Василий Ажаев - Предисловие к жизни

Митька протянул ему пилу, густо смазанную керосином. Старая пила пошла по рукам.

— А зачем у тебя каждый пятый зуб без развода? — спросил кто-то из толпы.

— Прочистной, — охотно ответил Бармин. — И заметьте, что при разводе все зубья отогнуты примерно на одну треть.

Он взял топор и рубанул по стволу дерева. Топор зазвенел, и, словно отозвавшись ему, загудело дерево. Вырубив клин, Бармин отложил топор и взялся за пилу, с которой наготове стоял Перцев. Сначала они работали молча, потом Перцев вдруг запел мягким голоском бойкую и задорную песенку:

Все разом зашевелились, повеселели, заулыбались. Приезжие были славные ребята, и деревья они валили ловко — этого нельзя было не признать. Шубин, оторвавшийся от наблюдений, вдруг обнаружил, что смотреть на их работу не пришли двое из его бригады — Семенов и Полозов. Торопясь, будто стахановцы могли вот-вот исчезнуть, он побежал к общежитию. Семенов встретился ему на половине дороги. Завидя бригадира, он крикнул еще издали:

— Бегу, бегу — не ругайся! Я давеча было вслед за тобой разогнался, однако меня перехватили. В контору вызывали. Там целая комиссия сидит, начальнику нашему трудную жизнь создают. Они и тебя искали.

— А где Полозов? — спросил Шубин.

— Не пошел, стервец. Я уж с ним поругался. Упрямый, как козел. Сидит, книжку толстую читает.

Полозов в самом деле сидел в общежитии у окошка с книгой в руках.

— Одними книжками думаешь жизнь прожить? — мрачно спросил его Шубин, сдерживая ярость. — То-то тебя романы научили хорошо работать, что ты еле-еле норму набираешь. Марш в лес!

Паренек, которому надоело собственное упрямство и нужна была только подходящая причина, чтобы покончить с ним, быстро оделся и побежал на делянку, куда его тянуло с утра.

В лесу, где холод, казалось, замораживал даже звуки, не затихала только Митькина песенка, сразу пришедшаяся по душе Ване Полозову:

Стахановцев окружала большая внимательная толпа зрителей. Семенов, оглянувшийся на скрип снега под ногами Полозова, одобрительно и почему-то шепотом сказал:

— Правильно, что пришел. Тут, брат, спектакль! Я шел и думал: неужели же я, старый лесной волк, не все знаю про то, как дерево валить? Ты иди ближе, отсюда лучше видно.

В это время Бармин сделал надруб на очередном дереве, взялся за пилу и сказал:

— Начали.

Пила тонко и нежно запела. Теперь все ждали, когда и Перцев опять запоет свою песенку. Она завлекала всех не своими словами, а задором и лихостью, какую придавал ей Митька. Он глянул на лесорубов, понял, что они ждут, улыбнулся и запел, но теперь уже «Трех танкистов». Бармин, у которого голос был плохой, стал ему подсвистывать.

— Гляди сейчас зорче, схватывай! — наставлял Семенов Ваню Полозова.

Стахановцы пилили навстречу надрубу. Когда пила целиком въелась в мякоть ствола и ее стало чуть зажимать, Бармин нажал на свой конец и повернул пилу в сторону. Она снова звонко зазвенела. Улыбаясь и одергивая редкую бородку, Семенов взглянул на стоявшего возле паренька.

— Кругом пойдут, что ли? — спросил тот, охваченный любопытством.

Теперь Митька нажал на свой конец пилы. Она ходила ровно, как-то особенно быстро и без нажима. В последний момент Бармин вернул пилу в исходное положение, и вскоре, без обычного скрипа подпиленное дерево стало клониться на сторону.

— Берегись, наблюдатели! — зычно крикнул Митька.

Постепенно убыстряя падение, дерево плавно и мягко влетело в сугроб. На лесорубов сверху пала снежная пыль. Семенов, размахивая руками, возбужденно объяснял Ване:

— Пилу-то у них не зажимает — они хитро́, не напролом ее ведут! Заметил, как они ее вертели? Это не зря: у них, когда они пилят, в дереве вроде треугольника получается, вершиной к центру. Под конец они этот треугольник легонько спиливают. И быстро и качественно — комель никогда не портится.

Чуткий ухом Митька услышал его пояснения и подмигнул Бармину:

— «Старик»-то нашим пропагандистом заделался, лекцию читает. А я думал, он нам палки в колеса будет вставлять!..

— И ведь не догонишь их, как ни старайся! — уже ко всем обращался Семенов. — Я прикинул и вижу, что сегодня они по три нормы схватят. А наука простая. Прежде всего прием есть в работе. Затем ровно работают, все одно что дышут. Не отвлекаются, не зевают и перекур делают не часто. Даже на закрутку цигарок время не расходуют — они, я заметил, заготовляют цигарки-то зараньше. Ну и внимание к инструменту есть: пилка-то дрянная у них, выбросить бы надо, однако как они ее приспособили!..

И все же, разговаривая сам с собою, «старик» пошел из лесу, пожимая плечами и покачивая головой.

Стахановцы остановились на перекур, Бармин сел на поваленное дерево.

— Вопросы есть? — спросил Перцев. — Да вы идите ближе, не бойтесь, мы не кусаемся. У нас даже на пиле зубьев не хватает.

Лесорубы, смеясь, подступили ближе.

— А если новой, хорошей пилой? — спросил Полозов.

— Чем же тебе наша «старушка» не по вкусу? — отозвался Перцев.

— Подожди, парень, дойдет дело и до новой. Посмотрим, как она себя покажет, — пообещал Бармин.

— Так-то так, — сказал кто-то. — Да вот побывали вы у нас, удивили, а теперь, наверное дальше удивлять поедете. Все-таки это не то, что самим план выполнять. Представление, а не работа.

— Интересное заявление! — удивился Митька. — А между прочим, знаете ли вы, дорогой товарищ, что мы выполнили две годовые нормы, причем с гаком.

— И уезжать мы отсюда не предполагаем, — добавил Бармин.

До глубокой ночи Бармину и Перцеву, перешедшим в одну из комнатушек общежития, не давали покоя. К ним приходили и по делу — за советом, и просто поговорить. Заявился и Фантов.

— Вот хорошо, что пожаловали! — приветствовал его Митька. — Мы вас еще не поблагодарили за инструмент, на «беззубку». Великолепная вещь, еще не приходилось держать такую в руках!

— Я как раз по данному поводу, — озабоченно сказал Фантов, глядя на Бармина. — Вы ведь ее сами предпочли тогда выбрать, а комиссия говорит, будто я подсунул вам дрянной инструмент. Вот и с работы снимают. Вы бы заступились, подтвердили бы, что я тут ни при чем. А пилу, если она такая плохая, можете сдать. Я ее хоть сейчас унесу.

— Снимают с работы? — притворно ужаснулся Митька. — Какая несправедливость!

— Именно несправедливость. Уж я ли не старался, — вздохнул Фантов.