Владимир Федосеенко - Вихри на перекрёстках

С таким намерением Данилов и подъехал к делянке, где работали пленные и крестьяне под охраной двух ав­томатчиков. Часовые немного побаиваются переводчика и не запрещают ему разговаривать с пленными: как-ни­как, приближенный генерала. Увидев Данилова, оба вы­тянулись, старший доложил, чем занимается рабочая сила. Крестьяне тоже распрямили спины, будто по ко­манде «смирно», удивляясь, что немцы так выслужива­ются перед русским. А пленные к этому уже привыкли, они продолжали обрубать сучья с поваленных сосен.

— Ну, как, хлопцы,— обратился к ним Данилов,— вас партизанская мина не задела?

— А хотя бы и задела, так что? — безразлично отве­тил один из пленных, по фигуре которого можно было судить, что этот высохший как щепка человек когда-то был здоровым и сильным. Но лезвие топора и теперь глубоко въедалось в древесину от его уцаров.

У Данилова еще раньше появлялась мысль погово­рить с этим пленным по душам. Но он все откладывал разговор. А сегодня самое время. Как же его отозвать? Данилов подошел к пленному:

— Ваша фамилия Синицын?

— Да.

— Идемте, я покажу несколько дубков, которые на­до спилить на подпорки.

Синицын воткнул лезвие топора в сосну, бросил во­просительный взгляд на товарищей. Те сделали вид, что ничего не заметили.

Переводчик быстрым шагом пошел вперед, так что пленный едва успевал за ним, с трудом переставляя ноги в башмаках на негнущихся деревянных подошвах. Мет­ров через двести оба остановились.

— Вот что, товарищ,— заговорил Данилов,— я уста­новил, наконец, связь с партизанами и сегодня ночью ухо­жу к ним. Только не бойся, я не беру тебя, как говорится, на бога.

— А я уже ничего не боюсь,— ответил Синицын.

— Это хорошо. Но я хочу, чтобы ты поговорил со сво­ими ребятами. Могли бы уйти вместе.

— Думаю, все хотят вырваться из плена, это не сек­рет даже для самого Гитлера. Но если ты собираешься таким манером нас «купить», это подло. Как же практи­чески уйти?

— Садись, расскажу.

Недолго сидели они на толстых корнях возле старого пня. Данилов говорил вполголоса — быстро, конкретно и ясно. Посидели бы больше, если б не старая сорока, на­доедливо стрекотавшая совсем рядом. Данилов не выдер­жал, достал пистолет и выстрелил. Только после этого лесная сплетница поспешила исчезнуть.

— Пойдем,— поднялся Синицын.— Еще подумают, что вы меня убили.

— Пожалуй, пора возвращаться. Значит, все ясно? Говори с хлопцами осторожно и убедительно, чтобы ни у кого не закралось сомнение, не «купили» ли тебя. Да, чуть не забыл: сообщи работающим с вами крестьянам, чтобы вся трудоспособная молодежь в ближайшие два дня ушла из деревни. Будет облава, и кого схватят, отправят в Германию. Сам лучше не говори, пускай это сделает кто-нибудь из ваших. Мол, немецкий шофер про­болтался.

— Хорошо, будем считать, что договорились.

— Жду вас,— и переводчик направился на дорогу к мотоциклу.

Вскоре по лесу разнесся пронзительный треск мотора. Данилов спешил. Нужно еще незаметно забежать к Та­тьяне Николаевне и рассказать о намерении немцев. Она хотя бы родственников предупредит...

На душе у Данилова было тревожно и одновременно радостно. Хотелось петь, и, может быть, он и запел бы, но немецкий порядок наложил свой отпечаток и на пере­водчика. Он сжал зубы и посерьезнел. Теперь ему не страшны, как бывало раньше, ни этот лес, ни партизаны, Еще немного, и он породнится и с белорусским лесом, и отважными его хозяевами...

Перед глазами Данилова в просвете дороги мелькнули поле и несколько крайних изб Слободы. «Только бы не появилась у кого-нибудь идея усилить охрану штаба после сегодняшней вылазки партизан»,— с тревогой поду­мал он.

Нет, генерал не пойдет на это, ему не позволит честь старого германского офицера. Но есть служаки, которые до сих пор не доверяют переводчику, все приглядываются к нему.

Мотоцикл остановился на пригорке возле светлого красивого дома, где располагалась столовая. Данилов опоздал к обеду и, когда вошел, увидел за столом только двух знакомых офицеров, издали поздоровался с ними. Немцы кивнули в ответ, и один из них с улыбкой сказал:

— Вот кто не боится партизан, в одиночку летает по лесу.

— А где вы видели партизан?

— Они же сегодня нашу дивизию пощекотали. Разве не слышал?

— Не только слышал, но и видел раненого шофера. Солдаты определили по следам, что прошли двое. Но партизаны ли это? И нам ли такой силы бояться?

— Сила или нет, а могут мину у порога поставить — и капут. Не все ли равно, от чего погибнуть — от русских «катюш» или от самодельной партизанской мины? Гово­рят, шофер успел заметить деревянный ящик, но не сумел остановить машину. Очевидно, лесные бандиты не успели замаскировать мину и были где-то поблизости.

— Бросьте вы, некого бояться,— сел переводчик к столу.

— Не скажите,— покачал головой второй немец.— Обидно погибнуть в глубоком тылу.

Данилов промолчал, подумав про себя: «Выйти бы сегодня живым, так вместе с партизанами вернулся бы сюда».

Быстро покончив с обедом, он загнал мотоцикл во двор и отправился к Татьяне Николаевне.

Настроение у нее было приподнятое. Разговор с Во­лодей посеял в душе ее спокойствие за судьбу старшей дочери. Поэтому и Данилова она встретила приветливо.

— Вы должны радоваться, что Валя у партизан,— заговорил тот.— Завтра-послезавтра будут собирать для отправки в Германию всю молодежь. Приказ об этом уже поступил в штаб дивизии. Предупредите родственников и соседей, у кого взрослые дети,

— Спасибо, ведь и у моей сестры две взрослые доче­ри. Но куда им деваться?

— Тут я не советчик. Лучше, конечно, уйти подаль­ше, в какую-нибудь глухую деревню: в окрестных наме­чается такая же операция. Скажите, Володя меня не под­ведет, будет встречать?

— Вы друг друга боитесь...

— Я-то не боюсь, но без него...

— Придет, придет. Он храбрый парень и знает здесь каждую тропинку.

— Поэтому я и пришел. Большое спасибо за все, быть может, и за спасение жизни.

Данилов попрощался с Галей и перед тем, как поки­нуть дом, сказал хозяйке:

— Охотно побыл бы у вас еще, но должен забежать к другу, немецкому капитану Генриху. Это порядочный человек: сын рабочего, коммуниста. Говорил, что никако­го вреда русским не сделал и не сделает.

Генриха дома не оказалось. Напрасно прождав его, Данилов пошел мимо бани, откуда сегодня ночью должна была прийти к нему помощь: пора было принимать де­журство.

В такой большой деревне, как Слобода, в течение дня случается множество происшествий. Скоро к штабу по­тянулись люди: кто с жалобой на солдат, отобравших последнего поросенка, кого вместе с маленькими детьми выгоняют из избы... Всем нужно дать хотя бы короткое объяснение, не допустить к генералу, направить к рот­ному или батальонному командиру. В этом и заключа­ются обязанности дежурного по штабу.