Василий Титов - Соловьи

Лесник достал из печи щей горшок с бараниной, картошку в глубокой сковороде, на стол поставил. Варганов из сумы две бутылки водки достал, закуски, хлеб белый. За едой разговорились об учете лосей. Дед, аккуратно хлебая щи деревянной ложкой, бережно просовывая ее под усы, говорил:

— Я не согласен с этим вашим новым учетом. Эдак вот у белок перегон бывает. Нет белок, а в один день, глядишь, столько придет, что хоть руками лови. А через неделю, глядишь, исчезли, ни одной нет, как и не бывало. Это что? Это их с места там что-то стронуло. Голод ли, мор ли, они и пошли. Так и с вашими шумолетами. Подшумят они семьи, стада малые. Те уходить. И встречаются, и грудятся. С виду много их, а на деле не ахти.

Свесив с печи нечесаную голову, поглядывая на бутылки так, что и глаза и губы маслились, слушал беседу проснувшийся Юшка. Выпить ему очень хотелось. Как это сделать, он не знал. Наконец, одолев борение, слез он с печи, обулся на босу ногу в чуни, сел одаль стола, не решаясь сесть ближе. Старик продолжал:

— Такой учет — дутый учет. Все равно, как определение урожая по виду. Правильный учет — это когда ты все следочки сосчитаешь. Вот как снег падет и потянется зверь к своим зимним местам, тут и гляди, тут и примечай. Известно, где лоси зимуют. Осинники, гари сухие с кустом. Вот тут их и обходи. Заметил входные следы, сосчитай, сколько прошло. Обойди место, удостоверься, что выходных следов нет. И вот тогда считай — здесь у тебя зимует столько, а там столько-то, и вся бухгалтерия тут.

Варганов ел, пил, ухмылялся.

Вот тут-то Юшка и испортил жизнь Слепышу, вот тут он и встрял в разговор. Жадно поглядывая на початую бутылку, он хмыкнул и сказал:

— Хы, булгахтерия! А кой черт учтет этих лосей. Вот у нас за двором живет один. Так черт его учтет.

И тут же осекся, и замолчал, и голову вобрал в плечи, увидев пронизывающий до костей взгляд отца, словно он его кнутом или чересседельником вдоль головы перепоясал. Варганов насторожился.

Отобедав, собравшись ехать, Варганов Юшке мигнул и, садясь уже в машину приятеля на заднее сиденье, спросил Юшку:

— Так что же там у тебя за лось?

— А Слепыш, — отвечал Юшка, — про него и в газете писали. Статья была, и стихи про него были.

Вспомнил Варганов — верно, была статья в областной газете, что-то давно была о слепом лосе, и стихи о нем были.

Но как ни вспоминал, вспомнить не мог, что статью в газете напечатал Персиянинов, а стихи сложил Аполлон Чичибабин. В этой статье профессор многих громил за бездушное отношение к природе, негодовал на бесконтрольную вырубку лесов, клеймил браконьерство, кричал о порче местных водоемов загрязненными и отравленными водами и о гибели рыбы. Вот в этой статье, как пример гуманистического отношения к природе-матери, привел он случай бережения слепого лося одним лесником из-под Понизья и назвал его имя и фамилию: Митрофан Копанев. Копанева он называл рачителем, достойным подражания, и приводил примеры, что у него барсуки ходят по оврагам, как у себя дома, а глухарь обычная птица в его обходе.

И, ожидая, когда приятель включит мотор, Варганов еще что-то смекнул и сказал Юшке:

— Садись.

Юшка повиновался.

— Тебя как зовут-то? — не глядя на Юшку, спросил Варганов. — Григорий, что ли?

— Не, зовут Юхимом. Юхим Митрофаныч, — отвечал Юшка с достоинством.

— Занимаетесь чем, где работаете?

— Работал, — отвечал Юшка, — а сейчас при отце состою. Пожарным был, повредился.

— Ну и что же, Юхим, он как, лось-то, совсем слепой?

