Владимир Федосеенко - Вихри на перекрёстках

— Чего ты на него взъелся? — удивился Пинчук.— Он же неплохой командир, шустрый.

— Хотя я всего лишь бывший студент юридического института, а разбираться в людях умею. По отношению к кому шустрый? К девчонкам! Скажи спасибо, что се­годня жив остался. И смотри, чтобы в другой раз Саб­лин своими приказами не подставил тебя под фашист­скую пулю.

Бизунок лишь курил да посмеивался. Мысленно он поддерживал Воробейчика, а сам помалкивал, надеясь, что неудачи, особенно сегодняшняя, перевоспитают Саб­лина. И не только его. Разве в этой неудаче вины ко­мандиров взводов нет? В том числе и его, Бизунка, ви­ны? Отмахнулся Саблин от его предложения — Бизунок промолчал. И с другими взводными получается так же. Что это, как не беспринципность? Неизвестно, как бы повел себя командир роты, если бы взводные твердо сто­или на своем.

В небе над лагерем появилась темная туча, и хотя ко­сые лучи солнца по-прежнему падали на шалаши, хлынул крупный «цыганский» дождь. Комбриг и комиссар направились к землянке Саблина.

— Может быть, тут, под елкой, переждем? — неуве­ренно предложил командир роты, испугавшись, что те­перь откроется его сожительство с Зиной. Сергеев улыб­нулся:

— А почему ты боишься пустить нас в свой дом?

— Там душно.

— Ничего, зато посмотрим, как ротный живет.

Комиссар открыл дверь и остолбенел: поджав под себя ноги, на нарах сидела Зина. Увидев Сергеева, она быстро спустила ноги, и по лицу ее скользнула улыбка, выражавшая больше горечь и обиду, чем радость.

— Входите, Александр Данилович, присаживайтесь. Давно я вас не видела...

— Не ожидал я такой встречи, тем более здесь. Петр Егорович сказал, что группа ушла на задание, я и поду­мал, что ты с ней.

— Илья Карпович, садитесь,— пригласила Зина.

— И давно ты так воюешь? — спросил комбриг.

— Давно...

— Ты что, адъютантом ее к себе взял? — серьезно глянул на Саблина комиссар.

— Зато она в безопасном месте,— ответил тот.

— Еще вопрос, где более безопасно для молодой де­вушки — возле командира роты или в подрывной груп­пе. Там человек растет, мужает, а тут... У вас же сыро.

— Вы что, поженились? — поднял брови Ядловец и взглянул на Зину.

Та беспомощно посмотрела на мужа, который в по­следнее время все чаще и чаще говорил, что серьезной жизни у них быть не может. И не успела ответить, как Саблин опередил ее:

— Да, живем.

— Что значит — живем? Она твоя жена? — нахму­рился комиссар.

— Да.

— Так и говори. Сколько раз встречались, даже не похвастался. Береги Зину, уважай, она заслуживает этого. Я ее знаю почти с первых дней войны.

Слова Александра Даниловича больно задели Зину, и она не сдержалась. Закрыла обеими руками лицо, горько заплакала. Саблин растерянно стоял посередине землянки: опять не повезло, будь он проклят, так некста­ти хлынувший дождь! Только бы Зина не начала выкла­дывать все начистоту!

Комбриг и комиссар чувствовали себя неловко. Так всегда бывает с мужчинами, когда они видят, как плачет чужая жена.

— Успокойся, Зина, успокойся,— подошел Сергеев к нарам.— Наши бьют фашистов на всех фронтах. Скоро мы выйдем на простор, и жизнь станет другой.

— Ничего, это я так. Не обращайте на меня внима­ния,— вытерла Зина слезы.

Сергееву очень хотелось знать, как воспринял эту женитьбу Володя. Но он не стал называть его имя, ду­мая, что Саблину ничего не известно об их прежней дружбе. Ведь и Володя при встрече ни слова не произ­нес о девушке. «Молодец, умеет себя держать, повзрос­лел»,— подумал комиссар, возвращаясь к столу.

— Чего стоишь, как сирота? — обратился комбриг к Саблину.— Садись.

Ротный послушно сел.

— Я уже говорил, что немцы восстанавливают же­лезную дорогу Жлобин — Калинковичи. Твоя рота дол­жна не только провести разведку, но и детально изучить перегон Слобода — Дубравка. Выясните, где там укреп­ления, где гитлеровцы размещают на ночь засады, чтобы их можно было сразу накрыть минометным огнем. Под­считайте, сколько понадобится семидесятиграммовых толовых шашек из расчета одна на рельс. О начале на­ступления сообщим дополнительно. Сергеев, ты хотел еще что-то сказать?

— Да. Наши люди в деревнях мало знают о событи­ях на фронте. В частности, о провале немецкого наступ­ления на Орловско-Курской дуге. Нужно, чтобы развед­чики, подрывники, да и все, кто выезжает за пределы лагеря, захватывали с собой последние номера нашей газеты. Где смогут, там пускай и читают людям сводки и другие материалы. И еще: из вашей роты давно не по­ступает ни одной заметки о боевых действиях партизан и о зверствах фашистов. Обо всем этом нужно помнить. Скоро пришлем в роту политрука, вам станет легче.

Саблин слушал, утвердительно кивая головой. Рань­ше ему казалось, что смог бы командовать и дивизией, а теперь понял, как трудно быть во главе даже партизанской роты. Провести разведку... Вот и верти, Саблин, мозгами, как лучше разведать железную дорогу... При­дет недобросовестный разведчик, скажет, что обнару­жил засады,— попробуй проверь, врет или нет. Отряд ударит по засадам, и, посчитав, что засады уничтоже­ны,— в наступление, да прямо на вражеские пулеметные очереди!.. Тут уж наверняка сделают выводы о коман­дире роты, да еще какие...

— Петр Егорович,— обратилась Зина к мужу,— мо­жет быть, я на кухню схожу?

— Нет, нет,— в один голос ответили Ядловец и Сер­геев, поднимаясь из-за стола,— ничего не надо. Нам пора.

Попрощавшись с Зиной, они ушли. Следом за ними, задумчивый и хмурый, шагал Саблин. Только увидев, что комбриг и комиссар направляются к своим лоша­дям, он распрямился и с облегчением вздохнул. Но Сер­геев тронул его за плечо, спросил:

— О чем задумался? Держись, брат, держись. И Зи­ну не обижай. Ты растерялся, смотри, чтобы этого не за­метили партизаны. Где нужно военную дисциплину держать — действуй. Мы поможем.

— Хватит, поехали,— сказал комбриг и легко вско­чил на коня. Комиссар тоже сел в седло, махнул ротно­му рукой и поехал вслед за комбригом.

Саблин решил пройтись по лагерю, посмотреть, ка­кое настроение у партизан, особенно у тех, которые се­годня были в засаде. Ничего необычного он не заметил. В одном шалаше стонали раненые, в другом хлопцы ре­зались в карты, возле третьего остроносый худощавый парнишка играл на немецкой губной гармошке. Вокруг него собралось множество партизан. В круг протиснулся широкоплечий приземистый боец в кубанке с красным верхом, раскинул руки и крикнул:

— Шире круг!

Партизаны расступились, а парень продолжал:

— Выступает заслуженный деятель искусств респуб­лики из кустов... Я, разведчик Иван Иванов. Даешь «Яблочко»!

И пошел по кругу, подпевая гармонисту:

Эх, яблочко, куда ты катишься,

Немцу в зубы попадешь, не воротишься!