Петр Суворов - Рассказы из далекого прошлого

— А, любезнѣйшій! Милости просимъ! Садитесь, и будьте гостемъ.

Адъютанты вышли изъ ложи.

— Вы не удивитесь, началъ безъ лишняго вступленія генералъ-губернаторъ, что я буду вести съ вами разговоръ, которому болѣе мѣсто въ моемъ кабинетѣ. Впрочемъ, я всегда и вездѣ на службѣ моего Государя. Скажите мнѣ, пожалуйста, что васъ заставляетъ вести себя несвойственно ни вашимъ лѣтамъ, ни вашему положенію? Сколько я убѣдился, вы человѣкъ съ солиднымъ образованіемъ, а прибѣгаете къ такимъ средствамъ въ борьбѣ со здѣшнимъ главнымъ начальствомъ, которыя не говорятъ въ пользу вашего сердца.

Генералъ остановился, посмотрѣлъ на трепетавшаго петербургскаго бюрократа, и продолжалъ, взвѣшивая каждое слово:

— Мнѣ доподлинно извѣстно, что всѣ анонимныя корреспонденціи изъ Восточной Сибири, ругающія меня и напечатанныя за послѣднее время въ либеральной петербургской прессѣ, принадлежатъ вашему перу. Вы хорошо знаете, что я не противъ гласности, а, напротивъ, поддерживаю ее, и самъ обличаю мерзости, творящіяся кругомъ насъ. Но я, почтеннѣйшій, не прячусь за чужія спины, а громко говорю: «иду на васъ».

Генералъ вновь прервалъ рѣчь. Николай Ѳеофилактовичъ хотѣлъ что-то сказать, но рука благороднаго собесѣдника слегка его коснулась, а звучный голосъ старика, какъ немолчная совѣсть, нарушалъ тишину, царившую въ ложѣ.

— Что я вамъ сдѣлалъ дурного, и кому я сдѣлалъ дурное?

Генералъ-губернаторъ грустно поникъ головой.

— Я ненавижу взяточниковъ, но ихъ ненавидитъ каждый честный человѣкъ. Я хочу внести умственный свѣтъ въ среду народную, но объ этомъ долженъ заботиться и частный образованный гражданинъ. Я принимаю мѣры, чтобы народъ меньше пьянствовалъ, но, вѣдь, отъ пьянства въ деревняхъ страдаетъ цѣлое государство. Я ограждаю беззащитныхъ людей отъ поголовнаго обирательства, и этимъ исполняю часть своего долга и волю Государя. Онъ послалъ меня въ здѣшній край и сказалъ: «Я увѣренъ, что Сибирь будетъ тобой довольна». Чего же хотятъ мои враги? И чего стоютъ они сами?

Старикъ поднялся съ мѣста и вытянулся во весь свой гигантскій ростъ. Онъ глядѣлъ на собесѣдника, точно съ горы, съ полнымъ сознаніемъ своей нравственной мощи. Быстро вскочилъ со стула, какъ ужаленный, Костоломовъ, и казался такимъ маленькимъ въ сравненіи съ своимъ начальникомъ.

— Я васъ не удерживаю больше, ваше превосходительство, произнесъ протяжно генералъ, и кивнулъ головой. Онъ позвонилъ, и приказалъ режиссеру поднимать занавѣсъ.

Шила въ мѣшкѣ не утаишь, и приведенная сцена во всѣхъ своихъ подробностяхъ передавалась на другой день изъ дома въ домъ среди ушаковскихъ жителей. Николай Ѳеофилактовичъ пересталъ появляться въ общественныхъ собраніяхъ. Онъ что-то писалъ и отправлялъ кучи пакетовъ на почту.

Прошло мѣсяца три, и изъ Петербурга получилась бумага о командированіи Костоломова въ распоряженіе министерства. А на дворѣ стояла весна; суровая природа сняла съ себя снѣговые покровы. Солнце припекало, Ангара торопливо катила свои воды въ мутный Енисей; ея лѣсистые берега покрылись молодою листвой. Растворились окна съ тройными рамами на сѣверъ у сибиряковъ, и они жадно пользовались наступившимъ теплымъ временемъ. Вячеславъ Павловичъ проектировалъ увеселительную поѣздку на Байкалъ. О своемъ проектѣ онъ заявилъ восторженно Еленѣ Борисовнѣ, укладывавшей свои вещи для обратной поѣздки въ Россію. Карабиновъ ей говорилъ:

— Какъ же вы уѣдете изъ Сибири, не видавши Байкала? Онъ такъ близко отсюда, и полонъ дикихъ красотъ. Я непремѣнно устрою partie de plaisir; мы взберемся на Лиственничную гору, обхватимъ взглядомъ зеленые хребты, окаймляющіе Байкалъ, и забудемся отъ земныхъ дрязгъ. О, при одной мысли объ этой блаженной минутѣ душа моя молодѣетъ, и я хочу вновь любить.

