Петр Суворов - Рассказы из далекого прошлого

Ульямишевъ прикрылъ лицо правою рукой, и слеза медленно сползла на его сѣдѣющую бороду. Не легко сидѣлось и изстрадавшемуся декабристу. Онъ смутно припоминалъ, какъ вѣчно милое колыханіе синихъ волнъ широкой Камы, большое село, окруженное дубовымъ лѣсомъ, старика генерала, слушавшаго разсказы сына-моряка о заграничныхъ впечатлѣніяхъ, о новой планетѣ, открытой знаменитымъ Лапласомъ. И этотъ юный ученый морякъ былъ никто иной, какъ теперешній, никому не нужный Оглобишинъ, оканчивающій вѣкъ въ забытомъ читинскомъ захолустьѣ. Задумался также и польскій графъ. И у него были въ прошедшемъ не одни кинжалы, не одна революціонная борьба за «ойчизну». Сквозь сумракъ воспоминаній чудились ему беззаботные дни отрочества, златокудрая панна, величественные звуки органа въ родномъ костелѣ. Подъ наплывомъ жгучихъ мечтаній поднялись къ верху прекрасные глаза графа, и съ непримиримою ненавистью окинули все окружающее. Но, вотъ, тѣ же глаза постепенно приняли свой обыкновенный видъ, и кроткая улыбка вновь озарила красивое лицо польскаго изгнанника.

Николай Ѳеофилактовичъ только одинъ бодро выдерживалъ пѣніе своего давнишняго пріятеля. Правда, и ему представлялся его петербургскій департаментъ, споры съ сослуживцами на прогрессивныя темы, но тутъ мысль Акакія какъ-то перескочила къ Элли, къ Эдельману, къ послѣднему объясненію съ нимъ, и Костоломовъ очнулся отъ тревожившаго его кошмара. Оглянувъ новыхъ знакомцевъ, онъ радовался тому, что дѣйствительность гораздо лучше его прошедшаго, и что-то хотѣлъ заговорить. Но гитара уже перемѣнила свой торжественный тонъ; пѣвецъ снизошелъ со вдохновенной высоты и напропалую жарилъ:

Ульямишевъ вскочилъ съ мѣста и раздраженно воскликнулъ.

— Перестаньте, Карабиновъ! Какъ вамъ не стыдно такъ опошлять святыя минуты, которыя мы только что испытали.

Вячеславъ Павловичъ не допѣлъ романса и посмотрѣлъ удивленно на бывшаго полковника. Костоломовъ же не удержался, чтобы не замѣтить:

— Въ жизни добро и зло, прекрасное и безобразное идутъ объ руку другъ съ другомъ. Не мѣшайте намъ слушать новѣйшее произведеніе русскаго творчества.

Карабиновъ бросилъ гитару на софу и обратился къ Акакію съ словами:

— Вы правы. Прекрасное и безобразное уживаются вмѣстѣ. Я только что вчера объ этомъ говорилъ вашей супругѣ.

Присутствующіе переглянулись между собой.

Пѣніе уже не возобновилось. Между собесѣдниками возникъ разговоръ о томъ, насколько сибиряки, вообще, музыкальны?

Этотъ вопросъ диспутировалъ Оглобишинъ. Онъ изложилъ слѣдующее:

— Что такое сибирякъ? Это тотъ же американецъ, бросившій свою родину въ Европѣ и нашедшій ее въ другой части свѣта. Сибирякъ въ крови носитъ непріязнь къ тому, съ чѣмъ онъ насильственно разлучился. Въ Сибири онъ очутился въ борьбѣ съ суровою природой. Онъ долженъ былъ все завоевать самъ. Но войдите въ его положеніе. Начальство на него привыкло смотрѣть, какъ на дойную корову. Вслѣдствіе такого порядка сибиряку приходится работать на себя и на начальство. Понятно, что онъ ненавидитъ послѣднее, ненавидитъ и тѣхъ, кто назначаетъ къ нему его начальство. Вотъ, почему, коренной сибирякъ представляетъ типъ мрачный, скрытый, молчаливый. Ему не до пѣсенъ, а своихъ пѣсенъ у сибиряковъ нѣтъ. Сама природа лишаетъ человѣка голоса. Я не слыхалъ, чтобы птица въ Сибири пѣла. Здѣсь иногда поетъ россійскій солдатъ, услаждая воспоминаніями свою невеселую службу въ надзорѣ за колодниками. Поютъ арестанты, сочиняя злые сюжеты на острожную жизнь, а коренная Сибирь про себя таитъ свои пѣсни.

