Алексей Кулаковский - Тропы хоженые и нехоженые. Растет мята под окном

Открылись двери, и в небольшой щели показался острый нос. Девушка догадалась, чей это нос, но и об этом человеке ей не хотелось теперь думать. Приятного от него ждать или неприятного? Не боялась она неприятностей и даже самых неожиданных поворотов судьбы. Теперь вот особенно почувствовала, как ей необходима твердость. Но в этот момент существовала только песня, только те голоса, с которыми сливался и ее голос.

Пели в тот вечер долго. А в зале на сцене еще не совсем слаженно играл духовой оркестр, и молоденький дирижер с кудрявыми волосами, казалось, больше позировал перед музыкантами, чем помогал им. Однако танцы шли с полным современным колоритом: что ни пара, то свой стиль.

Чтоб не торчать на виду, Ева тоже прошлась раза два по кругу в паре с участницей хора. Танец был не очень приятным для нее и не захватывал так, как песня.

Впереди по кругу шла очень красивая на вид и слаженная в танце молодая пара. Ева любовалась ею и когда останавливала взгляд на нетанцующих, так замечала, что почти все смотрят на этих привлекательных танцоров. Партнер был высокий, стройный, светловолосый. Партнерша тоже была с непокрытой головой, но ее волосы, хоть и красиво причесанные, не так заметно выделялись в кругу, так как были темнее. Пару эту Ева знала. Партнершу даже хорошо, ведь она часто брала книги в библиотеке. Это были Брановцы, Виктор и Ирина.

Невольно Ева посмотрела на свою партнершу. Личико маленькое, немного рябоватое, небольшого роста, и ноги, кажется, не очень стройные. Поет хорошо, а к танцам не очень способная. Кружиться, правда, с нею легко, не так, как когда-то с Виленом. Однако почему-то все думается о том, чтоб скорее кончилась музыка. Так когда-то было и с Перепечкой: как ни отводила глаза, а все видела его длинный, крючковатый нос.

Появись он теперь, так вряд ли обрадовалась бы. Пригласил бы на танец, то вряд ли пошла б. А вот нет его — и словно чего-то не хватает. И очень трудно сказать — чего: может, просто привычного партнера, а может, хоть частички того спокойного и чудесного счастья, которое отражалось на лицах Брановцов.

Вдвоем с рябенькой девушкой они пошли в Голубовку — та тоже жила в деревне. Никто из парней их не провожал; привязался было подвыпивший хлюст, так они его скоро отшили. Лугом шли молча — видимо, каждая чувствовала какую-то тоску, какое-то свое одиночество в густой темени.

— Давай споем! — вдруг предложила подруга.

И они запели. Голоса полились свободно и звонко, ощущение одиночества пропало; луг стал выглядеть родным, до каждой тропки знакомым. Спешить домой не хотелось.

Распрощались девушки неподалеку от Евиной хаты. Только добежала Ева до седловатого тополя, как услышала, что кто-то тихо ее позвал. Девушка остановилась. Со скамейки под тополем поднялся Вилен Перепечка и торопливо подошел к ней:

— Я ждал тебя, Ева. Здравствуй!

— А почему в клубе не подождал? — довольно резко спросила девушка. — Только нос показал сквозь щель!

— И ты узнала?

— Конечно!

— Мне послышалось, что хор сегодня очень здорово поет. Оказывается, это ты там была…

— Не подлизывайся!

Ева хотела тут же идти домой, но Вилен взял ее за руку:

— Подожди немного, посидим!

— Холодно сидеть!.. Да и поздно уже…

— Не поздно… А если холодно, то у меня пальто… Накинешь…

Скамейка действительно показалась вначале очень холодной и неуютной. Под ногами шелестел сухой тополиный лист.

— Я недавно узнал, что ты приехала, — как-то виновато заговорил парень. — Только как пришел со смены. Хотелось встретиться наедине, не на людях…

— А почему же не на людях?

— Сильно скучал я без тебя… Поверишь?..

Он накинул Еве на плечи полу своего пальто, прижался к ней и поцеловал в щеку. Поцелуй получился осторожным и холодным.

— Почему не писал? — резко спросила Ева.

— Так откуда я знал, куда писать? — взмолился парень. — Уехала… Не сказала… А потом ни адреса, ничего…

— Если б хотел, то нашел бы адрес, — равнодушно проговорила Ева.

И невольно вспомнила, что и Высоцкому она ни разу не писала о своих перемещениях. А он всегда находил ее и если не навещал сам, то присылал письма.

Пока она об этом думала, Вилен еще раз поцеловал ее, даже коснулся губ. Ева сначала отстранилась, а потом, как от страшной догадки, внезапно повернула голову к парню. Посмотрела в лицо и заметила, как тот вытирал о воротник пальто свой утиный нос.

— Я пойду! — решительно сказала она и встала. — Мне холодно!

— На вот, возьми!.. — Перепечка стал снимать с себя пальто.

— Не надо!.. Прощай!..

Ева бегом помчалась домой.

На другой день, она встала с рассветом, раньше хозяйки, так как почти всю ночь не спала. Вынула из чемодана свою чашку, поставила на умывальник.

— Зачем это? — удивленно спросила хозяйка. — Там же есть кружки.

— Мне нужна отдельная, — тихо сказала Ева. — Все отдельное…

— Что-о! — уже настороженно спросила женщина. — Нами брезгуешь?

— Не я вами… А…

— А… Все равно, нечего тут! Не отделяли мы тебя и теперь не отделяем!.. Сама лишнего не выдумывай!

— Все ж таки я… — приглушенно проговорила Ева и отвернулась, чтоб спрятать глаза, так как в них против ее воли показались слезы. — Я долго не была дома, лечилась…

— Ну так что, если лечилась?.. Разве доктора так сказали?..

Ева покрутила головой.

— Ну так и нечего! — обрадованно и еще более настойчиво сказала хозяйка. — Не нагоняй на себя страхов! Не думай ничего плохого, так и люди не будут думать!

Однако Ева не могла освободиться от тяжелых мыслей о своем теперешнем положении. Видимо, немало найдется таких людей, как Перепечка. Они каждый день будут напоминать о какой-то неполноценности, обидят и унизят своей боязнью подать руку, стать рядом во время разговора. И на это способны даже близкие люди, те, что считались искренними друзьями и будто бы готовы были на какие-то жертвы во имя дружбы. А что говорить о разных Запрягаевых, каким не раз перепадало от ее острого пера, от выступлений на сцене?..

И все же надо было снова идти к Запрягаеву, просить, требовать работу…

Три дня кабинет председателя стройкома был закрыт. Потом время от времени появлялась одна сотрудница, которая и сама не знала, кто она по должности: секретарь, инструктор или кассир. Несколько раз Ева спрашивала у нее об Адаме Адамовиче, но женщина всегда разводила руками и понуро крутила головой с большой куксой чуть ли не на самом темени. Кукса эта качалась туда-сюда, и можно было подумать, что она и придавала голове нужные движения. Возможно, что женщина и в самом деле не знала, где бывает в то или иное время председатель стройкома, а скорее всего, была очень уж вышколена и всегда чувствовала, кого надо принять и что кому сказать.