Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы [Старая орфография]

— Ну вотъ! — сказалъ Усольцевъ. — У насъ въ Одессѣ даже всѣ ребятишки знаютъ, что въ Америкѣ заработки лучше. Между тѣмъ тоже другъ за дружкой тянутся. Я вотъ сюда пріѣхалъ, а за мной Павелъ, а за Павломъ ужъ новый тянется. Третьяго дня прислалъ письмо, пишетъ: «Распродаю все и ѣду въ Нью-Іоркъ».

Рулевой не сказалъ ничего.

— И даже я вамъ скажу, — продолжалъ Усольцевъ, — порядочно-таки въ Америкѣ русскихъ. Вотъ мы у Парнака и К° работаемъ: насъ собралось тамъ четверо русскихъ столяровъ. А съ Шустерманомъ вмѣстѣ тоже двое русскихъ слесарей работаютъ изъ-подъ Москвы и все новопріѣзжіе: кто два года, кто годъ, кто шесть мѣсяцевъ.

— Это, значитъ, недавно пошло… — сказалъ Рулевой.

— Какъ сказать? — возразилъ Усольцевъ. — Есть и очень давно. Вотъ въ томъ мѣсяцу я на польской вечеринкѣ старичка встрѣтилъ: тридцать пять лѣтъ живетъ въ Америкѣ. Говорю: «Откуда вы пріѣхали?» А онъ говоритъ: «Я не пріѣзжалъ, я изъ Ново-Архангельскаго. Меня американцамъ вмѣстѣ съ Аляской продали».

Компанія у стола разстроилась.

— Плясать, плясать! — взывалъ Подшиваловъ, выходя на средину «большой комнаты». — Ваня, играй на гармоникѣ!

Елка была безцеремонно сдвинута въ сторону, и многіе стулья вынесены въ прихожую. Гости подвинулись вплотную къ стѣнѣ, чтобы очистить танцующимъ нѣсколько лишнихъ дюймовъ пространства.

— Ходи веселѣе! — кричалъ расходившійся рязанецъ. — Разыгрывай, Ванька!..

Онъ сдѣлалъ какое-то замысловатое колѣно.

— Тѣсно здѣсяй! — сказала смѣшливымъ голосомъ одна изъ барышень, съ веснущатымъ лицомъ и рыжими кудрями, распущенными по плечамъ. — Ходимте на крыша!..

Плоскія крыши американскихъ домовъ, дѣйствительно, нерѣдко служатъ мѣстомъ лѣтнихъ пикниковъ, но предложеніе плясать трепака на крышѣ въ половинѣ рождественской ночи было нѣсколько рискованно даже для Америки.

— Пустое! — кричалъ Подшиваловъ. — Я танцую наизусть, я не споткнусь. Матрена Ивановна, съ платочкомъ!..

— Давайте, лучше запоемъ! — предложилъ Рудневъ, принимаясь перестраивать лады на своей гармоникѣ.

— Ну, запоемъ! — согласился Подшиваловъ. — А только ты на гармоникѣ подыгривай!..

затянулъ онъ жидкимъ теноркомъ.

подхватилъ хоръ дружно.

Тонкій теноръ каменщика взвивался въ высоту. Даже русинка и словачка пѣли, увлеченныя общимъ примѣромъ.

подхватилъ хоръ.

— Отчего не слышно баса? — воскликнулъ Подшиваловъ. — Гдѣ Рябчиковъ?

У сердитаго носильщика тяжестей былъ великолѣпный басъ, мрачный и звонкій, напоминавшій большую мѣдную трубу.

Но Рябчикова не было между пѣвцами. Онъ сидѣлъ въ самомъ дальнемъ углу, уткнувшись лицомъ въ колючія вѣтви елки, и горько плакалъ.

Многоязычный хохликъ подошелъ къ Рябчикову и дотронулся до его руки. Они были пріятелями и одно время даже жили вмѣстѣ. Иногда послѣ пятой рюмки Рябчиковъ даже высказывалъ желаніе тоже учиться по-лошенкойдышь.

— Чего ты, Рябчикъ? — спросилъ хохликъ участливымъ тономъ.

— Домой хочу! — отвѣтилъ Рябчиковъ захмелѣвшимъ голосомъ.

