Владимир Богораз - Чукотскіе разсказы [Старая орфография]

Тѣмъ не менѣе для большого чукотскаго стойбища осталось довольно мѣста. Обширный лугъ, въ настоящее время покрытый толстымъ слоемъ снѣга, былъ гладко утоптанъ ногами людей и безчисленными копытами оленей, которыхъ то и дѣло прогоняли взадъ и впередъ мимо стойбища. Шесть огромныхъ шатровъ, обращенныхъ, по обычаю, устьями къ востоку, вытянулись въ длинную линію, заполненную въ промежуткахъ группами кладовыхъ саней, грузными связками оленьихъ шкуръ и всякой рухлядью, составляющей необходимую принадлежность кочевой жизни. На верхнемъ концѣ стойбища возились бабы, устанавливая деревянный остовъ седьмого шатра, оболочка котораго лежала на землѣ въ видѣ трехъ огромныхъ мѣховыхъ грудъ. Мѣсто это по праву принадлежало Этынькэу, старшему въ родѣ по общему родословному счету семьи Кэргинто, и не могло быть занято никѣмъ другимъ. Этынькэу съ мѣсяцъ тому назадъ отдѣлился отъ большого стойбища и отправился съ походнымъ шатромъ и небольшимъ стадомъ верстъ за 400 на югъ къ берегамъ р. Большого Анюя для рубки березы, изъ которой выдѣлываются полозья, затѣйливыя рѣшетки и переплеты ѣздовыхъ нартъ, — и возвратился только теперь. Экспедиція его увѣнчалась полнымъ успѣхомъ, и онъ успѣлъ заготовить около тридцати связокъ березовыхъ жердей, представлявшихъ матеріалъ для такого-же количества нартъ, каждая стоимостью по два оленя. Въ благодарность за такіе блестящіе результаты, онъ собирался устроить большой бѣгъ и жертвоприношеніе богамъ и на обратномъ пути отъ Большого Анюя, приближаясь къ своему стойбищу, разослалъ всѣмъ сосѣдямъ оповѣщеніе собираться на завтра. Въ качествѣ приза, Этынькэу собирался поставить полный приборъ березовыхъ частей бѣговой нарты. Кромѣ того, я обѣщалъ хозяевамъ поставить послѣдовательно нѣсколько небольшихъ призовъ для пѣшаго бѣга, борьбы и прыганья. Берега рѣки Россомашьей представляли крайній предѣлъ моей поѣздки, и согласно чукотскимъ воззрѣніямъ, я тоже долженъ былъ выступить устроителемъ бѣга, чтобы обезпечить себѣ покровительство «внѣшнихъ силъ» для благополучнаго возвращенія на родину. Такимъ образомъ, увеселенія обѣщали принять универсальный характеръ, и всѣ молодые люди на сто верстъ въ окружности уже десять дней говорили только объ нихъ, заранѣе волнуясь и обсуждая шансы того или другого изъ будущихъ соперниковъ.

Этынькэу пріѣхалъ не болѣе часа тому назадъ, покинувъ жену и обозъ на послѣднемъ ночлегѣ верстахъ въ десяти пониже, и тотчасъ-же заставилъ женщинъ на стойбищѣ, по большей части все своихъ племянницъ и невѣстокъ, поставить на переднемъ планѣ его большой бычачевидный [113] Бычачевидный шатеръ — выдающійся величиной среди другихъ шатровъ, подобно тому, какъ оленный быкъ выдается среди стада. шатеръ, снятый на время его отсутствія. На нижнемъ концѣ стойбищѣ воздвигалось еще цѣлыхъ три шатра. Тамъ тоже суетились женщины, устанавливая на снѣгу длинные шесты, опертые другъ на друга, и цѣлую систему жердочекъ, связанныхъ ремешками. То были гости, съѣхавшіеся для участія въ завтрашнемъ праздникѣ и для большаго удобства захватившіе съ собой и жилища.

