Михаил Постол - Операция «Светлана»

Мы шли всю ночь. Продирались сквозь заросли, переходили какие-то речушки, перебегали просеки и лесные дороги. В одном месте перешли тропами, известными только партизанским проводникам, глухое болото. На него ушла, пожалуй, половина той ночи. После болота попали в такие дебри, где, казалось, и комару пролететь невозможно. А мы прошли. И к рассвету оказались на территории, которую немцы называли генерал-губернаторством.

Там короткий отдых, еще бросок — и мы в заданном месте.

Передатчик умолк, словно его писк кто обрезал ножом. Радист покопался с минуту и подал майору узкую полоску бумаги. «Во время перехода наткнулись на немцев силами больше батальона, — прочитал Алексей. — От схватки ушли. Сейчас находимся в квадрате 36».

Квадрат 36. Стало быть, отряд уже на исходных позициях. Теперь дело за Братковским. Неожиданно вспомнил ту, что отстучала рапорт старшего лейтенанта командиру из отряда. Царевна Несмеяна. Синеглазая, светловолосая. Назвал так ее в первую минуту встречи, и осталась в памяти этой самой царевной из сказки. За все дни, что сержант Кушнир находится в группе, и десятью словами с нею не перебросился. А вот вспомнилась сейчас. Закрыл глаза, улыбнулся, но явилось другое лицо. Галина, лейтенант медицинской службы. Взгляды у нее откровенные. Чувствуется, протяни только руку — отзовется самой горячей лаской. Красивая, статная. И держит себя в строгости. Не из тех, кто на войну слабость свою всегда готов списать. Беда в том, что напоминает она Алексею ту, далекую, от мыслей о которой порою делается больно.

Лариса была дочерью крупного чина. Избалованная, капризная, привыкшая к всеобщему восхищению. Ей шел восемнадцатый год, когда курсант Терлыч увидел эту красавицу на вечеринке у товарища. И хотя с первой минуты, как она появилась в комнате, не смолкал восхищенный шепот, Алексей не обратил на нее внимания, просто не выделил из девичьего круга.

Равнодушие стройного синеглазого курсанта задело королеву вечеринки. Несмотря на юность, Лариса в совершенстве владела искусством очаровывать мужчин. И тут же пустила в ход все его приемы. Но не достигла результатов, к которым уже привыкла. Курсант остался равнодушным к ее чарам. Ей самой пришлось пригласить неподдающегося на очередной дамский вальс. Кружась в танце под изумительные звуки «Сказок Венского леса», не привыкшая отказывать себе ни в чем, Лариса в упор глянула в глаза партнера: «Я вам не нравлюсь?» — «Нет». — «Почему… Почему не нравлюсь?» — Лариса даже остановилась ошеломленная, но сильная рука повела ее дальше: «А почему вы должны мне нравиться?»

Алексей молча довел Ларису до кресла и оставил ее. Распаленная гневом и обидой, девушка тут же бросилась к выходу и убежала.

А через месяц после вечеринки Алексей целовал Ларису в подъезде ее дома. Еще через месяц был назван ее женихом.

Война ускорила выпуск. Лейтенант Терлыч получил направление на Юго-Западный фронт. Через полгода пришло письмо от Ларисы. Он готовился к операции в тылу немцев. И тут почта.

«Это была не любовь, ты же понимаешь. И не можешь обижаться на меня. Я дала тебе все, чем женщина может одарить мужчину. Но жизнь идет. Ждать тебя, изображать Ярославну я не хочу. Война есть война. А фронт есть фронт. Ты понимаешь, что я имею в виду. Скажу прямо, я выхожу замуж. Он — крупный хозяйственный работник. Мы уезжаем в Ташкент».

Трудно было Алексею в том походе по тылам гитлеровцев. Особенно — из-за письма Ларисы. Он не подозревал даже, что так любит ее, взбалмошную, капризную со всеми, и ласковую, покорную с ним.

Когда выходили ночью к своим, ему пришлось тащить на себе раненого радиста и рацию. Немецкая пуля клюнула Алексея тогда в плечо. Но радиста он дотащил до окопов, где сидела рота старшего лейтенанта Турина. Вся разведгруппа была уже здесь. Не хватало младшего лейтенанта Весеньева. Терлыч сразу понял, где и почему тот мог «задержаться». И как только ему перевязали рану, снова пополз в нейтральную полосу. Только он знал, где искать своего заместителя. Другим пришлось бы долго шарить в темноте под выстрелами. И кто знает, с кем первым они бы столкнулись — с Сашкой или со смертью.

Младшего лейтенанта он нашел там, где предполагал. И вот уже на половине обратного пути что-то жигануло в бедро. Огнем залило правую сторону, потом охватило немотою…

В одном госпитале лежали с Весеньевым. Через год Сашка признался, что разыскал Ларису, сообщил ей про Алексея, про то, что врачи не ручались за благополучный исход. Лариса не ответила на письмо. Отмолчалась и на второе.

И пришел час, когда Алексей сказал себе с жесткой прямотой: женщина эта богата одним — ненасытным желанием жить, только получая, но ничего не давая взамен. Пробовал раз и навсегда выбросить Ларису из памяти. Но временами она все же приходила к нему, чаще во снах, иной раз в невольных думах. Как в эту минуту. Пришла, стала рядом…

Трижды прогукал филин. Третий раз — с небольшим перерывом. Алексей вскочил: «Казимир! Его сигнал!» Из рваных клубов озерного тумана вынырнула лодка, чуть слышно подплыла к берегу, и Братковский ловко выпрыгнул на песок.

Его сообщение было нерадостным. Неделю назад отряд людовцев разгромлен немцами. Здесь остались только акковцы. Но есть выход: акковцы могут помочь. Ведь ими командует граф Скавронский, человек надежный.

«То же самое говорил генерал Берлинг», — подумал Алексей и спросил: «А те, из Лондона?» Казимир прищурился. С ними нужно быть осторожными. Но он им зачем-то нужен. И не один, а с хлопцами. — «Не для того, чтобы скопом передать вас в гестапо?» — «Ниц!» — Братковский решительно кивнул головой. Нет! Если они сдадут их фон Кугелю, то пропадет и граф. И не только он. А на базу и явки людовцев кто-то навел швабов. Графа Скавронского тоже обеспокоил этот разгром. Он лояльно относился к людовцам, с их командиром Вроной знаком давно. «Граф знает, что Врона коммунист?» — «Знает. Но он проповедует терпимость. Я, говорит, сторонник Пилсудского. Капитан Врона поклоняется Ленину. Но мы оба поляки и боремся за свободу Польши и потому должны быть вместе. Прогоним швабов, тогда разберемся».

Разумный подход, подумал Терлыч. Однако он не помешал графу отсидеться в кустах, пока немцы громили отряд Вроны. Помочь-то он не помог своему брату по оружию. Правда, Казимир объяснил, что граф был внезапно вызван на три дня в Варшаву. Он так и не понял, зачем. А тем временем швабы расправились с отрядом.

Помолчали. Алексей пристально вгляделся в ночную мглу. Зябко поежился: «В тех, из Лондона, ты не уверен. И все же предлагаешь направить тебя к ним? И товарищей возьмешь?» — «Тут у них какой-то расчет. Мы им нужны. Причем — легализованные. Нас хотят устроить на службу». — «Это меня и озадачивает. Откуда у твоих «лондонцев» такие возможности?»