Владимир Федосеенко - Вихри на перекрёстках

По борозде, вдоль грядок, Бойкач подошел к дому, перешагнул невысокий заборчик и юркнул в сени. По­стучался в дверь. Послышался топот ног, но никто не отозвался. Пришлось постучать еще раз. Дверь открыла женщина.

— Вы Валина мама? — спросил Володя.

— Да. Проходи, проходи.

— У вас немцев нет?

— Нет. А ты из Дубовой Гряды, сын Бойкача?

— Ага.

— Вместе с моей Валей учился. Она недавно рассказывала о тебе.

— Когда Валя была дома?

— Когда ты в Жлобин ходил. Как это ты так смело ходишь то в Жлобин, то сюда?

— Нужно,— улыбнулся Володя, окинув избу взглядом.

— Чужих тут нет,— успокоила его женщина.— В спальне моя меньшая, Галька, лежит, книжки читает. Я услышала стук в дверь и к ней, чтобы спрятала: книги-те советские.

— Почему же Галя не выходит из спальни?

— А разве Валя не рассказывала, какое у нас не­счастье?

— Нет.

— Ой, детки мои...

Женщина вздохнула, на чистом, красивом лице ее, вокруг глаз и губ, появилось множество горьких морщи­нок. Володе стало неловко за свой вопрос. Еще не зная, что могло так больно задеть ее, он уже жалел и Валю, и Валину мать.

— В прошлом году это случилось,— заговорила хо­зяйка.— Я стояла возле ворот и не заметила, как из улоч­ки выскочил на коне бургомистр Бодягин. Остановился и спрашивает: «Ты здесь живешь, Татьяна Николаевна?» Я ответила: здесь. Бургомистр спрыгнул на землю и ве­лел идти в избу. Сначала он меня намеками запугивал: я, мол, жена лейтенанта Красной Армии, значит, семья большевистская. Сказал, что для охраны семьи хочет остановиться у нас на квартире. Но я уже знала, какой это гад и как он относится к нашим людям. Сразу поня­ла, с какими намерениями явился. Нет, говорю, пан бур­гомистр, не туда вы попали, сама за своими детьми при­смотрю. С тех пор и не стало жизни. Через несколько дней приезжают двое немцев с полицейскими: обыск делать, рацию искать. Начали копаться в шкафу, нашли колеч­ко, еще мамой мне подаренное, забрали и его, и два отре­за на костюм, и белье мужа. И нужно же было Гале по­дойти к немцу в ту минуту, когда тот взял ее вышитое льняное платьице. Девочка вырвала платье из его рук, а гитлеровец, как разъяренный зверь, ударил ее в позво­ночник подкованным сапогом... Галя упала... С тех пор и не поднимается. Иной раз попробую поставить ее на ноги, они еле двигаются. Все лежит и читает, читает... А то закроет книжку и сама себе говорит: «Зачем чело­веку, находящемуся в подчинении врага, доброе сердце и душа? В первую очередь они нужны тем, в подчинении у кого находятся другие люди». Боюсь я за нее... Слава богу, что уничтожили Бодягина: он бы совсем извел нас...

Володя молчал. Даже не признался, что он убил бур­гомистра. Сидел и думал, что у каждого человека свое горе. Наконец спросил:

— Теперь стало спокойнее?

— Немцы в нашей семье не задерживаются. Узнают, что дочь больна, и сразу за дверь. А переводчик наш, русский. Бывает почти каждый день. Сначала мы боялись его, но постепенно привыкли. Пригляделись бы вы к не­му, может, и вам пригодится. Откуда-то узнал, что у меня дочь в партизанах, муж — командир Красной Армии. Приходит и чуть не умоляет помочь ему встретиться с партизанами. Спрашивает, когда Валя домой придет. Галя верит ему, а я боюсь. Он у самого генерала служит. Молодой, родители живут в Москве. Немцы раненого взяли в плен, вылечили, и теперь он у них... Да вон он, бежит. Наверное, к нам.

— Скажите, что я родственник. Из Нивок.

Открылась дверь, и в избу вошел переводчик. Поздоровался, протянул Володе руку и назвал свою фамилию: Данилов. Володя еще никогда не видел таких переводчи­ков. Обычно гитлеровцы не брали наших людей, знающих немецкий язык, на постоянную службу. Положение пере­водчиков было незавидное: они носили гражданскую одежду и только изредка получали подачки. А Данилов удивил хлопца: одет в немецкую офицерскую форму, пи­столет в кобуре на левом боку. Синеглазый блондин лет двадцати пяти, высокий, стройный. Если чем и отличался от арийцев, так живыми движениями и широкими жеста­ми. Он быстро прошел к Гале, что-то сказал ей, вернулся и спросил:

— Откуда у вас этот молодой человек?

— Мой племянник, издалека.

— А он похож на вас. Зажгите же лампу, не жалейте керосина, еще принесу.

— Заговорились мы, я и забыла.

— Вы что такой грустный, товарищ? — положил Да­нилов руку Володе на плечо.

— Да так...

— Наверное, хотели Валю увидеть?

— Так ее же в Германию увезли.

— Не грустите, она уже была дома. Что же вы, Тать­яна Николаевна, не сказали племяннику о Вале?

— Если вы о ней больше меня знаете, вы и скажите.

— Одна Галя меня понимает и не боится.

— Может, напрасно,— осторожно заметил Володя.

— О, так и вы, очевидно, знаете, где Валя.

— Я все знаю, только не знаю, где теперь фронт.

— Что, своих никак не дождетесь? Девушка в парти­занах, а он, такой парень, чего-то ждет. Если бы все вели себя так пассивно, наша дивизия, думаю, не находилась бы здесь.

— Ваша дивизия?

— По привычке так называю. Я давно мечтал попасть в Белоруссию и наконец попал.

— Что же вас влекло сюда?

— Партизаны. Нужно воевать за Родину.

— А кто вам мешает?

— Понимаешь, наша дивизия саперная, в боях не участвовала. Там было бы легче перебежать к своим, а мы все время на глубоких рубежах строили укрепления по намеченному пути отступления. Из-под Харькова пе­ребросили сюда. Даже немецкие офицеры говорили, что в Белоруссии партизаны на каждом шагу. Но я уже сколько времени тут, а никак не могу их встретить. Хочу уйти к ним.

— Никто вас не возьмет. Мало ли какую цель имеете. Кто вам поверит?

— Как это не возьмет? Я же советский инженер, лейтенант, был ранен, попал в плен и пошел сюда, чтобы быстрее вернуться к своим. Иначе гнил бы где-нибудь на западе за колючей проволокой.

— Но ведь вы работаете на врага.

— Я не признался немцам, что инженер. Сказал, что рядовой красноармеец, знаю немецкий язык, они и взяли переводчиком. Выручаю, как могу, своих людей. А сколь­ко пленных благодаря мне из дивизии убежало! Обеща­ли, что, если попадут к партизанам, придут за мной. Но никто не пришел. Неужели не верят?

Данилов говорил, и Володя видел, как постепенно ис­чезает его первоначальный лоск. Хлопец поверил в его ис­кренность, но он сам находился в нелегком положении. Разница между ними была лишь та, что Данилов заблу­дился на вражеской дороге, а Володя, наоборот, на пар­тизанской тропе. Не смешно ли: партизан и немецкий пе­реводчик сидят друг против друга. Данилов нашел семью, которой можно открыться, рассказал все. Но семья ведет себя очень осторожно, и это угнетает его. Если они не ве­рят, кто же тогда сможет поверить? Ведь он мог бы же­стоко расправиться с партизанской семьей, но не сделал и не сделает этого.