Александр Беленсон - Джиадэ. Роман ни о чем

Нефедова же посылала письмо в день, отмеченный отчаянием, когда боль, отягчающая сердце, так сильна, что уже становится неправдоподобной, когда все, что есть на свете злого, грубого, безжалостно-мохнатого, обволакивает душу и душе остается одно: отчаянное напряжение, последнее усилие, чтобы вырваться к тишине и ласковому успокоению. В такие дни женщины умеют находить в себе веру и решимость для многого.

Она писала: «Мой милый, мой добрый, бумага слишком плохой проводник чувств и настроений, поэтому воздержусь до нашей встречи в Москве. На днях сократили, уволили со службы мужа, настроение – мрачный пессимизм. Это не под силу: он по-прежнему мучает меня невыразимо… Если бы вы только знали, как хочу уехать отсюда! Хочу вас видеть. Помните ли еще «наш» турецкий кофе в крошечных чашечках и смешную луну, бросившуюся в море? Люба».

Если «для прогрессистов дурно все, что есть, а еще хуже все то, что было, что прошло», то Неверову – не по пути с прогрессистами: хорошо то, что было, и еще лучше то, что есть. Но лучше всего, разумеется, будущее, и здесь правы сторонники прогресса. Вообще пессимизм вещь необоснованная и является следствием упадочничества. Настроение Любы – «мрачный пессимизм»? Глупенькая, это не опасно, это болезнь, требующая срочно перемены климата. Чего же и ждать от Ростова с его Доном, нагоняющим одни ветры, дождь, стужу? Нужно солнце, нужно в Москву.

Подпись в письме «Люба» звучала очень интимно, по-детски доверчиво, и теперь было понятно, отчего тогда на Новой Мацесте ей захотелось, чтоб Неверов услышал биение ее сердца. Исчезло мучившее Неверова со дня приезда в Москву сожаление при мысли, что он не догадался спросить, что означает «вечный огонь», озарявший последний, самый длинный тоннель, за которым открывается Сочи. Из окна жесткого местного вагона он, когда поезд проходил тоннелем, вдруг увидел необыкновенное зарево и услышал, как кто-то произнес эти слова, «вечный огонь». Потом забыл об этом, а здесь, в Москве, вечный огонь не раз доставлял ему непонятное беспокойство. Этого больше не будет. На очереди Люба и веселое общее дело: борьба с пессимизмом – порождением мохнатой гидры. Вдруг непреодолимо потянуло его к начатой, но заброшенной было работе.

Ведь так вот бывает в действительной жизни.

– Бедная девочка, – с настоящей нежностью вслух произнес Неверов. Он удержался от того, чтоб добавить: «И дорогая».

Он задумался. Ведь еще очень недавно Люба была не женой чужого человека, а худенькой ученицей девятилетки. Как-то мучилась она над геометрическими задачами? Как-то отвечала из географии? Наверное, краснея до самых ушей, розовых и без того, маленьких как раковинки, произносила глухим от безнадежности голосом: «Ростов-Дон… впадает в Азовское море». А когда отвечала урок стоя у доски, то, несомненно, влажные ее пальчики были все перепачканы красными чернилами и мелом. И уж тогда она знала, к какой области относится Ростов, чем этот злополучный город примечателен и на какой улице там почтамт.

Неверов замечтался. Ему очень захотелось перенестись снова в плохонькую безалаберную кофейню, заполненную стуком костей, хриплыми криками возбужденных игроков и неправдоподобными облаками табачного дыма. Захотелось пить глоточками кофе по-турецки, слушая прерываемую невообразимым шумом не то страстную, не то лукавую речь.

Турецкая кофейня возле самой набережной. Вы не торопясь выходите из нее, делаете два-три неверных шага, и вот уже вас обдает обволакивающей соленой прохладой. Великолепна лунная темень. Вечность непринужденно открывается вам в огне милых встревоженных глаз, внимательно устремленных на вас и куда-то вдаль, мимо.

Москва. Январь 1928 г.

ПЕРВЫЙ ЭПИЗОД

В лето такого-то года, а коли на точность пошло, то такого-то числа такого-то месяца в городе Санкт-Петербурге в улице Красных Зорь сидел приватно у себя дома на стуле Невменяемов. То, что сидел он, еще не удивительно: многие, очень многие сидели превратно в это самое время, а удивителен стул.

Старинный, александровской эпохи, недавно реставрированный и заново отполированный стул этот, на котором сидел Невменяемов, был настоящего красного дерева и по некоторым признакам даже жакоб.

Красное дерево, как известно, редкое дерево, не ровня деревьям других классов, например, белому дереву или кактусу, однако для экспорта за границу оно по некоторым щекотливым обстоятельствам непригодно. Так что тут сам Внешторг ничего поделать не может, и такая «выявилась» конъюнктура, что торгует-то он по внешности только, а на самом деле красное дерево, товар, которому цены нет, дальше границы не идет, как ни хлопочи. Это такой-то товар! А то: «Воры, Вары, варвары, отдайте мне мои миллионы! Во имя великомученицы Варвары отдайте, проклятые!»

Слыхивали?

ВТОРОЙ ЭПИЗОД

Невменяемов оттого, что сидел на стуле, внезапно задумал полететь в относительное эфирное пространство, открытое недавно немецким ученым физиком и патриотом. Относительно полетов Невменяе<���мо>в до сего времени ничего не думал и вообще старался не думать, чтоб не подвергнуться головной боли. Но безотносительно к этому он замечтался о браке. Собственно, сердце его вовсе не было чуждо стремлений к разнообразным ласкам, коими изобилуют законноприобретенные жены, но только он уж очень побаивался возможных осложнений, вытекающих из брака, прежде всего – заболеваний на этой неблагодарной почве. Поэтому полет его воображения непосредственно относится к аналогичному случаю.

ТРЕТИЙ ЭПИЗОД

Влетев с перепугу прямо в кабинет известного доктора Эйзенштейна, немца и патриота, Невменяе<���мо>в от волнения даже стал заикаться:

– Доктор, умоляю вас, поедемте: у меня же-жена ро-ро…

– Рожает?

– Нет, не ро-рожает. У ней рожа.

– Рожа жена? При чем же тут, милый человек, медицина? Обратитесь относительно подобного казуса в институт красоты: там безболезненно при помощи голой биомеханики достигается развитие, укрепление и восстановление грудей, а также прочих сходных частей дамского туалета.

– Но у жены не просто рожа, а рожистое воспаление.

– А, так бы вы и сказали. Это как раз не по моей специальности: я – врач ветеринарной гинекологии… Вот если у вашей супруги случится сап или неблагополучные роды, тогда присылайте за мной.