Сергей Чупринин - Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

И от 15 декабря: «Лев Адольфович Озеров утверждает, будто слухи об отмене постановления 46 г. – всего лишь слухи, Хрущев его вовсе не отменял. В самом деле, ведь все постановления ЦК для партии и правительства нечто вроде Священного Писания. Отмене они не подлежат. Но в запасе у руководителей существуют три удобных словца: „на данном этапе“ и „на прежнем этапе“. Таким образом партия всегда остается права. Кажется, это у них называется диалектикой. „На прежнем этапе“ надо было так, а на новом – этак. Тогда было правильно одно, сегодня – противоположное, которое, хоть оно и противоположно, вовсе не зачеркивает предыдущее… А на самом деле как красиво было бы отменить постановление 46 года, спихнув этот плод маразма на тот же попираемый ныне „культ личности“!» (Там же. С. 566).

«Поразил Солженицын еще и тем, – сказано в дневнике Владимира Лакшина, – что, когда он был у Твардовского, принесли газету со статьей Симонова о нем. Он глянул мельком и говорит: „Ну, это я потом прочту, давайте лучше поговорим“. Александр Трифонович удивился: „Но как же? Это же впервые о вас пишут в газете, а вас вроде бы даже не интересует? (Твардовский даже род кокетства углядел в этом.) А Солженицын: „Нет, обо мне и раньше писали, в рязанской газете, когда моя команда завоевала первенство по велосипеду“» ( В. Лакшин . Новый мир во времена Хрущева. С. 90).

А вот как запомнился этот сюжет самому Солженицыну: «Первую рецензию обо мне – большую симоновскую в „Известиях“, А. Т. положил передо мной с торжеством (она только что вышла, я не видел), а мне с первых абзацев показалось скучно-казённо, я отложил её не читая и просил продолжать редакторский разговор о „Кречетовке“. А. Т. был просто возмущён, то ли счёл за манерность. Он не видел, какой длинный-длинный-грозный путь был впереди и какие тараканьи силенки у всех этих непрошеных рецензий» ( А. Солженицын . С. 54).

Рассказ А. Солженицына «Не стоит село без праведника» был опубликован под названием «Матренин двор».

См. позднейший комментарий: «„Правда“ „не заметит“ и не напечатает эту фразу» ( Л. Сараскина . Александр Солженицын. С. 498). Уместно вслед за В. Лакшиным вспомнить слова Ю. Барабаша, бывшего в ту пору заместителем главного редактора «Литературной газеты»: «Важно не то, какие речи раздавались на съезде, важно то, что через неделю напишет в своей передовой статье „Правда“» ( В. Лакшин . «Новый мир» во времена Хрущева. С. 49).

«Истинным же ответом художника по „затронутому вопросу“ стал „Обыкновенный фашизм“», – пишет, комментируя эту историю, В. Фомин (Кинематограф оттепели. С. 335).

Очерк Гроссмана был опубликован посмертно в журнале «Литературная Армения». 1965. № 6–7.

«О Гроссмане Александр Трифонович говорит: „Буду просить его переделать конец очерка. Не только потому, что цензор не пускает, но и сам думаю: ни одному народу, в том числе и еврейскому, нельзя давать привилегию страдания“» ( В. Лакшин . «Новый мир» во времена Хрущева. С. 91).

«Заочные овации Евтушенке» 5 декабря отмечает в дневнике А. Твардовский, находившийся тогда в Пицунде ( А. Твардовский . Новомирский дневник. 1961–1966. С. 137).

А. Солженицын, однако, был настойчив. Уже после 8 марта 1963 года он позвонил помощнику Хрущева В. С. Лебедеву, с сообщением, что его «литературный отец» Александр Трифонович Твардовский, «прочитав эту пьесу, не рекомендовал <���…> передавать ее театру», и тем самым он, Солженицын, полностью полагается теперь на мнение Лебедева и Хрущева: «…сознавая свою ответственность, я хотел бы посоветоваться с Вами – стоит ли мне и театру дальше работать над этой пьесой».

Лебедев запиской от 22 марта 1963 года проинформировал Хрущева: «…по моему глубокому убеждению эта пьеса в ее теперешнем виде для постановки в театре не подходит» (Кремлевский самосуд. С. 5–7).

В 1966 году Владимир Лакшин записал в дневнике: «1962 г. – дата рождения у нас новой литературы. „Иван Денисович“ подвел черту под прежним и начал новое. Можно бранить Солженицына, поставить его вне литературы, но дело это обречено. Он теперь единственный романист, который дает уверенность, что реализм не умер, что он и теперь, как прежде, единственно жизнеспособная ветвь искусства. Все другие – ветки высохшие, и голые, омертвелые… В 1962 году кончилась „молодежная литература“, „4-е поколение“ со „Звездным билетом“ и пр. Появление Солженицына быстро уничтожило их легкий и скорый успех – сейчас они кажутся эпигонами самих себя, их никто не принимает всерьез. Вот последствия выхода XI номера „Нового мира“ 1962 года… Журнал будто ждал появления Солженицына, и когда он явился – этим оправдано всё – теории, декларации, компромиссы – и под будущие векселя мы получили золотое обеспечение» (цит. по: Л. Сараскина . Александр Солженицын. С. 507).

«Повесть Солженицына – явление, равное по масштабу выходу „Шинели“, – сказано в рабочих записях Григория Козинцева. – Установление новых мер, прежде всего нравственных» ( Г. Козинцев . С. 91).

Главным редактором «Костра» в 1960–1971 годах был Владимир Торопыгин. См. запись от 17 декабря 1963 года.

«Хорошо помню, – рассказывает Ф. Бурлацкий, работавший в ту пору в аппарате ЦК КПСС, – что посещение им художественной выставки в Манеже было спровоцировано специально подготовленной справкой. В ней мало говорилось о проблемах искусства, зато цитировались подлинные или придуманные высказывания литераторов, художников о Хрущеве, где его называли „Иваном-дураком на троне“, „кукурузником“, „болтуном“. Заведенный до предела Хрущев и отправился в Манеж, чтобы устроить разнос художникам» (Никита Сергеевич Хрущев. С. 19–20).

«У меня, – вспоминает Н. Егорычев, бывший тогда первым секретарем МГК КПСС, – вызвало некоторое удивление, когда я не увидел в этой представительной группе Л. Ф. Ильичева – секретаря ЦК по идеологии. <���…> После того, как они осмотрели работы на первом этаже, Хрущева – неожиданно для меня – повели на второй этаж. Я недоуменно спрашиваю: „Куда всех ведут?“» ( Н. Г. Егорычев . С. 101–102).

«Как потом выяснилось, „отсутствующий“ Ильичев за ночь (!) до посещения выставки руководителями ЦК распорядился собрать по квартирам работы молодых абстракционистов и следил за их размещением на втором этаже вне выставки МОСХ. Он и авторов пригласил. Те вначале были очень довольны, что их работы хотят показать. Но оказалось, что кому-то очень хотелось столкнуть их с Н. С. Хрущевым. Провокация удалась. Хрущев, как только увидел эти работы, стал кричать…» (цит. по: Л. Млечин . Фурцева. С. 322).