Николай Пороховник - Поездка в Новгород-Северский

— Здравствуйте, товарищи! — по-солдатски приветствовал всех Кондратюк.

— Угу, — подтвердил Сом.

— Не слышу ответа-а! — снова командирским голосом проговорил Кондратюк.

— Здоров, чернобров, — сказал Хорошун и потряс свои брюки, что лежали на тумбочке, определяя, есть ли в карманах спички.

— Разрешите сигаретку, — уже сбавил тон Кондратюк.

— Последняя, Дим, — ответил ему Хорошун. — У Сома.

— О-о, Костя, разбогател… — протянул Кондратюк, — дорогие стал курить.

— Других не было, — ответил Сомов.

— Ну вот так, ели-пали, — с удовольствием затягиваясь дымом, произнес Кондратюк и, подойдя к его кровати, с удивлением сказал: — А Серега что — спит?

— Да он вчера загулял, — ответил Хорошун, — ночью пришел, все мы уже спали.

Климов невольно слышал этот разговор, закрыв глаза и отвернувшись к стене, и удивился тому, что он здесь. Никогда он не удивлялся этому, считал все, что происходило в его жизни, закономерным, но о том, что законы своей жизни создавал он сам, он не думал. И вот только теперь он почувствовал, что нельзя ему так жить. Между тем парни искали выходной, то есть определяли, что будут делать, то ли в карты играть, то ли в женское общежитие идти или, может быть, в кино. Он и сам обычно тоже занимался этим, перебирал вместе с другими скудные варианты выходного дня, а в это время… дома умирала бабушка. Опять подумав об этом, он сжался, уткнулся в прохладную щель между стеной, оклеенной желтыми какими-то обоями, и выступающим из-под полосатого матраца железным уголком кровати. Ему хотелось свернуться под одеялом, стать маленьким, чтобы, как верилось в детстве, беда не заметила его и ушла.

— А вообще, долго вы будете валяться?! — возмутился Кондратюк. — Будешь вставать, Серега?

— Пощекочи ему пятки, — предложил Толяна.

— Да хватит вам, — сказал Николай, — пусть поспит. О, уже девять! Давайте побыстрей, парни, собираться, Люська сказала, что они будут ждать до одиннадцати.

— Так, ели-пали, чего ж ты… — и Кондратюк заторопился, пошлепал в свою комнату.

Все начали вставать, собираться в женское общежитие. Кто-то включил приемник, старый громоздкий приемник, что стоял на столе, придвинутый вплотную к стене. Умывались, застилали постели…

— А ты и в самом деле не пойдешь с нами, Серега? — спросил Николай, понимая, что он не спит.

— Нет, — глухо ответил он.

Вскоре все ушли, оставив приемник включенным. Климов лег на спину, смотрел в белый потолок. Потом обвел взглядом всю комнату. Каким образом он тут оказался, зачем?

Он ничего не мог понять, что-то нашло на него, накатилось, и как будто некий провал в памяти возник, куда рухнули шесть лет его жизни…

Когда он умылся и постель прикрыл одеялом, в комнату вошел Иван Шорохов. Как-то, зимой, они случайно разговорились на кухне, и оказалось, что оба с одного района; с тех пор они и сошлись, хотя Иван был старше, жил здесь уже пять лет, по вечерам учился в институте, так что встречались они не часто.

— Ты не завтракал? — спросил Иван.

— Нет, но… — Климов замялся, — я не хочу.

— А что ты будешь делать? Пойдем, пройдемся в кафе…

— Нет, Иван, не пойду я.

— Ну, как твои дела? — спросил Иван. — Как дома? Мать мне прислала письмо, яблок, пишет, много в этом году. А что твои старики пишут?

В это время дверь приоткрылась, и в щель всунул лысую голову Фатеев, известный более по прозвищу «Крюк». Крутнул головой туда-сюда, пошарил взглядом по комнате и тут же распахнул дверь и резко вошел. Ему было за тридцать, худой, невысокого роста, почти всегда небритый и, казалось, даже на ночь не снимающий свой залоснившийся, помятый костюмчик, когда-то темно-синий, а теперь уже неопределенного цвета, он был одним из старожилов общежития, и хотя часто ходил пьяным, но драк не затевал.

— Иван, — задрав подбородок и странно выпучив глаза, Фатеев подкатился к Шорохову, — ты у Кости деньги брал?

— Ну, брал, — повернулся тот к нему.

Фатеев молчал, но молчал напряженно, часто дышал.

— Да, брал! — уже раздраженно, не выдержав этого молчания, сказал Иван. — Он мне сам давал, сам просил, на себя не надеялся.

— А мне сказали, что ты их потом проигрывал.

— Кто, Крюк, тебе это сказал, а? — угрожающе шагнул к нему Иван.

— Они, — ответил Фатеев, показывая пальцем в пол, покрытый зеленым линолеумом.

Климов не мог уже их слушать, не мог ждать, пока они выяснят отношения. Он надел пиджак и взял со стола ключ, намереваясь уйти куда-нибудь.

— Ты не верти! — резко говорил в это время Иван, наступая на Фатеева. — Я этому губошлепу пальто купил на его же деньги… на себя он не надеялся! Всю зиму он бы в своем пальтишке проходил, как ты! Я давно хотел поговорить с тобой, Крюк, и предупредить: оставьте Костю в покое, он же пить не хочет, да и не умеет, слышь! Но ты ответь, кто тебе это сказал?!

— Они сказали, — замахал, нервно тыча пальцем в пол, Фатеев, — их там много под землей сидят.

И тотчас же, неестественно прямо держа спину, повернулся и вышел.

— Подожди, Крюк! — крикнул Иван и повернулся к Климову: — Пойдем, Сергей, свидетелем будешь. — И, заметив, что он замялся, стал настаивать: — Да пойдем же! Он отказываться будет, а мне… мне это нужно, понимаешь? Ты же Костю Алтухова знаешь, пропадет он с ними, пора рубить концы, — говорил он, открывая дверь и выходя в коридор.

Климов не мог ему отказать, пошел вслед, надеясь, что это минутное дело.

Фатеев был уже в конце коридора, на фоне солнечного большого окна отчетливо видна была его маленькая, прямая, как штык, фигура с безвольно болтавшимися руками. Вдруг он резко остановился, словно перед каким-то невидимым препятствием, затем торопливо открыл дверь и прошмыгнул в комнату Никиты Малеваного. Этот Никита был из тех, которые везде хорошо устраиваются; жил он один, хотя в комнате и были еще койки, но соседи его здесь только числились, жили, наверно, где-то у будущих жен, а Малеваный купил и телевизор себе в комнату, и холодильник, в долг никому не давал, ни с кем не дружил, и вот-вот, как говорили, строительное его управление давало ему комнату.

— …тебе, Крюк, опять надо что? — говорил Малеваный, когда они открыли дверь, и двигался на Фатеева. — Да идите вы все отсюда! — замахал он руками, увидев их. — Чего за ним ходите?! Не понимаете, он же того… — и крутнул в воздухе пальцами, всей кистью. — Я таких на Севере, в Салехарде, видел!

— Да брось ты! — поморщился Иван. Ему не терпелось узнать, кто распустил слух.

Фатеев же стоял на одном месте, пугливо озираясь. Климов видел на воротнике его пиджака густую перхоть, что насыпалась из оставшихся вокруг лысины волос.

— Ну давайте, давайте, ребятки, — между тем наступал на них Малеваный, — топайте отсюда. Я никому ничего не говорил…