Аркадий Аверченко - Собрание сочинений в 13 томах. Том 6. О маленьких-для больших

— Войска-то наши где нынче?

— А под Веной. В сорока верстах.

— Ловко механику подвели.

— Тонкая механика. А русские, ровно ребята малые за нашими бегут. Никакой солидности.

— Наш-то не такой. Орел. Сидит все и думает. «Я говорит, могу русской армией, как кошка мышкой вертеть. Куда, говорит, хочу — туда они и бросятся. Я, говорит, этому делу во сколько лет учился. Не даром же, говорит, папенькой с маменькой деньги на меня трачены».

— Это что ж такое за человек!

— Ястреб форменный!

— А сердце львиное…

— А в душе христианин, — все отдает неприятелю. Последнюю рубашку готов отдать.

— Дурак ты, дурак! Нешто это он спроста делает?

— Стратегия?

— Не иначе. Он, гляди, им и Будапешт отдаст. Дьявольски тонок сей человек.

— Будапешт-то… слышали? Ау! Отдали.

— Эва! Хватился. Это когда было еще!.. Третьего дня!

А нынче уже новая новость.

— Ну?

— Вену сдаем.

— Да неужто?!.

— Вот тебе и неужто. Стратегия, брат, это не в дурачки играть.

— А как же Франц-Иосиф?

— Сдали его.

— Да как же это так?

— Значит, нужно так. Стратегия. Не даром же человек сидел и думал, сидел и думал…

— Этот удумает! А, скажите, пожалуйста, чего ж мы теперь защищать будем, если Вену сдали и Франц-Иосифа сдали?

— А ничего. Нечего теперь и защищать. Никаких хлопот.

— Значит, война кончилась?

— Нешто не видишь?

— Ловко! И до чего же человек этот, — наш-то, орел, — умственный! Вертел, вертел русскими, — глядь, и войну кончил.

— Да… Сидел человек и думал, сидел и думал.

— Мозги! А где же они теперь-то?

— А в Вятке.

— Эко куда забрался! Чего же он там делает?

— А по своему делу, знаете, работает: сидит и думает, сидит и думает: как это, дескать, оно ловко вышло!..

Их собралось на митинг около трех тысяч… Были здесь умная, глупая, молодая и старая.

Но все они имели один разум, одну логику.

На трибуну вскарабкалась ораторша и торжественно (если эти два понятия сочетаемы) — крикнула;

— Леди и джентльм… впрочем, к черту джентльменов!

Одни леди, т. е. одни, я хотела сказать… Леди! Мужчины не хотят дать нам равноправия, не хотят уравнять нас с ними, — что мы должны сделать, чтобы убедить их?

Чей-то серебристый голосок посоветовал:

— Поджечь университет.

— Это, конечно, хорошо… но я не вижу логики…

— Тут только слепой не увидит логики: в университете преподают науки; мы его поджигаем, — пусть мужчинам будетъ наука, чтобы они к нам присоединялись.

— Браво! Верно! Выдать ей оружие из наших складов! — Какое оружие?

— Коробку спичек.

Выдали.

И еще был митинг.

— Леди! Стойкая защитница наших прав мисс Броун, поджегшая университет, арестована! Она объявила голодовку, но тюремная администрация кормит ее насильно. В какой форме мы должны выразить протест?

— Взорвать железнодорожный вокзал!!

— Простите, но я не вижу логики…

— Это вы не видите. А другие видят. На всяком железнодорожном вокзале есть буфет: в буфете этом кормят публику. Нашу мисс Броун тоже кормят. Если же мы взорвем вокзал с буфетом, то тюремная администрация поймет, что…

— Браво! Принято!

— Брависсимо! Принятиссимо!!

— Леди! За взрыв железнодорожного вокзала мисс Дуббльтон была арестована и обыскана. Вы слышите? Обыскана! Мы должны выразить протест против этого. Но какой?!

— Поколотить Аксвита!

— Виновата, но где же тут логика?

— Как где? Он ведь Асквит?

— Асквит.

— Министр?

— Министр.

— Мисс Дуббльтон обыскали?

— Обыскали.

— И арестовали?

— Да.

— Ну, и вздуем Асквита.

— Да ведь он же не министр полиции?

— Сам виноват. Если бы был министром полиции, — он бы должен был не допускать такого варварского обращения с женщиной… Кто же виноват, что он не министр полиции!..

— Верно! Браво!

— Лупи его, Асквитишку! Выдать ей из наших складов оружие одну пощечину.

— Леди! Мисс Панкхерст за избиение Асквита арестована. Как мы должны протестовать против этого? В какой форме?

И тогда встала суффражистка Ричардсон и сказала:

— Я пойду в галерею и изрежу картину Веласкеза — «Венера с зеркалом».

— Простите, но я не вижу логического начала в этом поступке…

— Потому что вы, вообще, ничего не видите дальше своего носа… Арестована мисс Панкхерст — женщина редкой духовной красоты! А «Венера» Веласкеза— женщина редкой физической красоты… Что же я делаю? Я иду в галерею и в отместку за нашу женщину духовной красоты, уничтожаю ихнюю редкую женщину физической красоты [2] Аркадий Аверченко не выдумывал этих слов. Эти слова, как мотив преступления, были сказаны мисс Ричардсон на следствии (см. газетные отчеты). .

— Браво, мисс Ричардсон! Выдать ей из наших складов и т. д.

Мисс Ричардсон сидела в тюрьме…

Какой-то холодный, замкнутый в себе англичанин долго добивался свидания с ней наедине…

Наконец, ему разрешили это свидание…

Мисс Ричардсон, увидев вошедшего гостя, встала, втянула длинную костлявую голову в острые плечи и, скрестив руки на впалой груди, как дикая кошка, приготовилась к прыжку.

— Мисс, — сказалъ гость. — Я мужчина.

— Весьма сожалею, — угрюмо ответила мисс Ричардсон, — но ничем не могу помочь, чтобы избавить вас от этого.

— Мисс! Я мужчина и горжусь этим.

— Порочным натурам свойственно гордиться своими пороками.

— Мисс! Я честный британец и уважаю нашу национальную славу, наши богатства, наши сокровища. Мисс! Зачем вы изрезали замечательную картину «Венера»?

— Я на следствии уже объясняла— зачем… Вы, мужчины, обращаетесь скверно с женщиной редкой духовной красоты — мисс Панкхерст, — я так же обошлась с вашей лучшей по физической красоте женщиной!

— Так. Значит, око за око… Мы изрезали вашу женщину, вы изрезали нашу.

— Кто изрезал нашу женщину?!!

— Вы же сами говорите…

— Нет, ее пока никто не резал. Она в тюрьме, и ее там насильно кормят…

— Так почему же вы изрезали нашу женщину, когда вашу никто не резал?

— Вот оригинал-то! А как же я могла протестовать иначе? Не могла же я начать насильно кормить Веласкезовскую «Венеру». Абсурд! Только и оставалось изрезать.

— Но это нелепо!! То, что делают с вашей женщиной, вы могли совершить с нашим мужчиной. Поймать, например, сэра Асквита и начать его насильно кормить.

— А ведь верно… Не догадались…

Гость подошел ближе и мрачно сказал:

— Вы — наши враги, мы — ваши враги. За то, что вы изрезали нашу самую красивую женщину, мы высечем вашу самую красивую женщину…

Худые руки мисс Ричардсон бессильно упали вдоль плоских бедер. Ее впалая грудь тяжело дышала.