Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы [Старая орфография]

— Ванька! — прибавилъ онъ, обращаясь къ Рудневу. — И ты купи колесо. Сядемъ на колеса и укатимъ въ Санъ-Луисъ.

Въ послѣднее время пріятели стали обдумывать планъ, чтобы уѣхать въ Санъ-Луи, гдѣ подготовлялась всемірная выставка, и снова заняться тамъ столярными работами по примѣру прежняго опыта. Но Рудневу пока нравился Нью-Іоркъ, и онъ не хотѣлъ уѣзжать изъ этого веселаго города. Оба они, впрочемъ, были способны на такой подвигъ, какъ неожиданно укатить на велосипедѣ за полторы тысячи миль, даже не обращая вниманія на невыплаченную разсрочку.

— Не хочется пить! — укоризненно повторилъ Рудневъ, не обращая вниманія на предложеніе товарища. — А мнѣ вотъ хочется!..

Онъ налилъ себѣ еще рюмку.

— А ты почему товарища покидаешь? — прибавилъ онъ полусердито, видя что Подшиваловъ не слѣдуетъ его примѣру. — У, ты, косопузый!

Подшиваловъ былъ, какъ сказано, ловокъ и строенъ, но въ качествѣ рязанца имѣлъ всѣ права на этотъ, освященный вѣками, эпитетъ.

Подшиваловъ посмотрѣлъ Рудневу внимательно въ лицо.

— А ты съ кѣмъ дрался, Ваня? — сказалъ онъ инсинуирующимъ, ласково-насмѣшливымъ тономъ.

У Руднева подъ правымъ глазомъ былъ довольно большой синякъ, хотя онъ былъ не очень замѣтенъ на его буромъ лицѣ.

— Съ городовымъ! — сказалъ Рудневъ. — Я вчера ночевалъ въ участкѣ… — прибавилъ онъ, не сморгнувъ глазомъ.

Павелъ даже присвистнулъ.

— А сегодня былъ въ кортѣ , — продолжалъ Рудневъ невозмутимо, — въ судѣ, то-есть. Судья говоритъ: «Зачѣмъ вы дрались?» — «Я, говорю, ваша честь, разнималъ ихъ, а они убѣжали. А городовой, говорю, подъ фонаремъ дремалъ, облокотившись, то-есть, да съ просонковъ меня и поймалъ»…

Облокачиваться на фонарь запрещено американскимъ полицейскимъ и наказывается значительнымъ денежнымъ штрафомъ.

— А судья что? — спросилъ Подшиваловъ смѣясь.

— А судья говоритъ: «Молчите, — говоритъ, — не то оштрафую васъ на три рубля, доллара, то есть».

— Надо всего попробовать! — прибавилъ онъ съ сосредоточеннымъ видомъ. Онъ, очевидно, окончательно рѣшился придать своему знакомству съ участками международный характеръ.

— Можно похвалить Америку… — повторилъ Павелъ, возвращаясь къ занимавшему его вопросу. — Для мастерового человѣка очень подходящее мѣсто…

— Пропади ты съ Америкой! — грубо сказалъ Рябчиковъ, тоже присоединившійся къ компаніи у стола.

Это былъ высокій мужчина съ мрачнымъ лицомъ, обросшимъ черными волосами. Онъ былъ одѣтъ бѣдно и грязно, хуже всѣхъ гостей, собравшихся на вечеринку, и правая рука его, бравшая рюмку со стола, была неестественно согнута.

— Какъ? — сказалъ Павелъ, задѣтый за чувствительное мѣсто. — Я вотъ въ Одессѣ получалъ восемь гривенъ въ день, а здѣсь два доллара съ половиной. Это, вѣдь, почти пять рублей… Вотъ вамъ одно… — Онъ загнулъ одинъ огромный палецъ. — А время короче, за сверхурочные часы двойная плата, — вотъ вамъ другое. А жизнь легкая по всѣмъ статьямъ, — прибавилъ онъ, — не столько серьезная, какъ въ Одессѣ, напримѣръ.

Рябчиковъ метнулъ въ его сторону злой взглядъ, потомъ налилъ себѣ большую рюмку и снова опрокинулъ въ ротъ, но задержалъ ее и проглотилъ только тогда, когда ему стало не въ моготу удерживать пламенную жидкость.

