Василий Титов - Соловьи

Улегшись спать, послушивая, как хорошо за открытым окном в овражке садочка поет соловей, Елена Сергеевна все же твердо решила, что если Павел Матвеич завтра или в ближайшие дни не скажет ей того, что силился и не может, а должен сказать, то ей предстоит твердо намекнуть ему на задержавшееся объяснение и даже на затянувшееся знакомство, которое, если все так будет идти и дальше, становится обоим в тягость и делается неприличным. «И если там уж что-нибудь его держит, — решила она, — то пусть все и останется с ним, незачем тогда длить наше «сватовство». Тогда я уж останусь «Тарабанья-барабанья». Нечего делать, такая, выходит, видимо, мне судьба».

И, улегшись калачиком и пожелав Елочке спокойной ночи, она скоро уснула здоровым, крепким сном.

Белынская ярмарка Елене Сергеевне не понравилась. Не понравилась не тем, что все на ней было заранее предусмотрено и оборудовано, а для самодеятельности почти ничего не оставалось. Не понравилась ей она тем, что по-торгашески на ней все было устроено, тем, что не оставалось на ней места ни Авдеевнам, ни дедам Нежуям, ни «скоморохам» из Романова, ни простому общению людей, которые и на «ярманку»-то пришли, чтобы запросто «и себя показать, и людей посмотреть».

Андреев, в надежде, что «ярманка смахнет» у него всю «залежь», выставил со всеми своими сельпо в рядах и на машинах такие товары, лучше которых были в любом магазине и в лавках как города, так и многих сельпо. Единственно, что хорошо было на ярмарке, так это разные печатные пряники всех сортов да неплохое мороженое, на которое пошла половина дневного удоя от коров почти всего района.

Все остальное на ярмарке было, как на большом и веселом базаре большого города в праздничный день, хотя на ярмарке крутилась и хорошая карусель и возле нее играли на бутылках. Эту игру Елена Сергеевна видела впервые. Похоже это было на бутылочный ксилофон. Под высоким неподвижным балдахином, возле стояка которого крутились кони и люльки с увеселяющимися, висели на веревочках пивные простые бутылки, наполненные водою. Старый и извечный устроитель всех каруселей и увеселений в Белыни, бывший завхоз районного Дома культуры, Степан Кульков, а по прозвищу Обмозгуй-ка, наяривал деревянными палочками по этим бутылкам так, что получалась у него и барыня, и камаринская, и «Вдоль по Питерской», и катающимся на карусели тогда казалось, что летят они на конях и в расписных люльках не просто вкруг стояка под балдахином, а мчатся в космос под музыку небесных сфер.

Елена Сергеевна, в другой раз, может быть, и уступившая бы на просьбу Елочки покататься на карусели, на этот раз отказалась от веселого намерения ее, удержала Елочку возле самой билетной кассы от соблазна прокатиться «вкруг бутылок».

— Не надо, — сказала она задумчиво и с грустью, — к чему это? Получается как-то смешно.

Елочка вгляделась в нее, поняла Елену Сергеевну почти правильно, как и понять ее нужно было, и они пошли опять из толпы поближе к выходу в надежде встретить у разукрашенных входных арок Павла Матвеича. Но шел уже третий час блуждания их по огороженной ярмарочной площади, а Павла Матвеича все не было даже там, где, казалось, только и было возможно встретиться.

То, что Павел Матвеич не встречался, Елену Сергеевну сердило, а больше всего досадило. Она уже досадовала на Елочку, не сумевшую договориться о месте встречи, сердилась и на себя за то, что сердится. Толкаться по скучным рядам с обычными товарами среди скучающего почему-то народа, хоть уже там и тут появились и подвыпившие и подгулявшие компании и женщин и мужчин, Елене Сергеевне сделалось как-то сразу невмоготу, и она, подумав: «Откуда же это пьяненькие, в районе водочки-то нет?», решительно устремилась с Елочкой к выходу совсем. Елочка взяла ее под руку, крепко прижала ее руку к себе и движением тела молча устремила их путь на ту улицу, которая вела на большую городскую площадь, где и была городская гостиничка. Елена Сергеевна поняла намерение Елочки и молча согласилась с ней.

На центральной площади Белыни, наполовину занятой молодым парком из лип, берез и вязов и красивой библиотекой имени Белинского, а наполовину огороженным штакетником городским стадионом, здоровые парни в белых и красных майках играли в футбол. При входе на стадион на высокой тесовой крестовине висел плакат:

«Сегодня мачт. Играет сборная Белынь со сборной Кремнева».

Елочка улыбнулась чужому, исковерканному слову «мачт» и повела Елену Сергеевну вдоль штакетника, высматривая Павла Матвеича. Но ни на лавочках у самого игрового поля, ни позади лавочек с народом высокой и заметной фигуры его не было. Тогда Елочка оставила Елену Сергеевну и побежала в гостиницу. Тетя Саша, с высоко подоткнутыми юбками мывшая лестницу на втором этаже, сказала, что Головачев давно ушел, и Елочка ринулась к стадиону, к тому месту, где оставила Елену Сергеевну.

В то время, когда Елочка бегала в гостиницу, на стадионе произошел забавный случай. В игре какой-то «местный Башашкин», видимо гордость и знаменитость белынской команды, коснулся рукой мяча, и в ворота белынцев кремневцы стали бить штрафной удар. Тогда из толпы, подняв высоко над собою топор, вышел известный всему городу плотник Обсчет и, крича: «Я ему сейчас руку отрублю, чтобы не касался», двинулся на поле.

Его с ловкостью небывалой успел перехватить милиционер Анущенко, «болевший» за белынскую команду и дежуривший на стадионе, и под смех всех зрителей отвел Обсчета к штакетнику, расспрашивая:

— Где ты успел отметиться? Водки-то и на ярманке нет.

— Как где? — отвечал Обсчет. — На ярманке и отметился. Из-за границы там пять машин пригнали.

— А с топором-то зачем, с топором? — не унимался молодой Анущенко.

— Дык как же? — отвечал Обсчет. — А Доход с оборота послал все дыры в заборе заделать. Вчера заделал последние, а сегодня уже вновь отодрали. Ведь он, этот Доход-то с оборота, Андреев-то, боится, что у него с базара кассиры из-за границы разбегутся и денег в банк не сдадут. Они меня вместе с Потолкуевым по всем дырам прогнали, работу мою признали отличной.

Анущенко повел плотника спать домой, а Елена Сергеевна, слушавшая весь этот разговор у штакетника, мало что поняла из него. Разъяснился этот разговор для нее немного позднее, когда уже прибежала Елочка, молчаливо, как и при выходе с ярмарки, взяла Елену Сергеевну под руку, прижала ее руку к себе и вновь телом направила их новый путь прямо туда, где возле угла парка останавливается «Тарабанья-барабанья» и где была городская автобусная станция.

Из того, что молча проделала Елочка, Елена Сергеевна поняла, что Павла Матвеича нет и в гостинице и что и в самом деле пора уезжать домой из Белыни. Взглянув на свои маленькие наручные часики, которые очень берегла, Елочка сказала Елене Сергеевне решительно: