Сергей Болдырев - Путь на Индигирку

— Буксир надо отдать, — торопливо заговорил Васильев, не спуская глаз с лосиных голов, — без барж нагоним, никуда они не уйдут…

— Как баржи в плесе бросать? — Луконин с сомнением покачал головой.

— На якорях удержатся, — сказал Васильев, — стопорь машину, буксир ослабнет, сбрось его с гака. Я сейчас баржевым крикну.

Он схватил мегафон, выбежал на мостик позади штурвальной рубки и закричал в рупор за корму:

— Ва-ахтенный! Отда-ай яко-оря-а! Бу-укси-ир выбирайте… Ло-оси уходят…

Шкиперы и матросы обеих барж давно уже были на палубе и следили за маневрами парохода. Гонка с лосями захватила всех. Васильев, не дожидаясь боцмана, полез к гаку у трубы и откинул замок, державший буксирный трос. «Цинкач» скользнул по буксирным аркам и скрылся в пенных валах за кормой парохода. «Индигирка», освободившись от воза, рванулась наперерез переправляющимся зверям.

Все дальнейшее произошло в считанные минуты. Пароход успел отсечь лосей от берега. Мы выскочили из рубки на мостик к леерам. Звери вдруг оказались у самого пароходного колеса в завихрениях пенных струй. Самец с крупными широкими рогами все отпихивал грудью безрогую лосиху от борта парохода и сам таким образом оказывался у колеса. В глазах обезумевших животных застыло смятение, они никак не могли выбиться из водоворота под бортом парохода. Васильев вскинул ружье.

— Что вы делаете!.. — раздался снизу отчаянный крик.

Спотыкаясь о ступени трапа, падая и опять поднимаясь, на мостик с палубы кинулась Наталья.

Васильев повел стволом за лосями и… опустил ружье.

— Не могу… — сказал он. — Не могу его бить. Смотрите, как он ее защищает…

Нескольких секунд колебания оказалось достаточным, чтобы сильное течение отнесло лосей вниз по реке. Стрелять было бессмысленно. Наталья взбежала на мостик и схватилась за ствол ружья.

— Теперь уже все… — сказал Васильев. — Поздно!

— Как вы могли… — проговорила Наталья, по смуглому лицу ее бежали слезы.

— Выходит, не смог… — усмехаясь, сказал Васильев.

Наталья пошла с мостика, всхлипывая и вытирая слезы.

Лоси с утроенной энергией поплыли к берегу. Самец по-прежнему держался между пароходом и подругой, прикрывая ее своим телом.

— Красавец! — воскликнул Васильев, вскинул ружье одной рукой и разрядил оба ствола в небо, точно салютуя зверю.

Вся команда парохода толпилась на баке, кое-кто поднялся к нам на мостик. Мы провожали взглядами подплывающих к берегу лосей. Вот они-нащупали ногами дно и, тяжело ступая, как бы вытягивая за собой струи воды, сливавшиеся с их оливково-серых тел, поднялись к тальниковым кустам и, не оглядываясь, скрылись в тайге.

— Баржи унесло! — неожиданно из открытого окна рулевой рубки раздался возглас Луконина.

Только теперь все, кто стоял на мостике, обернулись к корме. Баржи были далеко позади. Их надстройки неярко желтели пятнами без подробностей, а фигурки людей можно было разглядеть лишь с трудом. Баржи затащило куда-то в сторону от фарватера к далеким, покрытым сизой, уже без листвы, тальниковой порослью песчаным островам или мысам — отсюда трудно было разобрать.

Васильев негромко выругался и погрозил баржевым кулаком, хотя было ясно, что с баржи увидеть этот красноречивый жест невозможно.

— На лосей зенки пялили, когда надо было якоря травить, — воскликнул Васильев. — Ну и работнички! И меня черт попутал: в лосей не стрелял! Хоть мясо было бы.