Декабристъ замолкъ, посмотрѣлъ внимательно на слушателей и продолжалъ:

— Много я пережилъ здѣсь генералъ-губернаторовъ, и ни одинъ изъ нихъ не подумалъ уничтожить въѣвшагося въ сибирскую среду взяточничества. Вотъ, напримѣръ, Муравьевъ безспорно былъ даровитый человѣкъ. Онъ пріобрѣлъ Амуръ, — но мысль о томъ, какъ живется сибиряку? никогда не тревожила графа. Преемникъ его, генералъ Корсаковъ, былъ добрый человѣкъ, но при немъ чиновничество дѣлало, что хотѣло. Такъ, за мою бытность въ Забайкальѣ, собрали съ бурятъ до семидесяти тысячъ рублей на училище для ихъ дѣтей въ Читѣ. Училища этого до сихъ поръ нѣтъ, и денегъ нѣтъ. Слышалъ я, что новый генералъ-губернаторъ — человѣкъ умный, энергичный, честный и опытный администраторъ. Дай Богъ! Сибирь вздохнетъ свободнѣе, тогда и пѣсня, можетъ быть, явится у народа.

Акакій слушалъ старика съ оттопыренными губами. Когда же тотъ окончилъ свою рѣчь, нашъ чиновникъ сказалъ:

— Я здѣсь человѣкъ новый, присматриваюсь кругомъ себя, но вижу, что начальникъ края начинаетъ круто повертывать администрацію. Нельзя такъ поступать. Надо и другимъ дозволять самостоятельно дѣйствовать.

Декабристъ прервалъ:

— Позвольте, ваше превосходительство. Какъ ваше главное управленіе дѣйствовало, какъ дѣйствовали его члены и мѣстные губернаторы? — Мы всѣ знаемъ. Теперь посмотримъ, какъ будетъ дѣйствовать новый генералъ-губернаторъ. Вѣдь, Петръ Первый началъ управлять одинъ, а какихъ чудесъ надѣлалъ? Всю исторію Россіи перевернулъ.

— Экъ, вы куда хватили? — ехидно замѣтилъ Костоломовъ. — Я такъ того мнѣнія, что «одинъ въ полѣ не воинъ». Надобно властью дѣлиться съ другими. Это новѣйшій принципъ, котораго послѣ совершившихся реформъ мы должны обязательно держаться.

Николай Ѳеофилактовичъ взялся за свою соболью шапку, но его остановилъ Оглобишинъ.

— Еще на одну минуту, — промолвилъ онъ. Я когда-то думалъ такъ же, какъ и вы. Горькій опытъ привелъ меня къ другимъ мыслямъ. Двигаютъ исторію не народы, а даровитые вожаки, управляющіе ими. Явился Сперанскій, и Сибирь получила учрежденія на нѣсколько десятковъ лѣтъ. Обрѣтется другой Сперанскій въ лицѣ генералъ-губернатора, и Восточная Сибирь возродится отъ обветшалыхъ сперанцевскихъ формъ. Дѣло въ томъ, что для сибиряковъ нужно все сибирское, не наносное: свой университетъ, свои техническія училища, свои фабрики, свои заводы. Все это ей можетъ дать тотъ талантливый начальникъ края, котораго такъ давно ждетъ моя новая родина.

Графъ Завадскій и Карабиновъ, какъ люди музыкальные, увлекающіеся, сдружились между собой, и оба ухаживали за Еленой Борисовной. Послѣдняя обращалась съ Вячеславомъ Павловичемъ, какъ съ своимъ многолѣтнимъ пріятелемъ, а съ польскимъ аристократомъ тонко кокетничала. Но графъ былъ не новичекъ въ амурныхъ похожденіяхъ. Онъ исполнялъ мелкія прихоти Элли, но не подавалъ виду, что желаетъ получить частичку ея сердца. Въ этой частичкѣ сердца польскій графъ нуждался не только для себя, но и для своихъ соотечественниковъ, сосланныхъ въ дальнюю Сибирь. Супруга Костоломова была видная дама въ краѣ. Прекраснымъ воспитаніемъ, образованностью, красотой она привлекала къ себѣ высшее городское общество. Домъ ея кишѣлъ поклонниками. Каждое лицо, занимавшее значительный постъ въ восточно-сибирскихъ областяхъ, непремѣнно являлось къ ней съ данью уваженія. Какъ же было не примазаться къ Костоломовой графу, научившемуся съ дѣтства пользоваться житейскими обстоятельствами для личныхъ выгодъ? Кромѣ того, Сибирь бѣдна хорошенькими женщинами Если онѣ въ ней и встрѣчаются, то никакъ не принадлежатъ къ ея уроженкамъ. Въ окрестностяхъ Байкала всѣ туземки смахиваютъ на бурятокъ. Маленькіе, косые, продолговатые глаза, широкія скулы, большой ротъ — обычный типъ сибирячекъ. Составляетъ ли типъ продуктъ мѣстной природы или онъ происходитъ отъ смѣшенія бурятской и русской крови? — я рѣшать не берусь. Я утверждаю, какъ фактъ, что сибирячки лишены красоты, граціи, женственности, голосовъ для пѣнія. Ихъ можно любить, какъ аккуратныхъ семьянинокъ, но влюбиться въ нихъ не хватитъ смѣлости у самаго невзыскательнаго европейца.