Рябчиковъ былъ чернорабочій, и ему и въ Америкѣ жилось не сладко. Правая рука его была повреждена послѣ несчастнаго паденія съ корабельной сходни и теперь мѣшала ему работать, какъ слѣдуетъ. Онъ, напримѣръ, могъ таскать мягкіе мѣшки, но рука его мало годилась для того, чтобы поддерживать четвероугольный ящикъ. Земляная работа тоже была для него не по силамъ, ибо ему было трудно поддерживать лопату своей испорченной рукой. Онъ постоянно мѣнялъ мѣста и города въ надеждѣ найти что-нибудь болѣе подходящее. Въ Нью-Іоркъ онъ попалъ изъ Риги съ грузовымъ пароходомъ. Въ то лѣто заработки носильщиковъ были такъ хороши, что, недолго думая, онъ остался на берегу. Съ тѣхъ поръ ему, однако, часто приходилось сидѣть безъ работы и бѣдствовать. Онъ крѣпко зашибалъ и во хмелю былъ буенъ и постоянно заводилъ драки. Въ общемъ это былъ мрачный, много видѣвшій и много ненавидѣвшій человѣкъ. Онъ былъ однимъ изъ наиболѣе грамотныхъ въ кружкѣ, порядочно говорилъ по-англійски и имѣлъ довольно отчетливое представленіе объ особенностяхъ политической жизни Нью-Іорка, которая для большинства членовъ оставалась въ значительной степени китайской грамотой.

Усольцевъ тоже остановился въ дверяхъ и разговаривалъ съ недавно пришедшимъ гостемъ. Оба они были довольно похожи другъ на друга: толстые, присадистые, съ калмыковатыми лицами и длинными висячими усами. Но новопришедшій былъ въ черномъ сюртукѣ, и его большіе, безцвѣтно-сѣрые глаза было вооружены свѣтлыми очками въ золотой оправѣ. Это былъ Рулевой, единственный интеллигентъ въ составѣ гостей на вечеринкѣ. Онъ тоже пріѣхалъ совсѣмъ недавно, и положеніе его было безпомощнѣе, чѣмъ у всѣхъ этихъ ремесленниковъ, именно благодаря его черному сюртуку. Въ Россіи онъ былъ сперва народнымъ учителемъ, потомъ фельдшеромъ, потомъ земскимъ статистикомъ, потомъ, съ прекращеніемъ статистики, остался за штатомъ и рѣшилъ уѣхать въ Америку на деньги, скопленныя въ теченіе пятнадцатилѣтней работы. Рулевой тоже не говорилъ по-англійски и не зналъ никакого ремесла. Изъ Россіи онъ привезъ нѣсколько десятковъ долларовъ, но они были на исходѣ, и до сихъ поръ онъ не могъ отыскать себѣ работы. Изо-дня въ день онъ кое-какъ прочитывалъ рядъ объявленій и ходилъ съ одного конца города въ другой, стараясь найти какое-нибудь мѣсто; но его нигдѣ не принимали. Онъ былъ готовъ на самую трудную и черную работу, но наниматель прежде всего осматривалъ его руки, потомъ отсылалъ его обратно. Даже «выжиматели пота» въ маленькихъ еврейскихъ мастерскихъ не хотѣли принять его, хотя онъ выражалъ готовность на самую ничтожную плату. Черный сюртукъ и золотые очки Рулевого не подходили для ихъ операцій. Они подыскивали себѣ самыхъ захудалыхъ еврейчиковъ, маленькихъ, тощихъ, на смерть испуганныхъ Америкой и готовыхъ на всякое мученичество, лишь бы не погибнуть безъ пищи и пріюта.

Въ послѣдніе дни Рулевой почти голодалъ, стараясь растянуть подольше свои быстро тающіе, гроши. Съ Усольцевымъ онъ познакомился недѣлю тому назадъ и въ первый разъ посѣтилъ его именно въ этотъ вечеръ. Собственно говоря, его привело соображеніе, что русскій столяръ и его товарищи помогутъ ему найти что-нибудь; но потомъ такое необычайное явленіе, какъ русская группа на американской почвѣ, заинтересовало его, и онъ на время забылъ о своихъ планахъ.

— Откуда же вы беретесь? — спрашивалъ онъ у хозяина нѣсколько удивленнымъ голосомъ.

— Отовсюду! — сказалъ Усольцевъ. — Кто самъ придетъ, а кого и вонъ выпроводимъ.