Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика

Ну, какъ теперь, Ваша Милость до своего лица всякаго мужичка допускаете, такъ и мы другіе стали, и прикащикъ-то другой челов ѣкъ сталъ. – Мы теперь знаемъ хоша, что у насъ баринъ есть, и ужъ какъ, и сказать нельзя, какъ мужички за это вашей милости благодарны.

Славный народъ и жалкій народъ, подумалъ Николинька, приподнялъ шляпу и пошелъ дальше.

Чурисъ былъ однимъ изъ т ѣхъ мужиковъ, которыхъ Николинька называлъ консерваторами, и которые составляли главный камень преткновенія для вс ѣхъ предполагаемыхъ имъ улучшеній въ хозяйств ѣи быт ѣсамихъ крестьянъ. Чурисъ с т ѣхъ поръ, какъ отд ѣлился отъ своего брата, сталъ б ѣденъ. Онъ былъ работящій, см ѣтливый, веселый и добрый мужикъ. Хотя немножко болтунъ. Первые года онъ старался поправиться, поднять свое хозяйство; но судьба пресл ѣдовала его: то коровенка, то лошадь падетъ, то жена двойняшку родитъ, то на хл ѣбъ незародъ. Управляющій же, рад ѣя о барской и преимущественно своей польз ѣ, не переставалъ тянуть со вс ѣхъ мужиковъ все, что было можно вытянуть. При такихъ обстоятельствахъ безпрерывный трудъ и см ѣтливость Чуриса не осуществляли его надеждъ: прикупить лошадку, другой станъ колесъ завести, землицы принанять, а только, только доставляли возможность буквально не замерзнуть и не умереть отъ голода ему и его семейству. Такъ прошло годъ, два и больше. Съ молодостью проходили тоже и надежды, которыя она породила (у нихъ тоже есть молодость и надежды). Наконецъ Чурисъ привыкъ къ мысли, что вся жизнь его должна пройти такъ, чтобы всевозможнымъ трудомъ добывать едва достаточныя средства къ существованію. Онъ почелъ такое состояніе нормальнымъ, необходимымъ. Странно сказать: онъ привыкъ къ нему и наконецъ полюбилъ свою привычку. – Такъ что ежели бы Чурису дали средства выйдти изъ б ѣдности, въ которой онъ находился, онъ безсознательно не употребилъ бы ихъ, потому что слишкомъ привыкъ къ своему положенію. – Николинька испыталъ это. Вс ѣпособія, которыя онъ давалъ такимъ консерваторамъ, ничего не помогали. И что-же было требовать отъ нихъ? Они продолжали проводить жизнь въ посильномъ труд ѣ, но заставить ихъ трудиться не такъ, какъ они трудились всю свою жизнь, было невозможно. – «Богъ послалъ, Богъ не зародилъ, Богу угодно» вотъ аргументы, противъ которыхъ ничего не могли сд ѣлать вс ѣуб ѣжденія и сов ѣты Николиньки о необходимости порядочнаго, заботливаго хозяйства. И то сказать: какое ут ѣшеніе оставалось бы у этихъ людей, ежели бы они не думали, что тяжелый крестъ, который они несутъ, посланъ имъ отъ Бога, и что во всемъ одна воля Его.

«Юхванка мудреный хочетъ лошадь продать», прочелъ Николинька въ записной книжечк ѣи перешелъ черезъ улицу къ двору Юхванки-Мудренаго.

