Василий Журавлёв-Печорский - Федькины угодья

Жалко, Николай ружье утопил. Сейчас бы сбил на выбор самых крупных. Не мешало бы матери привезти. Но охотничья осень еще впереди.

Трясет на ухабах. Скрипят шаткие мостки, переброшенные на скорую руку через ручьи. Когда машина вязнет в песке, пахнет бензинным перегаром. Давно не слышал он этого запаха.

Сима перед отъездом спросила:

— На танцы махнем завтра?

Нет, на танцы Николай Торопов, пожалуй, не пойдет: друзья засмеют. Медведем его с детства прозвали. А вот в кино пригласит. Купит билет в двенадцатый ряд. Чтоб в центре. Смотреть лучше, и тебя все видят. То-то пилотов зависть возьмет. Они все за начальницей курсируют целой эскадрильей. «Занята. Работы много», — не раз слыхал Николай. И к матери в гости пригласит, чтоб знала, с кем он идет в клуб.

Машину снова тряхнуло на ухабе. То ли от толчка, то ли от радости, что возвращаются, что кончились их мытарства, Сима прислонилась к парню.

— Залетка! — усмехнулся он, потом вспомнил еще добрый десяток слов, что слыхал на вечорках, на гуляньях, где не только поют да пляшут, а и сговоры ведут, в сваты приглашают, выбирают себе подружку, но ни одно из слов не подходило для Симы.

Все мы ищем и находим для любимой свое, никому не известное, для других ничего не значащее имя. Может, с этого и начинается любовь?

Николай, кажется, хотел спросить что-то у Симы, но машину опять подкинуло, они чуть не вылетели за борт.

— Дорога!.. — Николай заглянул девушке в глаза. Почему в таких случаях нужно в глаза заглянуть?

— Сима!

Шофер резко затормозил, запахло горелой резиной. Машина остановилась: навстречу из-за поворота выскочила другая, чуть не налетели друг на друга.

— Игорь Николаевич! — воскликнула Родышевцева. — Далеко?

— Вы до Замежной? А мы звонили…

Они присели на бугор, поросший ягелем.

Водители, проклиная ухабы и колдобины, копались в моторах, разговаривая о чем-то своем.

Замлилов собирался проехать с Чуклиным до первой деревни, но неожиданно полученная в пути записка от начальника буровой заставила выехать прямо в Замежное. Браконьеры там объявились, в самых верховьях Сулы. Накануне к буровикам пришел Быстров, просил шофера улов перебросить. Парень вроде бы согласился, а сам переговорил с начальником — и в райцентр. Большие деньги Быстров обещал шоферу. Разбогател, значит.

— Милиция поможет в облаве. Позвонили уже в Устьянку — прилетят к полудню. В Замежной дружинники за дело взялись, готовы.

— В инспекции Егор остался? — С лица Николая уже сошла краска смущения от неожиданной встречи.

— Расчет Егор взял. Придется тебе заворачивать до моего приезда, — сказал Игорь. — Вы целы?

— Целы! — поспешила ответить Сима. — Ни царапинки.

— Чуклин там собрание готовит. Помоги. Вечером проведете. Слышь, Николай!

— Сделаю.

— А мы тут вашего хозяина встретили, — сказала Сима.

— Кузьмича? Где?

— На попутной, вроде вас, вчера пронесся. Туда, — она показала в сторону гор.

Замлилов долго молчал.

— Ну ладно, едем, — сказал он шоферу. — Вернусь, обо всем поговорим, ребята. За все спасибо.

Загудели моторы.

— Сима! — Замлилов высунулся по пояс из кабины. — Если задержусь, если Фаня без меня приедет — встретьте, объясните, в чем дело. Я скоро, — он помахал рукой.

Снова мелькают по сторонам высокие мачтовые сосны, угрюмые ельники, теряющие листву березняки, несутся навстречу одинокие, неподвластные времени лиственницы, кидая в машину пригоршнями мягкую золотую хвою.

Километр за километром все ближе к Устьянке. Леса расступились, и с какого-то холма вдали блеснула Печора, ударил в лицо свежий ветер.

Мы хотели встретиться, вместе съездить в бригаду контрольного лова, но, как всегда, я не застал Игоря в инспекции. Зашел туда, гляжу — лежат под стеклом исписанные карандашом листки. Читаю: «Браконьерство — не просто общественное зло, у него корни глубже…» Поверх листков положена новая телеграмма Жукова:

«С участка Лубнина в Устьянку перебрасывается два полуглиссера, штат инспекции увеличивается на пять человек, не считая мотористов».

Той же ночью втроем мы встретили Фаню. Она не удивилась. Только спросила:

— Телефон там есть?

— Скоро? — О чем-то спросила Сима у Замлиловой, но мы догадались, о чем речь.

— К зиме, — спокойно ответила Фаня.

Мы с Николаем невольно окинули взглядом ее округлую фигуру.

— Сына? — не удержался от вопроса Торопов.

— Чтобы какая-нибудь после так же мучилась, как я? Ведь вы в отцов больше… Когда он обещал вернуться? Что там случилось? Да говорите же…

За окном шумел ветер, было слышно, как бьются о берег волны. Дочурка уже давно спала, улыбаясь во сне, причмокивая пухлыми губами.

Под утро какой-то буксир застрял на мели напротив устья Сулы. Несколько раз гудел. И как угораздило? Может быть, с машиной что случилось — огни на нем не горели. Когда рассвело, парохода не оказалось. Или нам послышалось ночью?

…Лишь на рассвете смолкли пьяные голоса у Шишелова: справлял новоселье. Проводив гостей, хозяин присел на ступеньки крыльца, подсчитывая, что нужно для достройки пятой комнаты. Он был доволен…

«Дома́ не рожь, круглый год растут, держалась бы голова на плечах. Уметь надо — Егор по-своему живет», — рассуждал он сам с собой.

Я не стал ждать возвращения Замлилова и махнул в Замежную.

Стою над рекой, смотрю, как на порогах, описывая полукруг в воздухе, бьют идущие с моря лососи. Густо. Давно такого хода не видали. Но по небу, где вчера не было ни облачка, ползут черные клубы дыма, пахнет гарью. Горит лес в верховьях. В записке пилота, сброшенной сегодня, указана бровка, ведущая через болота от Сулы к Замежной. Лес вспыхнул в разных местах. Сразу. От молнии? Не было грозы.

На сердце тревожно. Там люди. Там Игорь. Что с ним? Может, мечутся в огне, пытаясь найти выход? Болота кругом непроходимые, топи…

Едем! Надо спешить. Я наконец понял: все это началось не с телеграммы, а сорок с лишним лет назад, в Октябре семнадцатого.

Я тоже искал сказочную Синегорию, много слыхал о ней. Одни говорили — надо искать на востоке, другие на юг показывали, а она рядом была, просто не замечал по молодости.

Я нашел тебя. Здравствуй, моя Синегория!

Это она, Сула, дала начало повести, которую за меня доскажет жизнь.

История эта не дает мне покоя. Не верилось, что нет рядом того, с кем немало исходил по болотинам, по рассохам и бескрайним, казалось, борам. Не верилось, что долго не увижу его, и какой-то еще будет встреча.

Чтобы заблудиться в лесу, нужно сделать всего один непутевый шаг, а чтобы выбраться на дорогу, порой и недели мало. А жизнь не лес, разбитый на кварталы, по углам которых, на перекрестках просек, заботливые руки лесников поставили указательные столбы с точным адресом. В жизни трудней.