Збигнев Сафьян - Потом наступит тишина

А ночью в Бретвельде заварилась каша, и на несколько часов мы потеряли связь с Крыцким. Генерал был вне себя.

«Упредили меня, — сказал он. — Атакую с фланга».

И отменил приказ о наступлении.

Генеральский ум отличается, как я уже писал, от ума простых людей. Я продолжаю полагать, что действительно на войне находишься именно в том положении, в какое попал, но меня удивляет упрямство моего генерала. Я бы сказал, что генерал борется не только с врагом, но и с окружающей его действительностью.

Он всегда спокоен, ходит немного ссутулившись. Говорит тихо, порой настолько, что необходимо напряженно вслушиваться, чтобы разобрать, о чем речь. Мне сдается, что прием этот хорош. Люди слушают его с предельным вниманием.

А положение ухудшается с каждой минутой. Во второй половине дня образовалась брешь к западу от Бретвельде: между этим проклятым городишком и Бёслицем. Не знаю точно, что случилось с полком Оско, но факт остается фактом — он не сумел удержать позиций. Я видел это собственными глазами.

Наша хибара, так величественно называемая командным пунктом, находилась на южном краю вытянутой в длину деревни. И как бы там ни было, но все же в тылу. И вдруг мы оказались на передовой: на войне так случается, хоть и не должно бы…

Я увидел нашу пехоту и выскочил из дома. Гул артиллерийской канонады усилился. Спустя какое-то время послышались автоматные очереди…

Видел, как наши бойцы начали пятиться: бежали поодиночке — один, другой… — короткими перебежками, укрываясь за заборами, потом группами, наконец, сплошным потоком…

Я стоял, остолбенев, не зная, что делать.

Генерал вышел из дома при всех регалиях и в конфедератке; в руке он держал прут, которым постукивал по голенищу. За ним следовали начальник штаба, Рошко и еще несколько офицеров. Векляр, не глядя на них, вышел на середину дороги и пошел прямо в сторону передовой. Повернулся только к начальнику штаба и сказал: «Всех, кто остался в штабе, направить в подразделения». И ни слова больше.

Вижу его еще раз на этой дороге: одинокого, сутуловатого, выставленного напоказ во всем великолепии с головы до пят. Я изумился: где он набрался этих генеральских манер? Странное творится с людьми! Отступавшие бойцы взглянули на Векляра — и тут же повернули и побежали туда, откуда нарастал треск пулеметов. Генерал никого не останавливал, ни с кем не разговаривал. Просто шел посередине дороги в сторону передовой. Вот механика генеральского воздействия на войне. Но всегда ли она срабатывает?

Остановился он только раз. Натолкнулся на подпоручника, бежавшего ему навстречу. Ему на вид было не больше восемнадцати, с детским лицом, паренек видно прямо из офицерского училища. Генерал его остановил. Тот весь дрожал, не мог взять себя в руки, моргал беспрерывно; может, у него был нервный тик? И не знаю, чего он боялся больше — генерала или того, что было там, откуда бежал.

«Отдать под суд!» — сухо приказал Векляр и пошел дальше.

Полк Оско и резервные подразделения сумели сдержать немцев, но не смогли полностью закрыть брешь. Фрицы рвутся на северо-запад (только Бретвельде Крыцкий продолжал удерживать в своих руках, с Адамчуком связи нет, и это больше всего беспокоит моего генерала. Он рассчитывал на Адамчука, приберегал его на крайний случай. Поэтому беспрерывно жал на связистов, но безрезультатно).

Жалко мне Векляра. Помню, как он несколькими днями раньше говорил, что Дрезден уже в его руках. Между нами и Дрезденом и в самом деле не было никаких серьезных сил гитлеровцев — так, по крайней мере, казалось. Начальник штаба поддакивал ему. «Дрезден, — бормотал он, — большой город. В сообщении верховного командования будет упоминание: войска генерала Векляра заняли…»

Не будет нас в приказе, Векляр не возьмет Дрезден. Не вспоминает уже даже названия этого города. Но без устали повторяет: «Наступаем, бьем по флангам пробивающейся на север немецкой группировки».

А положение под Бёслицем?! А тяжелые оборонительные бои Крыцкого под Бретвельде?! Мне порой кажется, что генерал не хочет принимать донесения к сведению. «Мы не можем здесь иметь дело с серьезными силами гитлеровцев, — сказал он начальнику штаба. — Надо твердо удерживать занимаемые позиции».

Я слышу это постоянно, каждый разговор Векляр ведет в таком ключе. У начальника штаба вроде бы иная точка зрения, но он молчит… Генерал взял на себя всю полноту ответственности за оценку положения. Ни с кем ею не делится и не намерен делиться. А со штабом армии, несмотря на все предпринимаемые усилия, связи по-прежнему нет.

Командир батальона из полка Оско, роты которого пропустили немцев между Бёслицем и Бретвельде, пойдет под суд (командир батальона из полка Крыцкого, Тышка, не пойдет, он погиб). Таково распоряжение генерала. Я знаю этого офицера: старый партизан, храбрый солдат. Говорят, что после того боя он едва держался на ногах.

Я уже зафиксировал, что вернулся майор Зоник из полка Крыцкого. Тотчас же явился к генералу. Я видел его, когда он входил и закуривал. Рука Зоника, державшая спичку, дрожала. Зубы у него были крепко стиснуты. Он глянул на меня так, что я вскочил по стойке «смирно».

— Люди не разобрались в обстановке. Не экономили боеприпасы, теперь требуют их, а мы ничего им дать не можем. Просят артиллерийской поддержки. Отразили пять атак превосходящих сил противника. Спрашивают: «Что произошло? Куда вы нас втравили?» А ведь никогда прежде наши ребята не дрались столь умело, никто и не ожидал, что они способны так воевать. Хочу вам доложить, товарищ генерал, что наши позиции под Бретвельде, по-моему, не удержать.

Векляр долго молчал. Я видел его сквозь приоткрытую дверь. Суровый, жесткий человек с тяжелым взглядом.

— Не паникуй, Зоник, — сказал он наконец.

— А я не паникую. Что собираетесь делать, товарищ генерал?

— Я от своих намерений не отказываюсь так просто, — медленно проговорил он. — Мой заместитель должен знать это. Меня атаковали… Раньше, чем я предполагал.

Противник нанес удар в направлении Бретвельде, но успеха не добился. Ему удалось однако прорваться в промежутке между Бретвельде и Бёслицем, теперь он стремится расширить брешь. Что это означает? Только то, что противник по-прежнему действует наугад. Поэтому не меняю намерений. Буду продолжать нащупывать фланги наступающих немецких группировок, действовать активно, снимая тем самым часть нагрузки на армию.

— С которой мы потеряли связь!

— Связь будет.

— Но ведь речь идет о том, чтобы сохранить дивизию, — сказал Зоник, — чтобы выкарабкаться из трудного положения.

— Сохранить дивизию! — повторил Векляр. — Да, конечно, дивизию можно сохранить. Есть отличный способ сберечь людей.