Нгуен Шанг - Когда дует северный ветер

— Как же?

— Командование общинного отряда решило согнать к переправе лодки — все, какие нашлись. Видим, однако, даже с лодками не управиться в срок. Тут-то и надумали мы трос через канал натянуть. На лодках перевезли оружие, боеприпасы, вещмешки, прочий скарб, а люди пошли вброд, держась за проволоку. Вот таким манером полк и успел прийти на исходный рубеж к началу операции.

— Ну а как товарищ Кой саму-то тактику с подводными заграждениями придумал? — нетерпеливо переспросил я. Уж очень Ут До, на мой взгляд, затянул рассказ — того и гляди позабудет самую суть.

— Помню, знаю. Да ведь у каждой истории не только конец важен, но и начало. Значит, прошло после переправы этой какое-то время, садимся мы с Коем в моторку и средь бела дня по каналу гоним. Надо было соседние хутора объехать — народ поднять, чтоб боеприпасы войскам доставить помог. Вообще дел тогда у нас было невпроворот — одно на другое наползало! Ну, включаем мы мотор на полную катушку, лодка нос задрала, мчится стрелой, не хуже сегодняшних катеров. Вдруг — трах! Скрежет адский. Лодка кверху дном, мы оба в канале барахтаемся. Тут только вспомнили: трос-то убрать забыли! Перевернул я лодку, забрались мы в нее. Вижу, Кой задумчивый какой-то. «Что с вами, — спрашиваю, — товарищ секретарь?» А он глянул на меня. «Прекрасно!» — говорит. «Что прекрасно? — опять спрашиваю. — Что воды нахлебались?» — «Заводи, — говорит, — мотор, поехали. После расскажу…» Завожу, понятно, и снова на полную мощность включаю. Летим стрелой. Вдруг нас как крутанет. Лодка с лета врезается в берег, а мы оба — через борт в воду. Весь нос моторки разнесло в куски, как корж сушеный. Сразу на дно ушла… Опять на трос напоролись! Еле вылезли на берег. Мокрые как мыши. И надо же, Кой торжественно так распрямился, руки за спиной сложил, уставился вниз, на воду, и твердит: «Прекрасно!.. Просто прекрасно!..» — «Да уж, — говорю я ему, — прекрасней быть не может! Лодку утопили, сами чуть не утонули… Может, растолкуете, в чем радость-то?» Посмотрел он на меня и засмеялся: «Беги, доставай другую лодку. Вечером все объясню». С этого, значит, и началось!

Удовлетворенный, я киваю головой. Ай, секретарь! Ай, молодец! Потом спрашиваю:

— И сколько же он боев провел на воде?

— Ни единого… Он вскорости погиб.

— Жаль! Будь он жив, то-то порадовался бы сегодня.

Весло в руках Ут До вдруг заходило живее.

— Вроде «старая ведьма» гудит, — говорит он. — Свернем-ка лучше в сторонку.

Я, помогая ему, загребаю влево, разворачивая ял. Мы теперь уже не идем по каналу вдоль большака, а, прижимаясь к берегу, на котором стоят сады, повторяем его извивы.

«Старая ведьма» совсем низко пролетает над нами, держа курс на поле, где поутру шел бой. Покружив над полем, она закладывает вираж пошире — похоже, собралась описать круг над всей зоной садов.

— Тханг, она вызывает артогонь! А пушки, они бьют куда попало. Ну-ка, быстрее!

Отложив весло, он берет в руки шест и с силой толкает ял вперед. Я загребаю веслом. Прибавив скорость, мы лавируем между деревьями, уклоняясь от нависших веток и листьев и торчащих из воды коряг. Ут До своим длинным шестом уверенно направляет лодку. Путь ее вьется змеей. Толчок шеста… Еще толчок… Движение весла… Толчок… Минута… Другая, третья… И вот мы уже вне поля зрения «старой ведьмы».

Здесь, в садах, из-за деревьев ее не видно. Но по гудению двигателя мы соображаем, где она, что делает. Вот она сужает круги все тесней и тесней. Потом снова закладывает широкий вираж. И тотчас вдали громыхает орудийный выстрел.

…Бум!

— Берегись! — предупреждает Ут До. — Они всегда бьют по цели трижды…

Снаряд, свистя, пролетает над нашими головами. Мгновенно слышится грохот разрыва: тр-р-рах!..

Бум!.. Тр-р-рах!.. Бум!.. Тр-р-рах!..

Три выстрели — три взрыва. Пауза. «Старая ведьма», улетевшая было, возвращается и начинает суживать круги над другой точкой. Потом удаляется снова. Громыхает орудие…

Бум!.. Тр-р-рах!.. Бум!.. Тр-р-рах!.. Бум!.. Тр-р-рах!.. Новая пауза. «Старая ведьма» опять приближается издалека, описывает круги над третьей точкой и уходит. Громыхает орудие…

Бум!.. Тр-р-рах!.. Бум!.. Тр-р-рах!.. Бум!.. Тр-р-рах!..