— Да это все она, радистка, — негромко проговорил Коноваленко, стоявший неподалеку. — Где только появится — жди беды. Сейчас мы баржи повытягаем. Штурвальный! — крикнул он в рулевую рубку Луконину. — Выходи на фарватер для разворота к баржам.

Пароход стал медленно отходить на середину реки, готовясь к маневру.

— Не так-то просто их повытягать, — пробурчал Васильев, — видать, капитально засели. — Он махнул рукой и стал спускаться с мостика.

«Индигирка» сплыла вниз, к севшим на мель в боковой протоке баржам, якоря на фарватере их не удержали. Вскоре выяснилось, что придется перегружать мешки с мукой из кормовых трюмов в носовые, чтобы засевшие в песок кормы поднялись. Работы на несколько часов! Васильев распорядился составить бригаду грузчиков, в одну из которых вошел и я, и уплыл на рейдовом катере вниз к Чекурдаху поторопить команды других судов на помощь «Индигирке».

Никто не роптал, хотя и предстояла тяжелая работа. Может быть, каждый чувствовал за собою долю вины, а может, привыкли к неожиданностям, к трудной жизни, к авралам.

Я вспомнил, что Кирющенко просил меня сообщать радиограммами о том, как идет рейс, и решил заверить начальника, политотдела, что настроение у всех боевое, баржи попытаемся снять с мели до прихода остальных судов. Уж очень хотелось отрапортовать в мажорном стиле. Пошел к Наталье объяснил ей, в чем дело, и долго составлял текст радиограммы. Она прочла, усмехнулась, но тут же включила аппаратуру — как раз подошел срок связи, — и передала на «Чкалов», где находился в это время начальник политотдела, мой рапорт. Усмешка Натальи неприятно отозвалась в моей душе, в самом деле, какая-то победная реляция получилась, да было уже поздно. Я сидел в радиорубке в ожидании ответа. «Чкалов» молчал.

— Срок связи кончается, отвечать не будут, — сказала Наталья официальным тоном и посмотрела на меня, как бы говоря: «Все, можешь идти…»

Уходить, пока не началась работа на баржах, мне не хотелось. Я все думал о том, что не кинься Наталья на мостик, может быть, Васильев и нажал бы спусковой крючок.

— А если бы он решился стрелять, что бы ты сделала? — спросил я.

— Отняла бы ружье, — сказала Наталья. — Стрелять в животных с парохода — это подлость, — с непримиримостью сказала девушка.

— Но он все-таки не стрелял, — торопливо сказал я и тотчас понял, что в этих словах слишком отчетливо прозвучало самооправдание, я-то ведь никак не протестовал. — А ты молодец… — вырвалось у меня.

Лицо Натальи стало отчужденным, она опустила глаза и молчала.

— Откуда ты приехала сюда? — продолжал я, не желая замечать ее холодности. — Одна, в такую далищу…

— Это совсем не интересно… — резковато сказала она.

Открылась дверь, в каюту заглянул Федор, оглядел Наталью, меня и скрылся, быстро притворив дверь.

Наталья встала.

— У тебя есть ко мне еще дело? — спросила она.

— Нет, — сказал я, — больше ничего…

Я пошел к двери, Наталья вышла вслед за мной и, заперев каюту на ключ, убежала в кормовой отсек.

К вечеру один за другим снизу подошло еще два парохода с баржами. Суда уткнулись носами, в обрывистый берег напротив севших на мель барж. Мы перетаскивали мешки с мукой в носовые трюмы, облегчая кормы судов. И командовал у нас, и работал вместе с нами Луконин — без шапки, со спутавшимися русыми волосами, в выпроставшейся из брюк рубахе. Во время перекура, когда мы вышли из трюма на палубу, у баржи ошвартовался, катер. К нам поднялись Васильев во флотском бушлате и форменной фуражке, и Кирющенко в короткой летной бекеше и сдвинутой на затылок кепке.