Петр Суворов - Рассказы из далекого прошлого

Въ лентѣ и въ парадной шляпѣ Николай Ѳеофилактовичъ представился генералъ-губернатору, недавно смѣнившему своего предшественника, былъ имъ благосклонно принятъ, и приглашенъ на другой день къ обѣду.

Костоломовы скоро устроились домомъ. Мебель ихъ, отправленная заблаговременно изъ Петербурга, давно ихъ ждала, а среди подчиненныхъ Николая Ѳеофилактовича нашлись такіе усердные чиновники, что не щадили своихъ силъ на украшеніе генеральской квартиры. Прошло два мѣсяца, и Элли сдѣлалась лучшимъ перломъ ушаковскаго общества. Послѣднее было разношерстно. Крупное чиновничество, конечно, играло первую роль въ городѣ. Купечество, составлявшее потомство разбогатѣвшихъ ссыльныхъ людей, блестѣло положительною умственною скудостью. Тѣмъ не менѣе, оно въ большинствѣ носило европейскій костюмъ. Интеллигентныя силы таились въ отдѣльныхъ экземплярахъ, не соединенныхъ между собой внѣшнею связью. Къ нимъ принадлежали нѣкоторые штабные академическіе офицеры, поляки, попавшіе въ Сибирь за участіе въ послѣднемъ возстаніи, и наши политическіе вольнодумцы, мечтавшіе по своему перестроить историческія судьбы Россіи. Николай Ѳеофилактовичъ, какъ старый волкъ, быстро пронюхалъ, въ какихъ трущобахъ обитаютъ однородные съ нимъ звѣри. Онъ сдружился съ ними, и его домъ сталъ притономъ разноплеменной либеральности. Нашъ Акакій неожиданно наткнулся въ Ушаковскѣ на Карабинова. По окончаніи курса въ Артиллерійской Академіи, онъ успѣлъ влюбиться, жениться, измѣнить женѣ, бросить ее, и уѣхать къ берегамъ Байкала, выдавая вездѣ себя за субъекта, свободнаго отъ всякихъ обязательствъ къ женщинамъ. По правдѣ сказать, Элли радостно встрѣтила своего прежняго обожателя. Онъ воскресилъ въ ней лучшіе дни ея юности, онъ задѣлъ ея несбывшіяся иллюзіи, онъ поднялъ нѣкоторыя чувства, начинавшія въ ней замирать.