Все ближайшее пространство передъ шатрами было наполнено группами стоявшихъ и сидѣвшихъ людей. Кромѣ довольно многочисленныхъ хозяевъ тутъ были кавралины съ близъ лежащаго стойбища, отстоявшаго не болѣе какъ на версту, и чаунскіе гости, стойбище которыхъ находилось еще ближе, по ту сторону р. Россомашьей. Молодые и старые ѣздоки на оленяхъ съѣхались со всѣхъ окружныхъ стойбищъ. Одни усѣлись на нартахъ и на грудахъ шкуръ, другіе развалились на снѣгу такъ непринужденно, какъ будто это были теплые палати только-что вытопленной избы, и не обращая вниманія на морозъ, обсуждали порядокъ и устройство завтрашнихъ увеселеній. А морозъ выдался не на шутку. Февральское солнце, цѣлый день заливавшее снѣгъ ослѣпительнымъ блескомъ, быстро катилось подъ гору, такъ быстро, что, казалось, его движеніе можно уловить глазами. Въ глубинѣ рѣчной долины надъ самымъ горизонтомъ поднимался легкій туманъ, заслоняя чуть замѣтную полоску анюйскихъ горъ.

Ѣздовые олени гостей, привязанные къ рѣдкимъ деревьямъ стойбища, отказывались раскапывать копытами слежавшійся снѣгъ и стояли, неподвижно понуривъ голову и слегка подрагивая всѣмъ тѣломъ отъ холода. Маленькіе, тощіе щенки, выращиваемые чукчами на закланіе во время жертвоприношеній, набились къ огнищу и смѣло лѣзли въ костеръ, чтобы спастись отъ мороза. Даже большія мохнатыя собаки моихъ упряжекъ, привязанныя сзади шатровъ и обставленныя со всѣхъ сторонъ санями, чтобы какой-нибудь глупый теленокъ не могъ подойти слишкомъ близко къ ихъ сокрушительнымъ зубамъ, свернулись въ клубокъ, тщательно подобравъ подъ себя лапы, уткнувъ носъ въ брюхо и покрывъ голову пушистымъ хвостомъ.

Чукчей спасали отъ холода теплыя кукашки, сшитыя изъ самаго пышнаго густошерстнаго пыжика, лоснившагося, какъ бархатъ, и отливавшаго красивымъ коричневымъ цвѣтомъ.

Кто былъ почувствительнѣе къ холоду, втягивалъ голову въ глубину широкаго ворота, опушеннаго полосой собачьяго или волчьяго мѣха, и, выпроставъ руки внутрь, складывалъ ихъ на груди, напоминая огромную черепаху и согрѣваясь своимъ собственнымъ тепломъ.

Спутники мои, пріѣхавшіе со мной изъ русскихъ поселеній на Колымѣ, одѣтые въ старыя вытертыя парки, давно отслужившія свой вѣкѣ, не раздѣляли равнодушія чукчей къ вечернему холоду. Долговязый Митрофанъ проявлялъ необычайную дѣятельность. Его крѣпкая фигура то и дѣло мелькала взадъ и впередъ съ огромными деревьями на плечѣ, каждое изъ которыхъ могло удовлетворить дневное потребленіе всѣхъ огнищъ стойбища. Впрочемъ, кромѣ желанія согрѣться, онъ имѣлъ въ виду еще заслужить одобреніе дѣвокъ, которыя при каждомъ принесенномъ деревѣ всплескивали руками и громко удивлялись его величинѣ и тяжести.

Маленькій тощій Селивановъ съ злымъ лицомъ, украшеннымъ остроконечной бородкой, — надвинувъ поглубже на голову ветхій капюшонъ своей ровдужной камлеи [114] Ровдуга — родъ замши. Камлея, камлейка — верхній балахонъ изъ ровдуги, ситца или сукна. ожесточенно рубилъ на части принесенныя Митрофаномъ деревья, съ шумомъ перебрасывая полѣнья на довольно далекое растояніе къ грудѣ дровъ, расползавшейся во всѣ стороны у одного изъ шатровъ. Только старый Айганватъ, натянувъ на себя нѣсколько самыхъ разнообразныхъ одеждъ, неподвижно улегся на нартѣ и не хотѣлъ принимать участія ни въ бесѣдахъ, ни въ работѣ. Уже второй годъ онъ служилъ мнѣ не столько переводчикомъ, сколько истолкователемъ непонятныхъ мнѣ явленій, обычаевъ и поступковъ и несмотря на свою чисто чукотскую кровь, считалъ себя вправѣ съ презрѣніемъ смотрѣть на своихъ соплеменниковъ, ихъ жизнь и увеселенія.