долго танцевать с юной Беатрис.

Ради спокойствия Анжелы маркиз был готов на любые жертвы, поэтому не стал перечить и ушел.

Не думая, видит кто или нет, – скорее всего, кто-то непременно увидел – Максим упал на колени перед Анжелой, взял ее руки в свои и, прошептав: «Я вас люблю!» – прижался к ним лицом.

Мадемуазель д’Ирсон вначале замерла, сжавшись в кресле, а затем, тоже прошептав: «Ну за что вы меня мучаете?» – горько заплакала, достав из-за манжета платья носовой платок.

Максим целовал ее руки и не поднимался с колен до тех пор, пока она не коснулась мокрыми распухшими губами его лба и не сделала попытку поднять его за плечи. Тогда он сел в соседнее кресло, предварительно промокнув ее глаза своим платком.

К несказанному горю де Бомона, Рубанов проводил ее в этот вечер домой, и они долго не могли расстаться, находя все новые темы для разговора.

В конце октября осень одумалась и обильно плакала над Парижем.

Рубанов, чтобы купить цветы перед свиданием с Анжелой, отпустил фиакр неподалеку от ее дома и тут же был наказан за легкомыслие капризной осенью.

Насквозь промокший, ступил он в знакомую гостиную и, оставляя влажные следы на паркете, зашлепал к камину.

К его огорчению, цветочная лавка оказалась закрытой, и он пришел с пустыми руками.

– Месье! – воскликнула Анжела. – Вы похожи на водяного. Быстро раздевайтесь, чтоб не простудиться, а я тем временем принесу вам халат моего папà. Они с маман уехали на три дня к родственникам, – повернулась, собираясь уходить, но Максим задержал ее, нежно взяв за руку.

– Анжела, не уходите! – положил другую руку на ее плечо и сдавил его. – Не уходите… – еще раз повторил дрогнувшим голосом, отпуская ее и замерев взглядом на мокрых пятнах, оставленных им на ее платье.

Повернув лицо к Рубанову, она попыталась вложить безразличие в горделивую улыбку, догадываясь и пытаясь скрыть радость от слов, которые сейчас услышит.

– Я люблю вас, – сказал он просто, будто сообщил, что осень и идет дождь.

Она даже несколько разочаровалась, потому как ожидала, что он снова упадет на колени.

Думая, что Анжела не расслышала, он опять положил руки ей на плечи и, приблизив губы к ее лицу, прошептал:

– Я вас люблю!..

Она закрыла глаза и потянулась к нему, ощутив вначале на щеке, а затем на губах его холодные губы. Впрочем, через секунду они стали раскаленными и жгли ее кожу, заставляя тело трепетать. Затем она почувствовала ледяную дождинку, упавшую с его волос на ее щеку, а затем другую и третью, но те уже стали горячими и обжигали ее, словно кипятком. «О-о-о! Эта чудесная пытка…»