Сергей Чупринин - Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

Вот отклик Варлама Шаламова в письме Якову Гродзенскому от 24 мая: «Эренбург вознес до небес Сталина (пусть с отрицательным знаком, но это тоже сталинизм). Эренбург подробно объясняет, что лизал задницу Сталину именно потому, что тот был богом, а не человеком. Это вреднейшая концепция, создающая всех сталинистов, всех Ждановых, Вышинских, Ворошиловых, Молотовых, Маленковых, Щербаковых, Берия и Ежовых. Самое худшее, самое вредное объяснение» ( В. Шаламов . Новая книга. С. 699–670).

См. также откликающееся на эту публикацию «Открытое письмо Эрнста Генри писателю Илье Эренбургу» – 30 мая.

«Приветственные хлопки минут 10, но потом Надежда Яковлевна поднялась и резко и сухо сказала: „Я не привыкла к овациям – садитесь на место и забудьте обо мне“», – в письме Якову Гродзенскому от 17 мая прибавляет Варлам Шаламов, подчеркивая: «Моим выступлением Надежда Яковлевна была довольна, кажется. Сам вечер собирался с тысячью предосторожностей и хитростей. Дату сменили на более раннюю, но по квартирам звонили, что вечер не состоится. Тех, кто приезжал на вечер без приглашения, встречали у входа студенты, вели к вешалке, лифту, передавая друг другу, доводили до аудитории, которая всякий раз запиралась организатором вечера на ключ. Я с большим интересом, проклиная свою проклятую глухоту, участвовал в этом вечере. Если Степанов выступил от бесстрастной науки, то я был представителем живой жизни» ( В. Шаламов . Новая книга. С. 696–697).

Н. Я. Мандельштам из зала послала Эренбургу записку: «Эренбургу (лично). Илья Григорьевич! По-моему, такой уровень и такое чтение, как читал этот черный мальчик, в тысячу раз выше, чем могло бы быть в Союзах всех писателей. Скажи мальчику, как он чудно читал. Надя» (цит. по: Б. Фрезинский . Об Илье Эренбурге. С. 605). Выпускник исторического факультета МГУ, Вадим Михайлович Борисов спустя десятилетия станет доверенным лицом А. И. Солженицына в России и (в 1988–1991) заместителем главного редактора журнала «Новый мир».

См. 14 августа. Сколько можно судить по воспоминаниям сотрудников Коношской районной газеты «Призыв», секретарь райкома не имел никакого отношения к публикации стихотворения Бродского «Тракторы на рассвете».

По мнению Якова Гордина, высказанному в личном письме составителю, «Евгений Александрович глубоко ошибается. Никакого влияния его хитроумная комбинация на судьбу Б<���родского> не оказала. Дело решило гораздо позже обращение Сартра. Это прекрасно известно. А Е. А. конструирует миф».

См. 17 августа 1963 года.

«Если обком запретит ставить пьесу Зорина („Римскую историю“), то он сам уйдет из БДТ», – 27 ноября цитирует в дневнике Александр Гладков слова Товстоногова.

См. Аппарат ЦК КПСС и культура. 1965–1972. С. 29–30.

По сообщению В. Ганичева, в ту пору работавшего заместителем главного редактора журнала «Молодая гвардия», именно он «подготовил» текст этого обращения ( А. Сегень . «Русский писатель не может не быть православным»: Беседа с писателем Валерием Ганичевым. 2014. 1 августа // http://www.pravoslavie.ru/72660.html).

Рассказав в мемуарах о том, что «Корин, правда, не очень жаловал наше патриотическое движение. Кабы чего не вышло, что могло бы испортить его карьеру уважаемого советского художника!», и о том, что Леонов при упоминании его имени предостерегал: «Не слушайте Глазунова, он заведет не туда», – Илья Глазунов добавляет: «Интересный факт: когда мы готовили статью <���…> за подписями Корина, Леонова и Коненкова, они ставили подписи с тяжким вздохом. „Деточка, подпиши статью, – убеждала Сергея Тимофеевича его супруга Маргарита Ивановна, – и ребята правильно пишут. И Коненков подписал“» ( И. Глазунов . Т. 2. С. 727–728).

Актер, игравший в этом спектакле роль Василия Теркина.

«Нелепость публичного ответа на письмо, полученное за два с лишним года до этого, – сообщает Гинзбург в декабре в обращении к А. Н. Косыгину, – не смутила сотрудников КГБ, активно помогавших в написании и опубликовании этой статьи» (цит. по: В. Орлов . Александр Гинзбург. С. 180).

Комментарий Павла Литвинова: «Письмо это вызвало большое удивление у друзей Гинзбурга и, по-видимому, послужило источником мучительных переживаний для него самого. Для него очень важна была возможность показать всем, и прежде всего себе самому, что в действительности он не изменился и сохранил верность своим прежним взглядам о необходимости творческой свободы» (цит. по: В. Орлов . Александр Гинзбург. С. 175).

Более темпераментно отреагировал Владимир Буковский. Как вспоминает Алена Басилова, она «сама отвела Буковского к Алику, причем в процессе состоявшегося напряженного разговора дошло до рукоприкладства»: «Я разнимать бросилась, получалось, что я привела бандита. Но Алик вдруг меня останавливает и говорит: „Не надо, он прав“. Я обиделась на Буковского. Как тебя знакомить с людьми, если ты такой дикий» (Там же).

«Единственным плюсом „Ответа господину Хьюгесу“, – говорит Владимир Орлов, – стало то, что Гинзбургу наконец разрешили поступить на вечернее отделение Историко-архивного института» (Там же).

Как указано в биографии О. Рабина, «Эрик Эсторик – сын еврейских эмигрантов из России, перебравшихся в США в 1905 году, получивший докторскую степень по социологии в Нью-Йоркском университете, сделал успешную карьеру в спецслужбах; в частности, он возглавлял британский отдел Разведывательной службы по зарубежному радиовещанию (British Empire Division of the Foreign Broadcast Intelligence Service), теперь официально входящей в структуру ЦРУ <���…>

В СССР он впервые побывал в 1960 году в качестве приглашенного гостя Ленинградского отделения Союза художников. Во время этой поездки Э. Эсторик познакомился и с некоторыми художниками-нонконформистами. По причинам, нам до конца неизвестным, в 1960–1964 годах Э. Эсторик побывал в Советском Союзе четырнадцать раз» ( А. Эпштейн . С. 68–69).

Поскольку, в свою очередь, Виктор Луи был известен тем, что неоднократно выполнял деликатные поручения КГБ и политического руководства СССР, трудно не предположить, что организация этой экспозиции, равно как и предшествовавшей коллективной выставки «Аспекты современного советского искусства» (08–28.06.1964), была совместной операцией советской и англо-американской спецслужб.

«Его репутация была абсолютно чистой, как у первого чекиста Феликса Дзержинского, – пишет Валентин Воробьев. – Появление Виктора Луи в подвалах и бараках означало, что ты отмечен свыше и обеспечен выставкой за границей или публикацией антисоветского романа. Так было с Фаворским в 1962 году. <���…> Так было с романами Валерия Тарсиса и Эдуарда Кузнецова, Александра Солженицына и Евгении Гинзбург. За пиратскую деятельность Луи получал валюту, а нелегальные авторы – кукиш!» ( В. Воробьев . С. 294–295).