— Пойдемъ, я тебя отведу! — предложилъ Пренадинъ, дѣлая движеніе, чтобы взять его подъ руку.

Рябчиковъ отбросилъ его руку прочь, какъ капризный ребенокъ.

— Нѣтъ, нѣтъ! — говорилъ онъ плачущимъ голосомъ. — Я хочу домой, туда, къ мамѣ!..

Рулевой переминался на мѣстѣ и все нерѣшительнѣе поглядывалъ на хозяина.

— Знаете что, Илья Никитичъ! — сказалъ онъ ему, наконецъ. — Не можете ли вы для меня найти работу на вашей фабрикѣ!..

Нью-Іоркъ, 1903.

Я жилъ въ Нью-Іоркѣ уже полгода. Это были сплошные каникулы, одни изъ самыхъ длинныхъ, какіе я имѣлъ въ своей жизни. Дни соединялись въ недѣли, а недѣли въ мѣсяцы, время уплывало неудержимо и безшумно, какъ песокъ изъ прорваннаго мѣшка. Кругомъ меня волновался и шумѣлъ гигантскій городъ, но въ моей душѣ было тихо, какъ въ больницѣ; она отдыхала, какъ выздоравливающій отъ тифа, и лѣниво дремала, укрывшись широкимъ одѣяломъ покойнаго и непроницаемаго безразличія. Не то, чтобы я проводилъ свое время безъ работы. Въ Америкѣ никто не сидитъ безъ работы. Воздухъ наполненъ жаждой дѣятельности, и даже милліонеры, не имѣя возможности работать для хлѣба, погружаются въ тяжелый спортъ — «каторжный и потный», по опредѣленію премудраго американскаго философа, мистера Дули изъ кабачка № 2047 по Арчиной Аллеѣ подъ Чикаго [10] Мистеръ Дули — одинъ изъ любимыхъ персонажей извѣстнаго американскаго юмориста Дунна. — «какъ берейторы и кучера, которые работаютъ безъ жалованья».

Мнѣ, какъ иностранцу, при томъ не имѣвшему милліоновъ, тѣмъ болѣе приходилось подчиниться этому общему закону американской жизни. Конечно, дѣло, дававшее мнѣ хлѣбъ, не было похоже на обычныя американскія дѣла, которыя вращаются вокругъ прилавка и конторскихъ книгъ еще исключительнѣе, чѣмъ въ Европѣ. Я работалъ въ одномъ изъ храмовъ науки, который является, быть можетъ, самымъ серьезнымъ и богато обставленнымъ въ огромной столицѣ западнаго континента. Это былъ величественный дворецъ, сложенный изъ сѣраго гранита, съ широкими мраморными лѣстницами и высокими свѣтлыми залами. Въ каждомъ изъ этихъ залъ могло бы безъ труда помѣститься однородное учрежденіе съ Васильевскаго Острова вмѣстѣ съ крышей и дымовой трубой.

Этотъ великолѣпный научный храмъ возникъ почти такъ же, какъ возникаютъ на русской почвѣ церкви и монастыри. Его построили купцы, желавшіе увѣковѣчить свое имя чѣмъ-нибудь болѣе приличнымъ, чѣмъ собраніе процентныхъ купоновъ. «Смолоду много бито, граблено, подъ старость надо душу спасти».

При томъ же богатые купцы часто бываютъ бездѣтны и не знаютъ, кому завѣщать свои сокровища.

Наука, однако, занималась своимъ дѣломъ, не заботясь объ источникѣ питавшей ее струи. Въ ученомъ дворцѣ съ утра до вечера стройно кипѣла странная работа, мало понятная для непосвященныхъ смертныхъ. Четыре скульптора работали, возсоздавая по полевымъ фотографіямъ и наскоро снятымъ слѣпкамъ точныя фигуры и группы различныхъ индѣйскихъ, негритянскихъ и папуасскихъ племенъ. Въ паровой печи подъ давленіемъ тридцати атмосферъ выжигались зародыши моли изъ одеждъ, привезенныхъ съ Тихо-океанскихъ острововъ или съ береговъ Берингова моря. Въ одномъ углу читались лекціи съ живыми картинами, въ другомъ готовились къ пріему международнаго конгресса, въ третьемъ снаряжали новую экспедицію.