Владимир Федосеенко - Дубовая Гряда

— Отпустите, я все расскажу...

Родители Лены Осовец эвакуировались. Это она по­лицейским и немцам говорит, будто погибли во время бомбежки. Жизнь девушки, как и ее квартирантки, не­легка. Прошлой осенью она пошла работать гардероб­щицей в комендатуру, но с наступлением теплых дней снова осталась без работы. Вчера на улице встретил ее офицер из СД и спросил, как она думает жить дальше. Лена ответила, что не знает, и офицер предложил: если она сегодня сходит в Дубравку и принесет оттуда нуж­ные сведения, ей дадут пять тысяч марок. При входе в деревню, справа, в стороне от улицы, стоит дом, в кото­рый она должна войти и спросить: «Тут ли живет Кулинич?» Если услышит ответ, что здесь, пускай слушается только этого человека.

Дома девушка рассказала обо всем этом квартирант­ке, и та посоветовала сходить, чтобы не погибнуть с го­лоду.

Микола слушал Лену и не знал, что делать. Отпус­тить? Но ведь она шпионка! И верить на слово тоже нельзя, тогда и самим надо отсюда уходить, а приказ ко­мандира отряда — оставаться в Дубовой Гряде. Отпу­стить и не говорить никому — можно погубить всю груп­пу. И под охраной держать девчонку невозможно. «Ве­рить врагу нельзя... Расстрелять»,— решил хлопец.

— Иди туда,— показал он на канаву, заросшую оль­шаником, на котором едва зазеленели почки.

Девушка покорно подчинилась. А вокруг стоял звон птичьих голосов. Жеребец, опустив голову, шел за Ми­колой. На плечах у Лены, в такт ее шагам, покачива­лись две каштановые косы. Плечи судорожно вздрагива­ли от рыданий. «А что, если она свой человек и заблудилась в этой, не понятной ей, кошмарной жизни? Нет, сначала нужно разобраться, а потом...» — подумал хлопец.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

— Семнадцатый пошел,— тихо ответила девушка.

— Сколько классов окончила до войны?

— Восемь.

— В комсомоле была?

— Была, с сорок первого года.

— Ты что, и теперь считаешь себя комсомолкой?

— Меня никто не исключал, и комсомольский билет есть.

— Подожди,— вдруг остановился Микола.— Вот что, я должен тебя убить, но дарю тебе жизнь. Возвращайся и скажи фашистам, пускай приедут и убьют меня. И не только меня, но и многих других комсомольцев.

— Ой-ей-ей! — навзрыд заплакала девушка.— Я ни­когда не думала, что партизаны такие. Я сама пойду к вам.

— Взять мы тебя не можем, а за помощь будем бла­годарны.

— Чем я могу помочь?

— Нам нужны трассирующие патроны. Знаешь, та­кие: пуля летит и светится. У полицейских они есть, а с полицаями ты, наверное, знакома.

— Знаю и завтра же принесу. Где мы встретимся?

— Вон там, за деревней, на гати. В двенадцать ча­сов.

— Хорошо. Мне можно идти?

— Иди.

Микола вскочил на жеребца и погнал его галопом.

Володя с хлопцами собрались около гумна. Ничего не спросив у Миколы, командир снова забрался на кры­шу. А Миколе этот день казался бесконечным. Подсчи­тав, сколько времени прошло после ухода девушки, он подумал, что, если бы она предала, гитлеровцы наверня­ка были бы уже здесь. Ночыо он сам будет стоять на по­сту. Главное — дождаться следующего дня, и, если Ле­на не придет, он все расскажет Володе.

Весенняя ночь пролетела быстро. На рассвете над Жлобином взвилась ракета и сразу же послышалась пулеметная очередь. Цепочка трассирующих пуль проре­зала небесную синь и протянулась к лесу. То ли эхо, то ли ответная очередь разбудила приднепровские боры. С каждой минутой стрельба усиливалась, и Микола по­нял, что опять начался бой. Хлопец заволновался: обыч­но в такое тревожное время немцы старательно контро­лируют дороги, чтобы никто не проник ни в город, ни нз города. Если нет полной надежды на что-нибудь, даже незначительные мелочи вызывают сомнение. А тут — бой. «Не придет»,— подумал Микола.

