Василий Журавлёв-Печорский - Федькины угодья

Но ответ на это мог дать только Федор.

Ночевали мы в старой, давно заброшенной избушке, где Федор по обычаю северян всегда держал сухие смолистые дрова, спички, немного продуктов, и даже пятилинейную лампу, заправленную керосином.

— Как в гостинице, словно ждали нас, — усмехался Карп, тот самый «друг Егорыча», потягивая крутой чай из кружки. — Пригляд чувствуется за всем. И подремонтирована, видать, изба. Добрые руки у мужика.

— Руки-то добрые, да ума нет, — ответил ему следователь Трусов, молодой, недавно приехавший с курсов парень. — Постоянной работы не имеет. Живет неизвестно чем. Ведет себя негодно. У собственной жены спирт из ларька волочит… Куда дальше.

— Он ли? — поднял глаза Карп.

— А кто ж еще? Сама заявила, хотя теперь по-другому речь ведет. Чужой не полезет. Теперь вот за лосями ударился. Легкого заработка ищет. Обойдется ему этот заработок…

Участковый уже сидел перед пылающей каменкой, скрестив на коленях руки, опустив голову, задумавшись о чем-то. Следователь лежал на полке и глядел через чуть приоткрытую дверь в полутьму. Собака бы хоть залаяла или волк завыл — и то веселей. Но лайке взяться неоткуда, волки, хотя и в лес смотрят, а держатся зимой ближе к укатанным дорогам. В глубоких снегах они беспомощны, с голоду подохнут, пока наст образуется. Глаза у меня начали слипаться от усталости, ноги заныли и плечи налились тяжестью. Кинув под голову телогрейку, что взял у лесничего, я задремал.

— Двинем, что ли, ребята? — услышал я голос Карпа и удивился, что уже утро. — Бес его знает, сколько верст еще мерять придется. Они в лесу длинные…

— Тут недалеко. К вечеру будем на месте, — сказал я, поднимаясь.

— Бывал здесь?

— Давненько, правда, но не раз. Ток тут неподалеку отменный, и с осени глухарь держится. Осеновал как-то с Федором.

— Вы с ним знакомы? — спросил следователь, приподняв брови.

— Друзья!

— Э-э! Вот это номер. Так, может, знаешь, куда он мясо «сплавляет»?

— Мне зимой привозил… медвежатины!

— Да?.. Свидетель-то вроде не тот…

— В свидетели не гожусь. Знал бы — не пошел… А теперь в человеке хочется разобраться, в душе его.

— Нам не до психологии. Быка надо брать за рога…

— Так, может, мне лучше повернуть обратно?

— Чего уж там, — ответил Карп. — Дружба здесь ни при чем. По справедливости разберемся.

— Справедливость у нас одна для всех!

— Я, товарищ лейтенант, слышал об этом. Скоро тридцать лет, как в милиции. Разное видал. Заявление-то один из моих сродственников писал, да не верю я в него. Как бы не напрасно шли…

Пожилой, немногословный участковый Торопов остался в душе тем же крестьянином, каким когда-то был направлен в органы комсомолом. Многие из его сверстников выросли до полковников, один даже генерал, а Карп, имевший за плечами всего три класса, а дома большую семью, так и остался участковым. В деревнях дядей Карпом его величали. Даже отъявленные пьянчужки побаивались не скрытого в кобуре пистолета (да и носил ли его Карп?).

Если кто-то из приезжих начинал подтрунивать над участковым, его тут же обрывали: «Брось, не тот человек». Даже Финоген, сын варнака и сам варнак, почтительно снимал шапку, встречая участкового.

Сейчас мне показалось, что Торопов поглядел на следователя неодобрительно. Я как бы прочитал в его глазах: «Горяч ты… Разве так можно…» Но это, наверно, только показалось.

Мы снова шли по лыжне. И чем дальше, тем чаще я менялся местом с лейтенантом. Чувствовалось, что ходьба по лесу ему в новин, как бы не сдал на полпути, хотя оставалось уже немного. Карп шел ровно, словно не по следам браконьера, а на осмотр ловушек отправился или колоду для лодки выбрать вздумал.

Вот последний взгорок, еловый остров, посреди него, неподалеку от ручья, стоит Федькина изба. Так ее звали и раньше. Не мой ровесник, какой-то другой Федор, чьи следы затерялись в тайге, поставил ее. Хозяинов срубил новое жилье, а название урочища так и осталось прежним.

Пришли мы засветло. В избе было тепло. На каменке стоял котелок, пахло похлебкой из глухаря. Карп вышел из избушки, занес охапку дров и, снова растопив каменку, поставил котелок на столик, сделанный около окна.

— Нехорошо без хозяина, да извинимся. К его приходу сготовим ужин, — сказал он.

Разбор дела о браконьере начался с пробы пищи. Только тут я заметил, как мы проголодались. Котелок можно было не мыть: вчистую вылизали.

А лейтенант наш что-то примолк. И ел плохо. Он вскоре забрался на полок, но не снимал кителя, хотя в избе было жарко.

Долго ждали хозяина. Уже звезды зажглись на небе, мелкий снежок запорошил, а его все не было. Но стоило услышать скрип лыж, как следователь вскочил с полка.

— Я встречу! — сказал ему Карп. — Вы пока тут сидите…

— А я-то думаю, что за гости объявились? — донеслось из-за дверей. — Чую, дымком пахнет. Кто-то суп из консервов варит. Далеко вас занесло. По делам? Один?

— Дело есть!.. — ответил Торопов. — Ты чего с чункой?

— Мясо перетаскиваю, пока лыжню не перемело, а отсюда по насту или вертолетом, может, перекинут.

— В сельпо?

— Кому же больше? Чай, кадровый. Оправдывать надо.

Слышно было, как Федор прислонил к стене лыжи, стряхнул с них снег, снял с плеча карабин и тоже поставил его к стенке.

— Ты уж не осуди… Такое дело, — сказал ему участковый, — затвор-то вынь… Сам понимаешь… Подай мне.

— Как не понимать, — и Федор протянул затвор. — Люди свои, советские. Надо так надо. Вижу: неспроста пришли. Так и я не разбойник с большой дороги…

— Втроем мы… В избе тебя приятель ждет, по дороге прихватили.

Федор поздоровался со следователем, окинув его с ног до головы любопытным взглядом, и, увидев меня, загремел:

— Пришел, наконец… Эх ты, еловая голова! Всегда не вовремя. Еле доплелся, наверно?

— Чуть держусь.

— А лейтенант завтра лежать будет. Он, кажись, ноги сбил.

— Ты откуда знаешь? — засмеялся следователь.

— На ваши следы вышел. Больно худо ты шел. Жалко стало. Куда, думаю, его лешаки тащат. Опять, наверное, о ларьке будете вести разговор или еще что новое?

Следователь отмолчался и вместо ответа сказал:

— Действительно, мозоль набил.

— Дядя Карп, вон в бутылке гусиное масло. На всякий случай держу. Будь за фельдшера. Помоги старшому, — ответил хозяин избушки, посмеиваясь. — Если уж он до Федькиных угодий добрался, то выйдет из него угрозыск. Не бывали еще вы у меня. Дел не было или силенок маловато?

Лейтенант держал себя настороженно, но спокойствие участкового, видимо, подействовало и на него.

— Осторожно, дядя Карп! — взвыл он вскоре. — Ы-ы!.. А еще обратно идти…

Федор весело посмеивался, расспрашивал о деревенских новостях, но чувствовалось: ждал главного вопроса. И он, этот вопрос, был задан.