Владимир Першанин - Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

— Останешься в резерве со своим танком на пункте связи. Понадобишься, вызову по рации.

— Я же командир роты, а меня в резерв, — возмутился лейтенант. — Так не годится.

— Я твою роту возглавлю. Или ты против?

— Нет, так не пойдёт… Новичка Василия Будника давайте оставим. Он рыжий, шустрый, ему самое место здесь. А я…

— Хватит «якать», — оборвал его капитан Калугин, разглаживая усы. — Ротой ты всего три дня командуешь, да и то временно исполняешь обязанности. Зелень, а туда же, в спор с комбатом вступать.

— Не переживай, Савушка, — подмигнула ему медсестра Кира Замятина. — С нами скучно не будет, да и страшно без охраны. А ты верхом на танке, защитишь меня, если что.

— На танке верхом! — фыркнул лейтенант. — «Тридцатьчетвёрка»— не лошадь у вас в колхозе.

— Да ты же герой! Потому и доверили нас охранять.

Шестаков, оторвавшись от карты, весело оглядел Киру и Савелия.

— Не успел оглянуться, они уже спелись. Лейтенант у комбата боевую подругу отбивает.

— Не волнуйтесь, он вас боится, — заверила Шестакова красивая медсестра.

— Никого я не боюсь, — буркнул лейтенант. — Только так не делают. Сначала командиром назначают, а затем в резерв отправляют.

— Отправляю, потому что доверяю. Неизвестно, как бой сложится. Может случиться, что твоя машина в тяжёлой ситуации главную роль сыграет. Без резерва никак нельзя.

Поужинали консервами. Старшина Тимофей Черняк вскипятил ведро чаю. Досталось понемногу, но хоть глотком горячего брюхо погрели. У кого остался спирт или трофейный шнапс, выпили. Употребляли с оглядкой. Если перехватишь, то можно очень просто схлопотать затрещину от Калугина. Да ещё заставит на посту протрезвляться.

Пустынная степь, не поймёшь, где тыл, а где фронт. Удара можно с любой стороны ожидать. К северо-востоку, возле разрушенного Сталинграда, не гасло багровое зарево, доносились отзвуки канонады. Стреляли и в других местах.

Кира Замятина, прижимаясь к комбату, шепнула:

— Может, полчасика в броневике посидим? Там под брезентом тепло. Старшина посты проверяет, водитель за перегородкой в кабине спит.

— А фельдшер Игнатьич?

— Он спирта хлебнул, дрыхнет в своём закутке. Ничего не видит, ничего не слышит.

— А паренька-радиста на мороз выгонять? Ничего у нас не получится сегодня. Дождёмся завтрашнего дня, милая.

— Завтра может вообще ничего не быть, — говорила разгорячённая женщина. — Все под снаряды полезете, один Бог знает, кому какая судьба. А ты какого-то мальчишку-радиста вспоминаешь. Прогуляется на свежем воздухе полчаса, не замёрзнет.

Сидели, обнявшись, в командирском танке. Кира тяжело дышала, расстегнув пуговицы полушубка. Внизу деликатно кашлянул механик-водитель Никита Пименов.

— Мы с наводчиком сходим воздухом подышим. Чегой-то жарко в танке.

Заряжающий находился в карауле, и Шестакову с Кирой никто не мешал. Через полчаса оба оделись, выбрались из люка. В небе мерцали крупные январские звёзды.

— Вон полетела, загадай желание, — воскликнула Кира.

— Ты его уже исполнила.

— Дурачок. Это мелочь. Хоть каждый день исполнять могу. Ты про жизнь загадай и под снаряды не лезь.

— Всё будет нормально.

— Нормально, — как эхо повторила Кира.

Её первый мужчина на фронте, командир стрелковой роты, обещавший увезти её после войны к себе на Кубань, тоже не верил в смерть. Двадцать лет — не тот возраст, чтобы думать о старухе с косой.

Его уважали и любили в полку за лихость, удачливость и хорошие песни, которые он пел под баян. Киру он любил, ревновал и старался беречь, насколько это было возможно на переднем крае. На груди лейтенанта поблёскивали орден и две медали — редкий набор для сорок второго года. Заслужил за отвагу.

Он тоже не верил в смерть, умело водил роту в разведку боем и был кандидатом на повышение. А погиб неожиданно, обходя траншею в шестистах метрах от немецких окопов. Шагая уверенно, изредка останавливаясь возле бойцов, чтобы коротко переговорить. А затем споткнулся и упал на дно траншеи. Снайпер снял удачливого русского командира с нейтральной полосы выстрелом в голову.

Господи, как долго она тогда плакала и не хотела верить в случившееся. Затем привыкла и к смертям, и к другим мужчинам. А комбат Шестаков о плохом не думал, занятый мыслями о своём батальоне.

Несколько «тридцатьчетвёрок» идва лёгких Т-70 с двух сторон атаковали немецкую базу Десантники прижимались к броне, ожидая каждую минуту встречного огня. Впереди показались тусклые габаритные огни грузовой машины. Это был громоздкий бензовоз «МАН» смассивной кабиной.

— Ударим? — крикнул снизу механик Пименов.

— Объезжай, рано шум поднимать, — отозвался комбат Шестаков.

В воздухе висел морозный туман. Светало, но видимость не превышала трёхсот метров. На это и рассчитывал Шестаков, чтобы как можно ближе подойти к базе. Водитель бензовоза решил не испытывать судьбу и съехал на обочину. Если русские танки наступают, то лучше не путаться у них под ногами.

Открыв люк, Шестаков спросил командира десантников Павла Мельника:

— Где тяжёлая зенитка расположена?

— Где-то неподалёку. Не видно в тумане. Но мы в тыл выходим.

— У этой пушки угол обстрела триста шестьдесят градусов. Если первые нас увидят, успеют развернуть ствол.

Немцы уже наверняка услышали лязганье гусениц. Вверх взвились несколько ракет, но их свет не смог рассеять густой туман.

— Увеличить скорость, — скомандовал комбат.

— К чёрту в пасть лезем, — бормотал механик-водитель Никита Пименов.

Впереди показались ворота, фигуры постовых и 37-миллиметровая зенитка с длинным тонким стволом. Десантники, не дожидаясь команды, спрыгивали на ходу и бежали к обочине. С вышки вёл огонь машингевер МГ-42, а спустя несколько секунд звонко захлопала зенитка, посылая два снаряда в секунду.

Шестисотграммовые снаряды, вылетающие со скоростью 800 метров в секунду, били по броне, словно огромным зубилом, высекая сноп искр. Зенитчики снизили прицел, стремясь перебить гусеницы головной машины.

«Тридцатьчетвёрки» ответили огнём с коротких остановок. Взрывы разметали мешки с песком, разбили зенитку. Лёгкий Т-70 снёс выстрелом «сорокапятки» пулемёт на вышке. В разные стороны полетели обломки досок, в проёме застыло тело убитого пулемётчика.

— Вперёд! Теперь только вперёд, — шептал наводчик.

Оглушительно завыла сирена, подавая сигнал тревоги, но две «тридцатьчетвёрки», Т-70 и взвод десантников уже ворвались на территорию базы. Машины обошли противотанковые пушки и открыли по ним огонь с тыла, сквозь колючую проволоку. Осколочные снаряды обрушились на «гадюки», но пушки успели подбить замыкающий группу танк.

«Тридцатьчетвёрка», с разорванной гусеницей, тоже вела огонь. Заглушая остальные звуки, раздался лязгающий удар, встряхнувший подбитый танк.