Вячеславъ Павловичъ жилъ на берегу Ангары, въ небольшомъ домикѣ, изъ котораго виднѣлась вершина зарѣчной Кайской горы. Все бѣло и тихо кругомъ Карабиновскаго жилища. Въ трехъ уютныхъ комнатахъ помѣщался безпокойный человѣкъ, не цѣнившій того, что онъ бросилъ по ту сторону Уральскихъ горъ, безъ вдумчивости надъ тѣмъ, что онъ встрѣтилъ новаго и оригинальнаго въ суровой странѣ насильственнаго изгнанія. Карабиновъ пользовался тѣмъ, что давала ему жизнь. Мы его застаемъ сидящимъ у себя дома, въ красной шелковой рубашкѣ на-выпускъ, съ многострунною гитарой въ рукахъ. Эта гитара прежде принадлежала знаменитому артисту Соколовскому и была, какъ говорятъ, создана по его указанію. Вячеславъ Павловичъ владѣлъ въ совершенствѣ музыкальнымъ инструментомъ; онъ игралъ, импровизировалъ и пѣлъ тѣмъ бархатнымъ, серебристымъ теноромъ, который душу захватывалъ у слушателя. И теперь ему внимали четыре человѣка. Первый изъ нихъ былъ нашъ старый другъ Акакій; второй — высокій красавецъ-брюнетъ, среднихъ лѣтъ, смахивающій своею наружностью на итальянца. Онъ былъ одѣтъ въ сѣрую венгерку съ черными шнурами, имѣлъ грустный видъ, изящныя манеры, показывающія утонченное воспитаніе и знакомство съ хорошимъ обществомъ. Онъ носилъ благородную фамилію Ульямишева, служилъ когда-то въ кирасирахъ и вышелъ въ отставку съ чиномъ полковника. Впослѣдствіи онъ состоялъ уѣзднымъ предводителемъ дворянства въ одной изъ южныхъ губерній, но оказался замѣшаннымъ въ поддѣлкѣ харьковскихъ серій. Ульямишева сослали на житье въ Ушаковскій округъ. Здѣсь, какъ талантливый художникъ, онъ скоро обратилъ на себя вниманіе мѣстныхъ жителей, рисовалъ ихъ портреты и пристроился къ театру въ званіи перваго декоратора. Новый генералъ-губернаторъ, страстный любитель драматическаго искусства, очень цѣнилъ ссыльнаго аристократа. Третьимъ слушателемъ Карабинова былъ старикъ, одинъ изъ немногихъ оставшихся въ живыхъ декабристовъ, и прибывшій на время изъ Забайкалья. Маленькій ростомъ, чрезвычайно живой, съ гладко выбритымъ лицомъ, съ сохранившимися бѣлыми зубами, этотъ старичекъ горячо говорилъ объ общественныхъ вопросахъ, критиковалъ сибирскую администрацію, самую Сибирь считалъ совершенно отдѣльною страной отъ Россіи. Декабристъ, по фамиліи Оглобишинъ, былъ съ широкимъ образованіемъ, разсуждалъ логично, дѣлалъ ссылки на Священное писаніе, на ученые авторитеты. Онъ писалъ много, вмѣшивался въ дѣла своей новой родины, и надобно сказать, что его съ большимъ вниманіемъ выслушивали мѣстныя власти. Правда, они не приводили совѣты Оглобишина въ исполненіе, но признавали ихъ правдивость, цѣнили ихъ, какъ нѣчто хорошее, но на практикѣ неисполнимое; декабристъ, впрочемъ, не унывалъ. Онъ собиралъ разнообразныя этнографическія свѣдѣнія, ѣздилъ свободно по селамъ и деревнямъ, посѣщалъ школы, читалъ рефераты о своихъ наблюденіяхъ. Онъ женился въ семьдесятъ лѣтъ на молоденькой женщинѣ и имѣлъ отъ нея нѣсколькихъ здоровыхъ дѣтей.

Четвертый Карабиновскій гость держался въ сторонѣ отъ прочихъ. Онъ сидѣлъ въ углу залы, облокотившись рукой на столъ, и какъ бы погрузившись въ свои думы. Бѣлокурый, стройный, гибкій, съ тонкими чертами въ лицѣ, онъ ловилъ взглядъ того человѣка, съ которымъ бесѣдовалъ, съ улыбкой его слушалъ и съ улыбкой отвѣчалъ. А, между тѣмъ, бывшій графъ Завадскій, какъ говорятъ, состоялъ въ эпоху послѣдняго повстанья начальникомъ жандармовъ-вѣшателей и славился своею особенною жестокостью. Отбывъ срокъ каторги, онъ проживалъ въ Ушаковскѣ, занималъ приличную квартиру и утѣшалъ городское общество артистическою игрой на роялѣ. Кто слышалъ эту чудную игру, тотъ невольно удивлялся тому, что человѣческая натура можетъ совмѣстить нераздѣльно въ себѣ высшіе дары неба и отличительныя черты сатанинской природы.

Карабиновъ, не стѣсняясь гостей, перебиралъ струны гитары, и, молча, извлекалъ изъ нихъ задушевные аккорды. Онъ поднималъ глаза къ небу, какъ бы ища вдохновенія, или ловя что-то въ своей памяти. И вдругъ онъ запѣлъ. Тихій и замирающій голосъ заставилъ вздрогнуть слушателей и прекратить ихъ разговоры. Послышалась извѣстная арія изъ «Лоэнгрина»:

Звуки инструмента сливались съ чарующимъ пѣніемъ пѣвца, и уносили присутствующихъ къ тому далекому утерянному прошлому, которое столь ярко возникаетъ въ вообряженіи каждаго невольнаго сибирскаго жителя. Въ мигъ представилась Ульямишеву беззаботная малороссійская жизнь, проводимая въ роскошномъ собственномъ имѣніи. Онъ сидитъ на балконѣ рядомъ съ любимою женой, у ногъ его рѣзвятся маленькія дѣти. А кругомъ: