Сергей Чупринин - Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

«Рецензий было, насколько помню, одиннадцать, – в письме составителю комментирует Яков Гордин. – Издательство никак не могло добиться отрицательной рецензии. Авраменко – это уже было от отчаяния. Совершенно бездарный и отнюдь не авторитетный в Ленинграде субъект. Все остальные были именно что авторитетные, уважаемые. Но дело было не в этом. Скорее всего, за этот год в городских верхах возобладало отрицательное мнение. А Смирнов не решался взять на себя решение, что и понятно».

«Прочли в „Новом мире“ „Мертвым не больно“, – 15 мая записывает в дневник Лев Горнунг. – Очень сильное впечатление, все как живые, и за отрезок 3-х дней группа людей в окружении борется за жизнь, мучается и погибает. Война показана в самом обнаженном и неприглядном <���виде>. Кто там не был, <���…> не может знать, что это такое война» ( Л. Горнунг . С. 529–530).

Об этой повести написал Ефим Дорош в статье «Иван Африканыч».

Вспоминает Алексей Кондратович: «Когда вдруг в «Севере» появилось его «Привычное дело», мы ахнули от огорчения: как же это миновало нас? Это было единственное произведение, о котором мы жалели, что оно появилось не у нас. У нас появилась даже идея перепечатать эту повесть, поскольку „Север“ журнал малотиражный и неизвестный читателю. Этой идеей загорелись все, кроме А. Т., и меня это удивило: повесть ему тоже очень понравилась. Но он объяснил это вполне убедительно: „Вряд ли нам дадут повесть перепечатать. Но если и дадут, то уж потом наверняка ее разгромят. И этот разгром будет уже как бы на нашей совести. А так повесть может и проскочить“. И она действительно „проскочила“, была встречена критикой в основном благожелательно» ( А. Кондратович . Новомирский дневник. С. 163).

«На всякий случай, – говорит Варлам Шаламов в „Письме старому другу“, – вот фамилии экспертов: академик Виноградов (председатель), Прохоров, Дымшиц, Костомаров и др.».

В. Шаламов прибавляет еще и имя Константина Паустовского к перечню письменно заявивших о своей поддержке обвиняемых.

Его письмо опубликовано (Цена метафоры. С. 52–55).

«Во время и после суда, – говорит Владимир Войнович, – советские газеты соревновались друг с другом, утверждая, что суд был справедливый. Больше других изощрялся корреспондент „Известий“ Юрий Феофанов, написавший из зала суда несколько репортажей, один из которых назывался „Здесь царит закон“. Автор был из тех журналистов, которые умели лгать особенно ловко, то есть так, что их материалы неопытному читателю могли показаться правдивыми, а аргументы резонными. В 90‐е годы Феофанов перестроился или подстроился под время и стал публиковать статьи в самом деле толковые, потому что юридически был грамотен, да и писать умел» ( В. Войнович . С. 462).

К. М. Симонов.

«<���…> пускали туда по пригласительным билетам: их выдавали в партбюро секретарям Союза писателей, а рядовым членам – только особо проверенным и партийным. Еще ползала заполнили люди из КГБ» ( Л. Сергеева . С. 316).

Как напоминает Владимир Войнович, «на Нюрнбергском процессе он был заместителем главного обвинителя от СССР Романа Руденко. В 1962‐м вел процесс рабочих, участвовавших в расстрелянной войсками демонстрации в Новочеркасске. Сто с лишним человек отправил в лагеря, а несколько признанных зачинщиками по его приговору были казнены. Их реабилитировали только тридцать лет спустя» ( В. Войнович . С. 462).

По сообщению Александра Даниэля, это интервью, вероятнее всего, было дано в мае 1988 года.

«<���…> Первым письмом в защиту Синявского и Даниэля, а может быть, и первой ласточкой подобных документов было „Письмо 18“, подписанное В. Аксеновым, А. Гладилиным, Г. Владимовым, В. Войновичем и другими, – подтверждает Андрей Вознесенский. – Стояла под письмом и моя подпись. Конечно, невзгоды авторов этих писем несопоставимы с участью А. Гинзбурга, создавшего „Белую книгу“ о процессе» ( А. Вознесенский . Собр. соч. Т. 5. С. 319–320).

История, действительно, загадочная, – в письме к составителю подтверждает Михаил Золотоносов, – так как «в составленной А. И. Гинзбургом „Белой книге“ „письма 18-ти“ нет. <���…> Вряд ли письмо 18-ти писателей могло пройти мимо внимания Гинзбурга; не исключаю, что оно было написано, подписано и не отправлено». А Владимир Войнович 20 января 2018 года в личной беседе с составителем хроники предположил, что такого письма не существовало вовсе. И уж во всяком случае он, Войнович, его не подписывал. Тем не менее, как сообщил составителю Александр Даниэль, «не думаю, однако, что это фейк; скорее всего, авторы не предполагали свободной циркуляции этого текста, а просто отправили его по адресу и этим ограничились».

Самуил Дмитриев заведовал в это время отделом критики в журнале «Знамя».

«Оказывается, это он писал письмо о Синявском, – в дневниковой записи от 18 апреля подтверждает Семен Ласкин. – Но не в защиту, а как бы несогласный с ними, но считающий неверным судебное разбирательство. Он писал, что у каждого писателя могут быть минуты творческого кризиса, что Синявского нужно судить судом чести, судом писателей, а иной суд принесет вред государству» ( С. Ласкин // Знамя. 2017. № 5. С. 180).

Выступивший на процессе как свидетель, искусствовед Игорь Голомшток сказал, что ничего антисоветского в художественных произведениях Синявского и Даниэля нет, но отказался назвать имя человека, давшего ему прочитать эти книги. Голомштоку было вынесено частное определение – привлечение к уголовной ответственности за отказ от дачи показаний. В мае 1966 года его судили и приговорили к 6 месяцам принудительных работ, которые он отбывал в родном Музее изобразительных искусств им. Пушкина, но 20% его зарплаты изымались в пользу государства.

«Гораздо более серьезными, чем судебное наказание, были для меня идеологические санкции, – рассказывает Голомшток. – Моя книга „Эстетическая природа художественных течений в современном зарубежном искусстве“, сданная в 1963 году в издательство „Искусство“, подписанная в печать и уже набранная в типографии, была аннулирована: ее готовый набор был рассыпан. Сборник научных трудов ВНИИТЭ „Техническая эстетика“ № 2 с моей большой статьей об исторических взаимосвязях ремесла, искусства и дизайна был целиком пущен под нож и напечатан вновь уже без моей статьи (кто-то вынес из типографии несколько экземпляров первоначального сборника; один из них хранится у меня). Договоры на книгу об Иерониме Босхе в издательстве „Искусство“ и на альбом картин Сезанна в „Авроре“ были со мной расторгнуты. Во всех газетах, журналах, сборниках, где я печатался, мое имя попало под запрет» ( И. Голомшток . С. 141–142).