Геннадий Васильев - В Афганистане, в «Черном тюльпане»

— Где ж совесть у твари?..

— И что же ты думаешь, сержант? Парнишечка этот, тяпает от самого себя кусок и кормит этого людоеда, не помню, то ли бедром, то ли задней частью…

Матиевский замолчал. Богунов задумчиво поднял голову:

— Задняя часть слаще.

— И вот, что я думаю, — Матиевский серьезно поджал губы. — Тыл наш должен вот также хватануть кусок от ляжки, но накормить голодных ребят на передовой. А вместо этого мы ходим перед тылом на цыпочках, унижаемся, чтобы выпросить законный кусок хлеба.

Матиевский махнул длинным стволом винтовки.

— Конечно, на войне не любят тыловую братию. Но когда поворачиваешь голову, а в клюв тебе ничего не кладут, нервы не выдерживают.

У Богунова брови сошлись вместе:

— Не выдерживают нервы! Это точно! Вот товарищ лейтенант песни пишет про Афганистан. Про тыловую сволочь надо обязательно написать…

— Товарищ лейтенант, — Матиевский окликнул Шульгина, — народ просит, чтобы вы песню написали. И про взятие «3уба». И про тыловиков. Да чтобы позлее. Чтобы она у них костью встала в горле.

Шульгин улыбнулся:

— Попробую написать. Если доберемся до полка.

Покачивались в живой веренице худые, растрепанные солдатские фигуры. Хватались руками за воздух. Терли грязными пальцами слипающиеся глаза. С трудом двигали ватными ногами. На продавленных погонах терлись ремни запыленных автоматов. Вскоре первый солдат обессиленно присел на обочину тропы, откинул безвольно голову. Закрыл глаза. Затих, после протяжного вздоха.

— Эй, коллега, — Матиевский потряс его за плечо. — Вставай. До привала еще далеко.

Солдат дернулся, руки безвольно съехали вниз.

— Не могу, — едва шевельнулись губы на посеревшем безжизненном лице.

— Не падай духом, Лаптев. Не можешь, так поможем, — Шульгин потянул за лямки вещевого мешка. — Снимайте, ребята, что потяжелее. Этот готов…

Шульгин вывернул из-под рук Лаптева вещевой мешок, закинул себе на плечо. Матиевский подхватил автомат. Богунов расстегнул «липучки» на бронежилете, стянул его через голову Лаптева, как майку. Распахнул гимнастерку.

— Шагай теперь налегке, интурист, чтоб обо мне так заботились.

Сержант рывком приподнял Лаптева, поставил на ноги, слегка подтолкнул в спину.

— Давай, шлепай. Пионер снежных вершин…

Лаптев наклонился вперед, шагнул неуверенно, косо повел ртом, хватая воздух. Матиевский поддержал его за локоть.

— Вперед, дружище. Неси свою впалую грудь с достоинством.

Лаптев медленно поплелся по тропе, приседая вниз на каждом шагу.

— Вот и хорошо, — Богунов покрепче сжал его за талию. — Прекрасно шагаем. Так и до полка дойдем.

Сержант обернулся к Шульгину. Тихо сказал в сторону:

— Неважно идет. Долго не протянет. Скоро скопытится.

Шульгин кивнул головою. Им приходилось вытаскивать отстающих солдат. Часто помогала группа прикрытия уставшим и обессиленным дойти до привала. Но только крайне редко они снимали с солдат снаряжение, и не было еще случая, чтобы они забирали у отстающих оружие. И уж раздетые солдаты шли сами. Завидно было смотреть на их легкий шаг. Лаптев даже раздетый и лишенный оружия едва передвигал ногами.

С каждым шагом он все глубже кивал головой, будто качался легкий поплавок на коварных волнах. Выпуклые лаптевские глаза давно уже покрылись дымкой. Сознание его проваливалось в глухую дремотную темноту.

