Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга первая

Лишь одна Морька Гордеева приласкала Романа. И то совесть коробило от этой ласки, будто украл что-то и покаялся, а обратно не отдашь. Не встречаться бы с Морькой никогда больше, не ловить на себе ее цепкого взгляда. Конечно, самое страшное — первая встреча. Ведь что-то же надо сказать, хоть поздороваться, что ли.

С утра одолевали Романа невеселые думы. Проснулся он рано, оделся. Долго ходил по горнице. Потом снова лег в постель. Но уснуть уже не мог.

Конечно, Марышкин с объездчиками заодно. Недаром же кудлатый Матвей из Мотиной говорил, что они сообща кустарей ищут. Петруху едва не накрыли тогда. А как допрашивал Романа начальник милиции? О вине рябого и слышать не хотел. Политическое преступление…

Может, поехать в волость да подать в суд? Рассказать все по порядку, как дело было. Суд должен разобраться по-честному. Нет, лучше подождать. Марышкин не уверен в виновности Романа. Иначе он арестовал бы сразу, не раздумывая. Не спас бы и крест георгиевский.

Но зачем его вызывали на сборню? Только ли для того, чтобы припугнуть? В дружки к кустарям вписали. Какая-то сволочь выследила и донесла. Ну, и времена пошли, что сосед соседа не смей проведать!

По улице пропылило стадо. До слуха Романа донеслось резкое, будто выстрелы, пощелкивание бича. У самого палисадника наперебой заговорили бабы:

— Мой мужик видел, как конные к пашням подались. Отряд человек в двенадцать. Маруськиного Петруху ищут.

— Да Ефимку Мефодьева…

— Много их, кустарей. Говорят, беглые к ним пристают. Будто большая сила собирается супротив власти.

И эти про кустарей! С отчаянными ребятами ходит Горбань! Вот и возьми Петруху! До войны тихий был, вроде теленка. Если бы не Завгородние, и на Марусе не женился. И тогда кукуйским доставалось. Не пускали их на Подборную и Харьковскую улицы. Одного Горбаня щадили за нрав кроткий да за то, что Якову дружком доводится.

На стене в лакированной черной рамке считал камешки на острове Святой Елены французский император Наполеон. Картину выменял на осьмушку табаку у какого-то старика в Самаре Яков, возвращаясь со службы. Выменял больше из-за рамки, которую собирался приспособить под семейные карточки. Да отец воспротивился этому.

— Кто-то рисовал, старался. Ведь красота-то какая! Нехай висит, — сказал Макар Артемьевич.

Французский император был маленький, пузатый, и Роману казалось странным, что такой человек мог командовать большим войском и до Москвы дойти. Вот Николай Николаевич, царев дядя, — другое дело. Косая сажень в плечах, рявкнет — лошади приседают…

И все-таки с объездчиками надо посчитаться. Коли арестуют и посадят, так хоть знать, за что.

Со двора донесся насмешливый голос Якова. Брат разговаривал с кем-то из чужих. Ему отвечал гундосый тенорок.

Роман поднялся и вышел на крыльцо. У поленницы увидел Якова с топором в руке. А в приоткрытой калитке маячила заросшая жесткими, пепельными волосами голова Демки — бобровского работника.

— Позови тятьку свово, — просил Демка, вытирая ладошкой облупленный нос.

— Да ты заходи. Не трусь, — отвечал Яков.

— У вас собака кусучая. Штаны оборвет.

— Она ученая. Демок не трогает. Кого хошь ухватит, а от Демки наутек. Истинное слово!

— Позови тятьку, — тянул посыльный Захара Федосеевича.

— Будь смелее. Говорю же тебе.

— Откуда она знает, что я Демка?

— Кто ж этого не знает? Должна и она соображать, что перед нею Дементий. Верно, Рома?

В углах Романовых губ пряталась улыбка:

— Брось, Яша. Порвет дурака Полкан, еще и отвечать придется. Зачем ему тятя понадобился?

— Не скажу. Позови, Роман, а? — жалобно выводил Демкин тенорок.

Кликнули Макара Артемьевича. Он вышел из завозни, босой, в исподней рубашке. Видно, только что проснулся. Поморщившись, наотмашь хватил рукой подлетевшего к нему Полкана, отчего пес заскулил и нырнул в конуру. Буркнул недовольно:

— Чего зовете?

— Посол тебя требует. От Захара Боброва, — ответил Яков.

— Дядька Макар, тебя хозяин насчет покосу… Говорит, пусть идет ко мне дядька Макар. Говорит, порешим с ним, с окаянным.

Роман побагровел. В два прыжка оказался у калитки:

— Так и сказал?

— Так… Говорит: окаянный… — простодушно произнес Демка.

Яков с силой воткнул топор в сучковатый сутунок, на ходу бросил отцу:

— Мы, тятя, сами потолкуем с падлюкой!

— Не скандальте, хлопцы. Миром надо, — посоветовал Макар Артемьевич.

— Гад у тебя хозяин, — сказал Демке Яков, когда все втроем направились к бобровскому дому.

— Ишо какой! — радостно улыбнулся тот.

Захар Федосеевич холодно встретил Завгородних. Даже в комнаты не провел. Поначалу так и разговаривать не хотел.

— Я к отцу вашему посылал Демку. К отцу, — заметил Бобров.

— Скажи спасибо, что пришли. Не больно важная птица. Коли надо чего, сам мог пожаловать к нам, хрен старый! — вспылил Роман.

Захар ошалело выкатил глаза, зашипел, тяжело отдуваясь:

— У-убью, иродово семя!

— Говори, зачем звал, — спокойно сказал Яков. После Романовых слов он считал отомщенным нанесенное отцу оскорбление.

— Мало вас объездчики приласкали. Надо бы того… Совсем изничтожить бандитов, — горячился Захар.

— Замолчь! Понял? А с объездчиками особый разговор будет, — ответил Роман.

— Не желаю толковать с вами. Спускай-ка, Демка, собак! Спускай! Пущай их проучат.

— Вот тебе слово: не решим по-добру, попалим все твое сено, — процедил сквозь зубы Яков. — Так и знай! Пошли, Роман!

— Будет храбриться-то, — примирительно проговорил Захар. — Видали и не таких. А дело-делом. Пора и покончить с ним, как завтрева на луга выезжать.

Захар Федосеевич хотел вернуть часть отданного Завгородним покоса на елани. Прошлым летом он упросил сельский сход прирезать ему участок лугов в Барсучьей балке, что принадлежал Завгородним. У Боброва — конная косилка, а на елани с нею делать нечего. Взамен степного луга Захар отдал часть своего покоса в бору. Дружки Боброва и горластые мужики, которых он пообещал напоить, уломали Завгородних. Теперь же Захар Федосеевич требовал размена.

— Ты, дядька Захар, будто потаскуха какая: нынче — так, завтра — эдак, — сказал Яков. — И сход тебе не потрафит больше. Сенокос на елани наш…

— У вас и скота-то не шибко. Не по хозяйству участок, — упорствовал Бобров. — Сход решит вернуть мое кровное. Вернуть!

— К зиме я отделюсь. Будем жить на две семьи. И Роман должен жениться, обрастет хозяйством.

— И пользуйтесь Барсучьей балкой, милок, как прежде пользовались!

— Ишь ты, какой умный! В прошлом годе травы в степи были хороши, так захватил наш покос, а нынче похуже травостой, ты опять в бор лезешь.

— Свое прошу — не чужое. Свое.

— У тебя и так сенокосу много на елани! Срежешь все — и за глаза скоту.