Юхванкина изба была тщательно покрыта соломой съ барскаго гумна и срублена изъ св ѣжаго св ѣтло-с ѣраго осиноваго л ѣса, тоже изъ барскаго заказа, съ двумя выкрашенными красными ставнями у оконъ и крылечкомъ, съ нав ѣсомъ, съ зат ѣйливыми перильцами, выр ѣзанными изъ досокъ. С ѣнцы и холодная изба были тоже исправны; но общій видъ довольства и достатка, который им ѣла эта связь, нарушался н ѣсколько пригороженной къ воротищамъ кисти съ недоплетенымъ заборомъ и раскрытымъ нав ѣсомъ, который видн ѣлся изъ за нея. Въ то самое время, какъ Николинька подходилъ съ одной стороны къ крыльцу, – съ другой подходили дв ѣженщины крестьянки, несшія ушатъ. Одна изъ нихъ была жена, другая – мать Юхванки. Первая была плотная, румяная баба, съ необыкновенно просторно развитой грудью, въ красномъ кумачевомъ платк ѣ, въ чистой рубах ѣсъ бусами на ше ѣ, шитой на ше ѣи рукавахъ занав ѣск ѣ, яркой панев ѣи тяжелыхъ черныхъ смазанныхъ котахъ, над ѣтыхъ на толсто намотанныя онучи. Конецъ водоноса не покачивался и плотно лежалъ на ея широкомъ и твердомъ плеч ѣ. Легкое напряженіе, зам ѣтное въ покрасн ѣвшемъ и обильно вспот ѣвшемъ ея лиц ѣ, изгиб ѣспины и м ѣрномъ движеніи рукъ и ногъ еще бол ѣе выказывали ея силу и здоровье. Другой-же конецъ водоноса им ѣлъ далеко не такую сильную и высокую опору. – Юхванкина мать была одна изъ т ѣхъ старухъ, л ѣта которыхъ невозможно опред ѣлить, потому что он ѣ, кажется, дошли уже до посл ѣдняго пред ѣла разрушенія въ живомъ челов ѣк ѣ. – Корявый остовъ ея, на которомъ над ѣта была черная изорванная рубаха и безцв ѣтная панева, былъ буквально согнутъ дугою, такъ что водоносъ лежалъ скор ѣе на спин ѣ, ч ѣмъ на плеч ѣея. Об ѣруки ея съ искривленными пальцами, которыми она держалась за водоносъ, были какого-то темно-бураго цв ѣта и, казалось, не могли уже разгибаться; понурая, м ѣрно качавшаяся голова, обвязанная какимъ-то тряпьемъ, носила на себ ѣсамые тяжелые сл ѣды глубокой старости и нищеты. Изъ подъ узкаго лба, съ об ѣихъ сторонъ котораго выбивались остатки желто-с ѣдыхъ волосъ, изрытаго по вс ѣмъ направленіямъ глубокими морщинами, тускло смотр ѣли въ землю красные глаза, лишенные р ѣсницъ, длинный носъ казался еще больше и безобразн ѣе отъ страшно втянутыхъ щекъ и впалыхъ безцв ѣтныхъ губъ. Одинъ огромный желтый зубъ выказывался изъ подъ верхней губы и сходился почти съ вострымъ подбородкомъ; подъ скулами и на горл ѣвис ѣли какіе то м ѣшки, шевелившіеся при каждомъ движеніи; дыханіе ея было громко и тяжело, но босыя, искривленныя ноги – хотя волочась, но м ѣрно двигались одна за другою. —

Юхванка былъ не родной ея сынъ, а пасынокъ. 5 л ѣтъ онъ остался сироткой съ братомъ своимъ Алешой дурачкомъ. Вдов ѣоставили мужнину землю, и она одна своими трудами кормила сиротъ. Управляющій взялъ Юхванку къ себ ѣ, научилъ граммот ѣ, а потомъ отдалъ на миткалевую фабрику. Вдова осталась одна съ Алешой и, не переставая трудиться, довела хозяйство почти до цв ѣтущаго положенія. Когда Юхванка уже сталъ на возраст ѣ, вдова взяла его, женила и передала ему землю и все свое имущество. «Прим ѣрная мачиха», сказали бы в нашемъ быту, а у крестьянъ иначе и не бываетъ. Этаго еще мало: когда Юхванка сталъ въ дом ѣхозяинъ, мачиха поняла, что она ему въ тягость – не трудно было ей о томъ догадаться, потому что, что на сердц ѣ, то и на язык ѣу простаго челов ѣка. Юхванка можетъ быть не разъ намекалъ ей объ этомъ. – Чтобы не ѣсть даромъ хл ѣбъ, мачиха не переставала трудиться по сил ѣ, по мочи. «Сноха женщина молодая – надо ее пожал ѣть», говорила она себ ѣи старалась исполнять всю трудную работу въ дом ѣ. Но сноха не жал ѣла ее: часто посылала туда, сюда и даже выговаривала ей. – Старуха не думая о томъ, что все, что было въ двор ѣ: скотина, лошади, снасть – все было пріобр ѣтено ею, безропотно повиновалась и работала изъ посл ѣднихъ силъ – «какое прим ѣрное самоотверженіе», сказали бы въ нашемъ св ѣт ѣ, а у крестьянъ иначе и не бываетъ. У нихъ челов ѣкъ ц ѣнится по польз ѣ, которую онъ приноситъ, и старый челов ѣкъ, зная, что онъ уже не зарабатываетъ своего пропитанія, старается т ѣмъ больше, ч ѣмъ меньше у него остается силъ, чтобы хоть ч ѣмъ нибудь заплатить за хл ѣбъ, который онъ ѣстъ. Зато безд ѣйствіе, желчность, бол ѣзни, скупость и эгоизмъ старости неизв ѣстны имъ такъ же, какъ и низкій страхъ медленно приближающей[ся] смерти – порожденія роскоши и праздности. Тяжелая трудовая дорога ихъ ровна и спокойна, а cмерть есть только желанный конецъ ея, въ которомъ в ѣра об ѣщаетъ блаженство и успокоеніе. Да, трудъ – великій двигатель челов ѣческой природы; онъ единственный источникъ земнаго счастія и доброд ѣтели.