Утром, часов в десять, он незаметно исчез.

— Где Микола? — спрашивал Володя у партизан. Но все лишь молча пожимали плечами.

— Да вон же он, идет. Уже и девчонку какую-то подцепил... Красивая...

— Дай-ка я посмотрю,— протянула Зина руку к би­ноклю, висевшему на груди у Володи.

Микола и девушка подошли.

— Это и есть наш командир,— сказал хлопец.

Лена недоверчиво посмотрела на Володю, обвела взглядом всех остальных. Только Иван и Тишка лежали возле гумна на соломе. В этот момент Головень поднял­ся, одернул гимнастерку и, посвистывая, вразвалку за­шагал за гумно.

— Ой! — вскрикнула девушка. — А этот почему здесь? Он же немец, Ганс. Я видела его в комендатуре...

— Тише! — остановил ее Володя, увидев, что Голо­вень появился из-за гумна.— Иди отсюда, там подож­дешь. Хлопцы, обезоружить его!

Едва сдерживаясь, Володя подошел к Тишке, схва­тил его за грудь. Но тот ловко перебросил командира через себя. Микола и Анатолий ринулись на Головня сзади и повалили на землю. Володя ударил его прикла­дом и приказал:

— Связать руки!

Обыскали мнимого партизана и в брезентовой сум­ке обнаружили радиопередатчик.

— Позовите девушку,— распорядился Володя.

А Микола от радости был на седьмом небе.

— Это Лена Осовец, я ее знаю. Не подвела! — ска­зал он.

Хлопец подробно описал их встречу накануне. Ко­мандир слушал, а девушка в это время вытаскивала из корзины и складывала на траву патроны. Даже малень­кий пистолет умудрилась принести.

— Зина, возьми себе, это женский,— предложил Ана­толий.

— Микола, я попытаюсь пробраться в отряд,— ска­зал Володя.— Хочу доставить туда этого оборотня. А ты накорми Лену и смотри, чтобы тут все было в порядке.

Сев на коня, он погнал разоблаченного гитлеровца вдоль деревенской улицы. Глядя на них, встречные кре­стьяне не понимали, чем мог провиниться партизан, за что ему связали руки. Но спросить об этом никто не ре­шился. Только после того как деревня осталась позади, Володя нарушил молчание:

— Что, гад, довоевался на нашей земле?

— Ничего, Германия будет жить! — злобно оскалил зубы Ганс.

— Хайль! — захохотал юноша.— Пускай живет. Но и она, как ты сейчас, скоро не сможет поднять руку, что­бы приветствовать Гитлера. Скрутим!

— Фюрер не боится бандитов и передавит вас всех.

— А ты почему не передавил? Думал, дураки, легко расправишься с нами? Плохо же тебя учили!

Гитлеровец молчал. Маленькие приплюснутые уши его покраснели, за воротник потекли струйки пота, ры­жие волосы сползли на глаза, и он время от времени встряхивал головой. Возле дороги, в большой яме, за­росшей прошлогодней осокой, квакали лягушки. Ганс попросил пить, и Володя позволил ему подойти к яме. Опустившись на колени, фашист начал жадно глотать мутную воду.

— Сам, небось, не позволил бы партизану напить­ся? — спросил юноша.

— Вода не ваша,— ответил немец.

Очень хотелось молодому командиру подрывной груп­пы прошить гада автоматной очередью, но вместо этого приказал ему шагать быстрее. По дороге им никто не попался навстречу: люди боялись выходить, даже на полевые работы. Только вороны каркали на полосах. Со стороны Алеса все еще слышалась стрельба, и над лесом клубился дым.