Мишель Моран - Последняя принцесса Индии

– Слушаюсь, Ваше Высочество.

– И еще, Сита… Не бери на себя слишком много…

Меня отпустили. За дверями покоев рани я увидела Арджуна, который сменил одного из стражей. Мужчина приветливо улыбнулся мне.

– Я слышал, что вы вернулись.

Он вглядывался в мое лицо. Я знала, что должна что-то сказать о его книге.

– Много времени прошло, но Руми помог мне его скоротать, – сказала я.

– Вы ее прочли?

– Да.

– Что вам понравилось больше всего?

Я догадывалась, что Арджун задаст мне этот вопрос, поэтому заранее подготовила ответ:

– На последней странице кто-то записал свои любимые выражения? Это вы?

– Нет, я купил эту книгу в таком состоянии.

Одно из записанных в книге выражений неожиданно пришло мне на ум, и я процитировала его:

– Вчера я был умен и хотел изменить мир. Сегодня я мудр, поэтому меняюсь сам.

Не стоило так опрометчиво вести себя с рани. Теперь, пожалуй, она никогда меня не простит.

Арджун снова улыбнулся.

– Это одно из моих любимых выражений.

Пока мы говорили, я настолько приблизилась к мужчине, что могла бы коснуться его гладко выбритого лица. Опомнившись, я отступила на шаг.

– Не могли бы вы сказать, где найти Гопала-джи? Я должна передать ему кое-что. – И я показала ему письма рани. – Она предупредила, что дело срочное.

– Надо подняться по лестнице и дойти до самого конца коридора.

Когда я уже собралась уходить, Арджун спросил у меня:

– Вы сегодня вечером будете гулять во внутреннем дворике? Я хочу…

Я стояла в нерешительности.

– Я не могу принимать подарки. Как это будет выглядеть со стороны?

– О каких подарках вообще идет речь? – рассмеялся Арджун. – Я жду, что мне ответят услугой за услугу.

От удивления я раскрыла рот.

– Я познакомил вас с Руми, теперь ваша очередь познакомить меня со своим любимым поэтом, – сказал он.

Мое лицо залилось румянцем, потому что я вообразила себе совсем другое.

– Но вы не знаете английский…

– Почему вы так решили?

– Ну… А разве нет?

– Я знаю английский в достаточной мере, чтобы самому читать английскую поэзию.

Мне стало неловко.

– Почему вы мне раньше этого не сказали?

– Вы у меня не спрашивали.

Внезапно я почувствовала себя полной дурой. С какой стати Арджун не должен знать английский, ведь на этом языке разговаривают очень многие?

Когда я добралась до помещения, занимаемого Гопалом, слуга открыл передо мной дверь и сопроводил внутрь. Стены комнаты были обшиты панелями дорогого мангового дерева. В свете свешивающихся сверху масляных ламп все вокруг сверкало подобно только что вымытым женским волосам. Через каждые несколько шагов на вычурных пьедесталах стояли тяжелые бронзовые светильники. Масло в них тоже горело. Все стены от пола до потолка занимали уставленные книгами полки. В дальнем конце комнаты за письменным столом, сгорбившись, сидел Гопал. Он поднял голову и посмотрел на меня. Церемонно поклонившись, я сложила ладони в намасте, а затем протянула ему письма.

– Рани сказала, чтобы я срочно передала вам эти письма.

– Обычно этим занимается Кахини, – буркнул Гопал и посмотрел куда-то поверх моего плеча, словно я могла где-то спрятать от него Кахини. – Ты заняла ее место?

– Не думаю… Просто Кахини занята, вот Ее Высочество ко мне и обратилась, – высказала я предположение.

– Чем занята?

Гопал не сводил с меня подозрительного взгляда.

– Не знаю, – после небольшой паузы ответила я. – Меня это не интересует. Я доставила письма, как поручила мне рани. Есть ли что-нибудь для нее?

– Нет, – сердито промолвил Гопал.

Больше меня в покои рани не приглашали.

Спустя неделю пришла весть, что у рани начались схватки. Сундари отвела меня в сторону и спросила, что случилось между мной и госпожой.

– Почему рани больше не посылала за тобой после того, как ты приехала? Что у вас произошло, когда ты к ней ходила?

– Не знаю, – сказала я, хотя, конечно, все прекрасно понимала.

Сундари не сводила с меня пристального взгляда.

Поколебавшись, я произнесла:

– Наверное, я сказала нечто такое, что рани сочла неприличествующим моему положению.

– Рассказывай, – вздохнув, потребовала Сундари.

Я неохотно передала содержание нашего разговора, а потом стала ждать нареканий в свой адрес.

– Возможно, в дурга-дале ты и самая быстрая, но в придворной жизни ты вообще ничего не смыслишь. Находясь при дворе, ты не должна никому доверять. Иногда твой ближайший советник оказывается интриганом, метящим на твое место. Как можно отличить настоящего друга от врага? Сохраняя прочные родственные связи, Сита. Кахини приходится рани родней, а ты приходишь к рани в покои и плохо отзываешься о ее родне. Ты девчонка, которая совсем недавно приехала сюда из деревни. За всю свою жизнь тебя никогда не лечил настоящий лекарь…

Если бы Сундари отвесила мне пощечину, то и тогда было бы не так мучительно больно, чем произнесенные ею слова. Разумность ее доводов била не слабее кулака.

– Я больше ничего не буду говорить ни о Кахини, ни о ком-то другом, – пообещала я.

– Надеюсь, у тебя еще появится шанс. Если родится мальчик, рани, скорее всего, тебя простит.

Так оно и случилось. Боги улыбнулись Джханси. Рани родила сына. Присутствовавшие при родах служанки в один голос утверждали, что роды прошли на удивление легко.

Празднества, устроенные в честь рождения наследника, были грандиознее всего, что мне довелось повидать в жизни.

Стояло самое холодное время декабря, но, несмотря на это, улицы города целую неделю были заполнены веселящимися толпами. Люди поздравляли встречных с таким пылом, словно в каждой семье родилось по мальчику. В храмах раздавали сласти. С утра до ночи звонили в колокола. Хотя погода выдалась пасмурной, горожане от души праздновали рождение княжеского наследника.

Во дворце все – столы, колонны, дверные косяки и оконные проемы – было украшено гирляндами из зимних цветов, растущих в садах раджи. Внутренний дворик был устелен лепестками роз, а в светильниках постоянно горело жасминовое масло. Из кухонь доносился смешанный запах цветов, карри и жареного мяса. Во дворце кормили до отвала дважды в день. Пили густой ласси [81], а на десерт были сласти. Ежедневно приготовлялось столько разнообразных пуран пури, ширы, анараса и прочих сластей, что отведать все это не представлялось возможным.

Согласно традиции рани должна была месяц провести в постели в своих покоях, словно завернутый в шелковый кокон мотылек. Все окна следовало завесить. Никому, кроме ближайших служанок и лекаря Бхагавата, не позволено было переступать порог ее покоев. Даже Кахини не разрешали видеть рани. Сундари объяснила мне, что госпожа поступает в соответствии с древней традицией. Сейчас стены ее спальни выбелены мелом, а сама рани носит павитрам [82], сплетенный из тростникового вейника, для скорейшего выздоровления после родов.