Вячеславъ Павловичъ схватилъ руку Элли и горячо ее поцѣловалъ. Глаза его метали искры; онъ вѣрилъ въ искренность своихъ словъ.

Элли боязливо отодвинулась отъ своего собесѣдника и сказала:

— Перестаньте, Карабиновъ! Я слышала, что вы отецъ двоихъ дѣтей. Пора вамъ остепениться!

Но Карабиновъ, что называется, закусилъ удила. Міръ для него уже не существовалъ. Передъ нимъ была одинокая хорошенькая, пикантная женщина, и онъ находился на небесахъ.

Вячеславъ Павловичъ схватился за голову, бѣгалъ по комнатѣ и шепталъ:

— Какъ она хороша! Боже, какъ она хороша! И гдѣ же это? Въ нѣдрахъ Сибири, въ которой родятся все какія-то рожи калмыцкія, бурятскія, монгольскія!

Нашъ герой опять хотѣлъ броситься къ Элли, но ея странный голосъ вдругъ остановилъ приливъ его экстаза. Онъ внималъ неслыханной рѣчи:

— Карабиновъ! Ужели вы не сознаете, что около васъ находится несчастная женщина? Жизнь моя разбита. Не до легкихъ развлеченій мнѣ. Вы знаете, какъ я стала женой Николая Ѳеофилактовича? Онъ вынужденъ былъ на мнѣ жениться, или, иначе сказать, гнусная трусость заставила его быть моимъ мужемъ. Я вышла за Эдельмана безъ любви, но онъ былъ вполнѣ джентльменъ, и я не могла его не уважать. Костоломовъ — холодный эгоистъ, либеральный фразеръ, лицемѣръ-чиновникъ, не любящій никого и ничего. Онъ терпитъ мое присутствіе до поры до времени изъ боязни поставить себя въ неловкое положеніе передъ мѣстнымъ обществомъ. Онъ въ немъ играетъ крупную роль. По возвращеніи въ Россію, мужъ броситъ меня безъ сожалѣнія, хотя воспользовался всѣми моими деньгами. Что будетъ со мной? Я и сама не знаю.

Елена Борисовна замолчала и поднесла платокъ къ глазамъ, на которыхъ блеснули слезы.

Вячеславъ Павловичъ стоялъ растерянный. Онъ дрожалъ, онъ забылъ, что хвастался передъ Завадскимъ тѣмъ, что увлечетъ Элли, не любя ее, а лишь играя ею. Нѣтъ, въ данную минуту Карабиновъ любилъ Элли всѣми силами своей легкомысленной души. Онъ думалъ, что будетъ вѣчно ее любить! Вячеславъ Павловичъ кинулся къ ногамъ Елены Борисовны, и страстно ихъ обхватилъ. Но въ швейцарской раздался звонокъ; офицеръ внезапно вскочилъ съ колѣнъ, и старался принять невинный видъ. Языкъ его несвязно ворчалъ:

— Чортъ знаетъ что! Въ который разъ въ моей жизни неожиданный приходъ мужа разрушаетъ самые интимные моменты.

Въ залѣ слышались тяжелые шаги Николая Ѳеофилактовича.

Когда Пушкинъ прекратилъ свой романъ, оставивъ Онѣгина почти въ томъ положеніи, въ какомъ находился и Карабиновъ, поэтъ зналъ, что читатель не совсѣмъ удовлетворенъ. Но послѣдній не смѣлъ роптать на геніальнаго творца. Онѣгинъ и Татьяна уже ничего новаго не могли дать читателю. Любуйся ими, и все они будутъ изображать собой Онѣгина и Татьяну, какъ законченные, на вѣкъ отлитые типы, безъ прибавленія къ нимъ лишней черточки. Не къ такой категоріи лицъ принадлежатъ герои настоящаго разсказа, перемѣнчивые, какъ время, въ которое они процвѣтали. Никто не можетъ быть увѣренъ, что при однихъ и тѣхъ же обстоятельствахъ Карабиновъ и Элли поступятъ одинаковымъ образомъ. Нѣтъ, они дѣти минуты, и потому судьба ихъ полна разнообразія и неожиданностей.