Шульгин заметил, что их маленькая группа все больше и больше отстает от роты. Все дальше удалялись пыльные спины солдат за поворотами горной тропы и становились далекими и чужими…

— Метель, я, Метель-один, — Шульгин вызвал Орлова по связи. — У меня на руках тяжелый. Начинаю сильно отставать. Прошу идти медленнее.

— Метель-один, — отозвался голос Орлова. — Понял тебя. И все же очень прошу, не снижать темпа. Если «духи» вернутся и зайдут к нам в спину, то сам понимаешь, какой будет расклад. Держись, замполит… Нам нужен темп… Останавливаться нельзя!..

Лаптев продолжал еще идти сам. Семенил куриным шагом. Но колени Лаптева уже начали ходить ходуном. Солдат обморочно шатался. Размахивал невесомыми руками. То заваливался на бок. То выныривал обратно на тропу. Хватал воздух перекошенным ртом. Выталкивал вперед грудь. Через расстегнутую гимнастерку было видно, как пульсировала на шее, трепетала тонкая голубая жилка.

И все же повело его куда-то далеко в сторону. И Богунов не успел подхватить его за руку. Нелепо взмахнули вверх ноги, и Лаптев рухнул на тропу, с хрустом ударившись ребрами о камни. Всхлипнул. Тихо забормотал протяжным плачущим голосом:

— Не-е могу-у бо-ольше… Не тро-о-гайте… Оста-а-вьте меня… Не пойду-у-у…

Богунов сердито и горячо закричал:

— Ты что, ошалел, солдат. Оставлять «духам» такие подарки… Еще чего…

Втроем они подняли Лаптева, поставили на ноги. Повели. Но идти такой кучкой по узкой тропе они не могли. Ноги Лаптева поминутно съезжали вниз, сбивали комья земли, камни. Гранитные гладыши неслись по отвесному склону, дробились, гулко грохотали по ущелью. Матиевский ворчал, уткнувшись губами в ухо Лаптева:

— Не позорься, солдат. Ты же налегке идешь. Это же пионерская прогулка. Шевели лаптями…

И Лаптев, казалось, услышал. Подобрал под себя ноги. Начал неуверенно в развалку выкидывать колени вперед. Пошел. Склонил голову на плечо. Прикрыл помутившиеся глаза.

Матиевский и Богунов поддерживали его за локти с обеих сторон. Так они прошли около получаса. Иногда срывались. Падали втроем на тропу, стараясь не скатиться в пропасть. Медленно поднимались, вяло и негромко ругаясь. Подталкивали Лаптева в спину, тащили за руки. Встряхивали, осаживали безвольное, заваливающееся тело на неподвижные ватные ноги. Лица солдат покрылись липкой испариной. Ссадины на щеках и бровях, полученные при падениях, начали кровоточить.

Но темп, ритм движения всей колонны они не сбивали. Лаптев иногда не успевал выдернуть из-под себя ноги, выкинуть их вперед, и по тропе волочились вывернутые каблуки, оставляя кривые длинные борозды. Иногда Лаптев оседал коленями на тропу. Но вновь вздернутый вверх, бессознательно выбрасывал коленцо за коленцем, опрокинув назад посеревшее лицо. Сознание возвращалось к нему проблесками.

Иногда он отстранял от себя товарищей и мутно оглядывался по сторонам. Удивлялся чему-то. Но шагнув вперед и навалившись грудью на воздух, вновь падал. Едва успевали его подхватывать… Долго, мучительно долго, без перерыва продолжалась эта канитель.

Впереди на извилистой скользкой горной тропе тоже начали оседать, приваливаться спиной к камням уставшие солдаты.

Они присаживались, безвольно опустив головы на колени. Расстегивали бронежилеты. Тяжело с надрывным хрипом ходили под бронежилетами худые ребра. Косили глаза. Лениво и сонно поглядывали в хвост колонны.