Иван Наживин - Перунъ [Старая орфография]

Любопытные москвичи, узнавъ чрезъ газеты, что въ музей привезли какого-то стараго бога, толпами шли поглядѣть на него. Сперва странными, незнакомыми показались Перуну эти плѣшивые, слабогрудые, полуслѣпые потомки вятичей, которые приходили къ нему и смотрѣли на него удивленными, неузнающими глазами, но онъ очень скоро разобралъ, что это совершенно такіе же люди, какъ и тѣ которые нѣкогда плясали шумными хороводами вкругъ него среди величавыхъ лѣсовъ земли вятской, подъ вольнымъ небомъ, подъ звуки дикихъ пѣсенъ и лютенъ осьмиструнныхъ, и гусель яровчатыхъ, и свирѣлей звонкихъ, — они только притворялись для чего-то другими. А, можетъ, и просто маленько повылиняли…

Къ вечеру москвичи всѣ разошлись. А на утро снова побѣдно засвѣтилъ надъ землей московской великій Дажь-богъ благодатный. Мысеичъ, одинъ изъ музейныхъ сторожей, приличный такой, тихенькій старичекъ въ потертомъ мундирѣ, вошелъ въ покой Перуна и, обмахивая бога пыльной тряпкой, по своей привычкѣ тихонько, фистулой напѣвалъ:

На огромной площади шла безпрерывная суета маленькихъ черныхъ человѣчковъ. Надъ Кремлемъ промежъ золотыхъ крестовъ съ криками кружилась огромная стая галокъ и воронъ. Мелкія букашки вели свои незримыя, но важныя дѣла въ расщелинахъ стѣнъ. На выступѣ карниза зацвѣла Богъ знаетъ кѣмъ и какъ занесенная сюда былинка. И среди немолчнаго водоворота огромнаго города, одинокій, стоялъ въ величавой неподвижности древлій богъ, сжимая въ десницѣ своей пучокъ ярыхъ молній…

Начато въ с. Булановѣ Владимірскаго уѣзда въ 1917 г.

Кончено въ Рейхенгаллѣ, Верхн. Баварія, въ 1924 г.

«…Я читалъ Вашу книгу съ величайшимъ интересомъ, а мѣстами и съ большимъ восхищеніемъ и въ настоящее время пишу о ней три большихъ статьи, которыя появятся въ одинъ и тотъ же день въ Даніи, Норвегіи и Швеціи… [4] Статьи знаменитаго критика появились въ большой датской газетѣ « Politiken ». Въ нихъ около 3 печатныхъ листовъ и поэтому здѣсь онѣ приведены быть не могутъ. Но вотъ самыя яркія мѣста изъ нихъ: «…Наживинымъ создано обширное и крупное произведеніе, которое по праву можетъ стать рядомъ съ не менѣе обширнымъ романомъ Льва Толстого „Война и Миръ“… Этотъ эпосъ въ прозѣ охватываетъ подавляющую массу лицъ всевозможныхъ положеній и можетъ быть рекомендованъ всякому желающему познать современную Россію, какъ совершенно необходимое и мастерское произведеніе… Аристотель спрашиваетъ себя, можетъ ли художественное произведеніе въ сто стадій длиной считаться дѣйствительно художественнымъ произведеніемъ. Пусть Наживинъ не сердится на это напоминаніе о сотнѣ стадій Аристотеля: написавшій въ дни моей молодости книгу въ шести томахъ, я не могу дѣлать упрека тому, кто выпустилъ трудъ въ трехъ томахъ. Я могу только апплодировать…» ) Около 30 лѣтъ не писалъ я уже рецензій… но Ваша книга чрезвычайно захватила меня… Я пишу о Васъ, чтобы дать удовлетвореніе самому себѣ. Вы совсѣмъ не должны благодарить меня. Я искренно восхищаюсь Вами… Я недурной критикъ и у меня есть нюхъ. Я умѣю оцѣнить вещь…»

«…Вы, вѣроятно, знаете о глубокомъ уваженіи и симпатіи, которую я издавна питаю къ литературѣ Вашей страны, и поэтому для меня было особенной радостью познакомиться съ русскимъ писателемъ Вашего ранга, писателемъ, который совершенно непонятнымъ образомъ до сихъ поръ ускользалъ отъ меня. Вашъ „Распутинъ“ монументальное произведеніе и былъ для меня во всѣхъ отношеніяхъ — въ историческомъ, культурномъ и литературномъ — большимъ выигрышемъ…»

«…Прочитавъ Вашего „Распутина“, я чувствую себя исполненной величайшаго удивленія (Bewunderung) предъ той силой и знаніемъ, съ которыми Вы, картину за картиной, представляете русскій народъ… И Вамъ удалось достойнымъ всякаго удивленія образомъ заставить эти картины жить. За чтеніемъ Вашей книги почти забываешь, что это лишь поэтическій вымыселъ… Вы съумѣли, напримѣръ, такъ изобразить Распутина, что онъ возбуждаетъ интересъ, котораго я никогда раньше не испытывала къ этому человѣку. Неслыханныя страданія, которыми долженъ былъ пройти Вашъ народъ, въ Вашемъ разсказѣ захватываютъ… И, оставляя книгу, хочется пожелать, чтобы Вамъ даровано было поработать надъ возстановленіемъ новой, болѣе счастливой Россіи, которая, будемъ надѣяться, скоро встанетъ изъ теперешнихъ развалинъ…»

…Романъ Наживина «Распутинъ» завоевываетъ себѣ въ Германіи кругъ друзей. Можно по совѣсти рекомендовать этотъ романъ, такъ какъ онъ принадлежитъ перу объективнаго человѣка и нельзя не признать за нимъ большой литературной цѣнности.

…Автору удалась увлекательная картина цѣлой культуры, картина, на которую каждый долженъ обратить вниманіе…

…О Распутинѣ писалось столько, что, казалось бы, невозможно сказать о немъ что-нибудь новое. И тѣмъ не менѣе величайшій интересъ представляетъ собою романъ Наживина, который личность Распутина ставитъ въ центрѣ своего произведенія…

…Эта книга — ключъ для разумѣнія того, что случилось съ русскимъ народомъ. Безъ сомнѣнія, на книгу эту обратятъ въ Германіи большое вниманіе, ибо она даетъ отвѣтъ на важные и для насъ вопросы…

…Хвала писателю! Подумайте только: книга въ 1400 страницъ, исторія культуры и нравовъ великаго народа! Создано произведеніе, которое переживетъ нынѣшній день, произведеніе, въ которомъ авторъ проявляетъ себя, какъ могучая творческая сила. Необычайное искусство изображенія и художественная обработка огромнаго матеріала — вотъ что придаетъ этому русскому писателю его большое значеніе… Охватывая годы 1910–1920, Наживинъ, подобно Гоголю, даетъ бытовыя картины изъ всѣхъ круговъ русскаго народа. До этого Наживина въ Германіи едва знали — этотъ романъ однимъ ударомъ сдѣлаетъ его у насъ знаменитымъ.