Аркадий Аверченко - Собрание сочинений в 13 томах. Том 6. О маленьких-для больших

— Гляди, гляди: лоб-то ладошкой насколько усердно трет. Втыкнет в карту флажок и потрет лоб, втыкнет — и потрет.

— Действительно, лоб такое место, что трение любит. Это, брат, как колесо: не подмажешь — не поедешь.

— Страшно, брат, даже глядеть на него, ей-Богу!

— Нам-то что — он наш. А вот русский взглянет — прямо-таки в дрожь войдешь.

— Тут войдешь! Нетто не жутко: сидит человек и думает. И чего это он думает и зачем это он думает? — ничего такое неизвестно.

— Орлиная душа!

— Львиное сердце!

— Ястребиный взгляд!

— Пантера африканская и все тут.

— Сидит человек и думает; сидит — и думает.

— Задумаешься! Этакое дело на плечи взвалил!..

— Ну, и расчешет же он их.

— Русских-то? Да. Попомнят австрийскую прическу.

— Сидит человек и думает; сидит — и думает.

— Вам что нужно?

— Корреспондент я. В немецкие газеты пишу. Мне бы повидать главнокомандующего австрийской армией.

— Да уж не знаю — и можно ли. Сидит человек и думает; сидит — и думает. И когда он все, что нужно, удумает — того не могу сказать.

— Скажите — корреспондент немецких газет. Общественное мнение, сами понимаете. Единение с народом. Осветить нужно, сами понимаете.

— Мне что; я скажу……………………………..

— Ну, что?

— Просит. Очень, говорит, рад принять представителя могущественной прессы. Рад поделиться, чем возможно.

Когда корреспондент вошел в кабинет главнокомандующего австрийской армией — он застал его глубоко задумавшимся над большой, разостланной на столе картой.

Увидев корреспондента, генерал очнулся.

— А! Здравствуйте. Чем могу служить?

— Я хотел бы, генерал, выяснить несколько вопросов. Например: мы, граждане, до сих пор не можем примириться с тем, что русские взяли Галич.

Генерал хитро поглядел на корреспондента, откинулся на спинку стула и закатился довольным торжествующим смехом.

— А что? Ловко мы это сделали? Никому и невдомек!

— Что вы сделали?!

— А Галич сдали.

— Разве вы сами сдали? Русские его взяли.

— Да как же, «взяли»! Держите карман шире… Если бы мы не захотели его сдать — сам черт бы его у нас не выцарапал…

— Значит, вы нарочно сдали его?

Главнокомандующий подмигнул и затрясся от еле сдерживаемого смеха.

— Конечно же! Неужели никто не догадывается?

— Решительно никто, — удивился корреспондент. — Тонко вы, значит, это сделали.

— Да уж… Военная наука, это — не бирюльки, молодой человек.

— Зачем же вы отдали Галич, все-таки?

Главнокомандующий выпрямил спину и со снисходительной улыбкой поглядел на корреспондента.

— А вы не догадываетесь? Дитя!

Отчеканил, причем глаза его сверкнули грозным, зловещим огнем:

— Из стратегических соображений!!

— Вот оно что-о-о. То-то я смотрю, что, вообще, по штатскому, его бы, Галич этот, и не следовало отдавать… Генерал!

— Ну?

— Еще один вопросец: если из стратегических соображений отдали Галич, то почему под Галичем такой упорный бой был? Взяли бы вы и отступили бы просто без боя — нате, мол! Подавитесь!

— Оригинал вы, как я на вас посмотрю! Совсем ребенок. «Бой, бой!» Приняли мы бой из стратегических соображений.

— ??!!??

— Очень просто: если бы мы отступили без боя, отдавая русским Галич, здорово живешь, — они бы сразу догадались: «э, мол — тут австрийцы хитрят. Подозрительно это. Брать ли уж Галич? Не отступить ли?…» Этого мы очень боялись. Так что и пришлось замаскировать боем этот стратегический план…

— Хитро!

— А вы, как бы думали! Мало ли мы учимся, изучаем это дело. Военная наука — штука сложная. Вот, видите — сижу тут — и думаю: сижу — и думаю. Все время так.

— В таком случае… Примите чувства моего живейшего восхищения.

— Это можно.

Корреспондент ушел, погруженный в чувство живейшего восхищения.

— А вы, все-таки, спросите: не примет ли? Скажите — корреспондент пришел.

— Уж и не знаю, — можно ли. Боязно и помешать. Сидит человек — и думает; сидит и думает. Впрочем, узнаю…

— Пожалуйте.

— Чем изволите заниматься, господин главнокомандующий?

— А вот: сижу все и думаю, сижу и думаю. Военное дело, ведь, это не то, что: «Фрейлен Эльза, позвольте вас просить на вальс!»

— А я к вам опять с вопросцем. Скажите, генерал, ведь, если не ошибаюсь — русские взяли Львов?

— Печально было бы, если бы вы ошиблись, — снисходительно улыбнулся главнокомандующий. — Конечно, они взяли Львов.

Корреспондент свесил голову.

— Какой ужас! Какое национальное несчастье!..

— Для русских? — иронически усмехнулся генерал. — Да… русским теперь придется жутковато… Тонко вы это сказали: национальное несчастье…

— Ка-ак?!! Для них несчастье? Неслыханно! А я думал — для нас.

— Ну, если бы для нас, мы бы не отдали, будьте покойны.

— Чудеса! Зачем же вы отдали?

Генерал довольный, широко улыбнулся и выпрямил плечи:

— Стратегический расчет!

— И вы ловко его замаскировали, — с восхищением заметил корреспондент. — Подумайте: отдали русским несколько десятков тысяч пленных. Пойди-ка, догадайся, что это все — с целью.

— Браво, браво — зааплодировал генерал. — Я вижу, вы меня уже начали понимать, молодой человек. Ловкий ход, а?

— Замечательный ходец.

— Наполеоновский… Мне было, признаться, трудно… Все боялся, что русские вдруг возьмут, да и отступят. Нет, — пошли на удочку.

— Восхитительно! Я вижу, генерал, что вы распоряжаетесь ими, как водопад щепкой!

— Наука, батенька!

— Как девочка куклой!!

— На том стоим.

— Играете, как кошка мышью!

— А вы спросите — почему? Ночей не сплю, все придумываю — как лучше сделать. Сижу — и думаю; сижу и думаю.

— Поразительно, генерал. Нет, а самообладание какое: отдать из расчета добрую половину армии — и даже не поморщиться.

Генерал, довольный, смеялся будто его щекотали:

— А мне что морщиться?.. Пусть русские морщатся. Мы им, я думаю, и Пржемышль отдадим.

— Без боя?

— Зачем без боя. С боем. Стратегическое соображение. Без боя сдадим, — а они, гляди, и испугаются. Побегут назад.

— Талейран! Иезуиты! Хе-хе. Не хотел бы я теперь быть русским.

— Хорошего мало.

— Сидит и думает. Все вот этак сидит и думает. Пробормочет что-то, потрет лоб, втыкнет флаг и опять задумается.

— Мозги!

— Да уж голова настоящая. Дай Бог всякому. Веселый такой давеча ходил: ловко это я, говорит, русским Пржемышль и Краков сдал. И сами, говорит, не заметили. В бой полезли. Да если бы, говорит, ихний, говорит, командующий армией, пришел бы ко мне, да попросил бы, говорит, чтобы я ему, говорит, не только говорит, Краков, а и Будапешт отдал — пожалуйста! Хоть сейчас.

— Те-ек-с. План, значит?

— И не говорите. Одно слово, стратегия.