— Совсем, что ни черта не видит.

— А ежели бить-то его, то когда лучше — в ночь, в утро?

— Да его когда хошь взять можно, хочь в утро, хочь в день. Стоит да слушает, вот и все.

И Варганов, задумавшись и еще раз что-то смекнув, почти вслух промолвил:

— Вот и подарок Сергею Анастасьичу!

И сказал Юшке:

— Ты знаешь, Юхим Митрофаныч, для одного большого человека нужно сделать, чтоб лося-то того, чтобы мы его взяли. Ясно? А тебе награда будет. Идет?

— Идет, — отвечал Юшка.

Варганов просиял и тут же договорился с Юшкой, чтобы он отцу об этом ни полслова, а чтобы ждал в такое-то воскресенье в любую погоду вот на этом месте, у трех сосен, часам к восьми утра и чтобы прирежь выследил, где в этот день слепой будет.

С этими словами он достал из бокового кармана не распитую в сторожке поллитровку, передал ее Юшке и высадил его, сказав:

— А благодарность особо будет.

А на другой день, в понедельник, Гаврил Гаврилыч уже лицензию выписал на отстрел старого самца на коллектив охотников. В тот же день был поставлен в известность об этом и сам Сергей Анастасьич Кутафьин, принявший это сообщение с радостью.

— Попаду ли? — сказал он, протирая свои роговые очки и опять водворяя их на место. — Не стрелял лет пятнадцать, ей-ей! А впрочем, не один же я буду на охоте?

Варганов зашел к Головачеву еще раз, пригласив и его участвовать в деле, сказав как бы мимоходом:

— Боюсь, завалит он охоту, стрелок-то он плохой. Ты не прикроешь ли его со стороны?

— Это как? — удивился Головачев.

— А дуплетом. В один раз из двух ружей. Как выручка ему.

Головачев рассмеялся, ответил:

— Не знаю, выйдет ли. Попробую. Ладно. Когда ехать-то? В воскресенье?

И, выпроводив Варганова, опять занялся своими бумагами. Но не работалось. В голову лезли все какие-то приятные мысли и мешали заниматься делами.

Всю эту «лосиную кампанию» Павел Матвеич отнюдь не рассматривал, как новое «Федькино дело», отнюдь. Такое дело ему теперь и не нужно особенно было. Он искренне верил в то, что он сделал волевой шаг, добился своего в этом деле с лосями правильного решения в нужный для всей области момент, и чувствовал себя теперь совершенно хорошо и уверенно. А еще больше его радовало и волновало то, что еще в августе, будучи с Эльвирой в Кисловодске, проездом через столицу, зашел он в старое Министерство сельского хозяйства и встретил там — кого? Да самого его, бывшего начальника по старой службе, Валентина Антоныча Горчакова, который после каких-то значительных перемен по старому месту службы перешел в министерство, где теперь и заведовал большим отделом!

Горчаков был рад видеть Головачева. Он увел его в свой большой кабинет с видом на новую высотную гостиницу и большую вокзальную площадь, усадил в кресло и начал расспрос. Узнав все о передвижении Павла Матвеича по службам, он воскликнул:

— Друг мой, Павел Матвеич, да вам как раз ко мне и нужно! Мне такие работники, как вы, необходимы. Давайте ко мне. Что, смущает оклад, квартира, переезд? Не беспокойтесь — через полгода будет и квартира, Москва строится. А оклад повыше будет, чем там у вас. Даете согласие? К весне гарантирую перевод.

Павел Матвеич дал согласие и теперь ждал вестей от Горчакова. Москва! Как она манила Павла Матвеича! Но Павел Матвеич не хотел уходить как-нибудь. Он хотел уйти с переводом. Надеяться на то, что Протасов даст ему перевод с охотой, он не решался. А вот Сергей Анастасьич тут помочь может. Павлу Матвеичу не только нужен был перевод, а еще и хорошие бумаги, отзывы там, характеристики.