Снаряды рвутся в воде. Грохот их вроде раскатистее и дольше, чем на суше. Ветер, поднятый взрывами, раскачивает деревья, с веток осыпаются листья. По воде кругами расходятся волны. Эхо от канонады долго катится вдаль. Разрывы снарядов посреди затопленного поля ухают, как в открытом море, и потому звучат здесь ненатурально, фальшиво.

— Они бьют туда же, куда и утром? — спрашиваю я.

— А куда же еще?

— Проволочные заграждения наши небось пропали?

— Ничего, каждый снаряд обходится им подороже, чем нам вся эта проволока. Снаряд шарахнет, и ищи ветра в поле, а проволоку подобрал, связал разрывы — будет как новая.

Он кладет шест на дно яла и опять берется за весло, гребет легко, играючи. Пушки стреляют по-прежнему, но нас им уже не достать. Мы спокойно гребем и беседуем.

— Ут До, а с кем трудней воевать — с янки или с сайгонскими солдатами?

Об этом я уже как-то спрашивал Нама, но он мне так и не ответил. Зато Ут говорит, не задумываясь:

— И с теми и с другими и трудно и легко.

— А здорово они отличаются друг от друга? — снова спрашиваю я.

Ут До и здесь не мешкает с ответом:

— Что за вопрос, как же им не отличаться-то? Услышишь такое, сразу подымить охота. Закурим-ка по одной.

Мы достаем сигареты. Он сует сигарету в рот, щелкает зажигалкой, но, почему-то не прикуривая, глядит на меня.

— С вами что хорошо, — говорит он наконец, — есть всегда о чем поговорить, со скуки не заснешь. Одна беда…

— Беда? Интересно…

— Зуд у вас прямо какой-то. Вопрос за вопросом задаете, дух перевести некогда.

— Есть такой грех. Ну а чем они все-таки различаются — янки с сайгонцами?

Он затягивается разок-другой и налегает на весло. Орудия знай себе бьют и бьют.

— Чем отличаются, спрашиваете?.. Да вот, к примеру, хоть утренний бой сегодняшний. Будь это янки, они дрались бы по-другому. Сайгонские-то вояки увидали: не выгорело дело, и на попятный сразу. Один повернул, дал деру, за ним — другой, третий, все до единого. Начальство, оно сзади держалось, видит такое и тоже драпать. У янки все с самого начала не так. Выберут место для атаки, сперва побомбят, обстреляют. Потом двинутся. Если бы даже три катера головных напоролись на преграду, опрокинулись, подорвались на гранатах, другие, как было приказано, прут и прут на рожон, пока всех не перестреляют. Вот вам и разница.

— И это все, да?

— Нет, не все. Дайте договорить… Янки, они вообще очень странные. Поначалу, как они пришли сюда, невозможно понять было: то ли умны чересчур, то ли глупы. Скажем, на марше — идут только по прямой. Встретится лужа — идут через лужу. Сайгонцы, те обойдут лужу посуху. Янки — нет. Топают напрямик. Первый с ходу хлюп в грязь, следом второй — хлюп! Мелка лужа — перемесят грязь, пройдут; глубока — шагают вброд. Друг за другом так и прут по брюхо в воде, как собаки. Или идут через двор чей-то, на хлев наткнутся. Чего проще — обойди, всего-то шагов пять в сторону. Нет, не желают. Прошибут ногой стену и дуют через хлев, след в след — только навоз из-под подметок летит. Сперва мы думали: чокнутые! Потом пригляделись — поняли. Ихняя армия-то — моторизованная, вот и сами они стали как машины. Командир проведет по карте линии: это — пехоте маршрут, они и чешут; это — самолетам, они летят; это — куда артиллерии бить, они и лупят. Флот, авиация, сухопутные части взаимодействуют как единый механизм — колесико к колесику притерто. Сбился с курса — пеняй на себя… А система огня у них — как все измерено, слажено, диву даешься! Сам убедился, когда укрепленные их посты штурмовали. Мы как сперва думали: прижмемся поближе к заграждениям или к самим укреплениям, и артиллерия ихняя нам не страшна. Ан нет! Видно, еще когда строили, все рассчитали, разметили. Чуть с постов этих запросят огня, они глянут на карты свои и бьют в точку. Осколки снарядов прямо на брустверы сыпятся. Если пойдем врукопашную, прорвемся внутрь и штабу ихнему станет ясно: укрепленному пункту конец, тут они бьют залпами — и час, и два, и больше — по чужим и по своим. В этом-то и особенность янки. Техника, взаимодействие отлаженное, ну и отсюда, наверно, прямолинейность, бездумность какая-то. Ясно, нет?