Василий Титов - Соловьи

На этом он и остановился. А остановившись на этом, он решил — и как член бюро райкома, и как должностной человек — не проходить все-таки мимо того, что делается в районе, а вникать и в повседневные дела. «Это я нехорошо делал, что мало вникал в районную текучку, пожалуй, скажут еще, что мое партийное лицо не выявлено».

И с этого дня он углубился в дела районной жизни. Куда ни поедет, где ни побывает, а уж кому-нибудь да что-нибудь привезет.

Однажды побывал в «Родине» и прямо с дороги явился Павел Матвеич к Андрею Андреичу Сазонову да в упор и спросил его:

— Как это у тебя получилось, что ты два раза зачислил сорок свиней в мясопоставку? У Година по плану перевыполнение будет, а фактически?

— Это каких сорок свиней? — настороженно спросил Андрей Андреич.

— Как каких? — прищуриваясь, отвечал Павел Матвеич. — А тех, что Звонцов по плану «Родине» передал.

— Ну и что же? — испытующе отвечал Сазонов.

А Павел Матвеич ему:

— Как что же? Ведь это же обман государства. С твоего разрешения их Доброву передали? Годин зачислил их в план выполнения? Зачислил. А ты Доброву разрешил сдать их Живсырью. Теперь они второй раз у Година в отчете. Выходит, что поголовье у нас растет, а на самом деле топчемся на месте. Ведь получается-то у нас уже не сорок, а восемьдесят?!

— Не знаю, надо проверить, — сказал Андрей Андреич смущенно.

Головачев не ответил.

А Андрей Андреич за последнее время и сам задумывался над тем, что делается в районе многое не совсем все так, как нужно было бы. Он не то что не понимал, отчего все это происходит, нет, понимал, но не знал — зачем так? Уставная пахота, уставное ведение хозяйства, полная зависимость от МТС, которая ворочает делами десятков колхозов. «А не лучше ли, — думал он, — колхозам самим машины иметь, самим всеми делами ворочать? Ведь вырос наш колхозник, зачем его опекать, пусть все дела решает сам. Вот будь у колхозов свои машины, разве они все в мягкую пахоту переводить станут? Нет! Хозяин машину пошлет туда, где она только нужна. Он сделает ее работу дешевой, а не возложит на машину все расходы, вплоть до содержания конторы и разных инспекторов, которых теперь оплачивает за всякую «мягкую пахоту» у себя МТС. Словом, со своей техникой он работать будет лучше, найдет, на чем сэкономить, на чем сберечь. И пахать в уставном порядке не будет, а будет пахать столько, сколько нужно. А отсюда у него и забота об урожае возникнет. Не мешай ему только!»

Павел Матвеич, конечно, не испытывал ничего такого, что испытывал Андрей Андреич. Но, возвращаясь из поездок, наведываться к нему Павел Матвеич со своими замечаниями не переставал. От его посещений веяло назойливостью, от замечаний — чудаковатостью. Андрея Андреича это удивляло, затем начало возмущать, и однажды в одно из таких посещений он сказал Павлу Матвеичу сухо:

— Товарищ Головачев, давайте, если хотите, поставим все ваши вопросы на бюро райкома. А так прошу больше со мною не разговаривать и не отнимать у меня время.

Павел Матвеич услышал это с удовольствием и сделал вид, что обозлился, встал и ушел. И больше не заходил к Сазонову до того дня, когда вдруг стремительно не засобирался перебраться в облцентр, когда и совхоз «Подлучье» перешел в другое ведомство, когда и в кармане у него лежал уже диплом, за которым удалось съездить в Москву.

Правда, и в эти дни бывали у Павла Матвеича часы таких раздумий, когда он спрашивал себя: «Слушай, Головачев, а зачем ты все это делаешь, что за фронда у тебя? Для чего она, помогает ли она делу? Ведь все то, что ты говоришь, Сазонову, конечно, известно. Тогда зачем ты это?» И, поразмыслив, сам себе отвечал: «А все равно мне с ними не работать, все равно уеду от них. А так я в чем-то все же прав. Так расстаться будет легче». И махал на все свои чудачества рукою, и забывал о них.

К этой поре Павел Матвеич то и дело ездил в облцентр или неделями пропадал в местах, вверенных его вниманию. К этой поре отношения его с Клавочкой настолько испортились, что он и замечать их не хотел, захваченный идеей переселения в большой город. «Побесится, и все пройдет, — думал ой, — когда в большом городе окажется». Но о своих намерениях жене он не говорил, не потому, что был не уверен в успехе дела, а потому, что был суеверен. Прежде чем дело не завершится, он никогда никому ничего не скажет — преждевременный «трёп» что колода на пути.

А Клавочку донимали уже ревностные недуги. До нее доходили слухи, где и как ночует в своих поездках муж. Клавочка, и не без оснований, почти убеждена была в измене. И каждый раз, когда Павел Матвеич возвращался, она сжималась в комок, готовясь к страшному и злому прыжку на него, но покуда действовала исподволь. Хитря чисто по-женски, она прикидывалась добродушной и безразличной и часто выпытывала у мужа о том, как он жил без нее.

— Как жил? — отвечал Павел Матвеич. — Так и жил.

— А женщины у тебя были?

— Какие же женщины? — лгал Павел Матвеич. — Ты же знаешь мое житье-бытье до женитьбы. Никто не скажет, чтобы я с кем-нибудь и чего-нибудь.

— Но я не поверю, чтобы ты студентом и на фронте тоже никого не знал.

Она его так допекала этими вопросами, что однажды он сказал ей:

— У тебя засел дьявол. Ты читала Толстого «Дьявол»? Вот это самое.

— Читала, — отвечала Клавочка, — там это у барина было.

— А ты помнишь, что там говорится, — для здоровья было!

— Значит, для здоровья и у тебя было.

И Павел Матвеич со скрипом, но признался, что это у него было, для здоровья было, на фронте было, но мало, и лишь только для здоровья.

Объяснения эти ее ничуть не успокоили. Однажды между ней и сестрой ее, женой Звонцова, Машенькой, произошла такая беседа.

— Так не уживешься с ним, говоришь, слишком хорош для тебя?

— Не то что слишком хорош, а не семеен. С ним я не спокойна.

— А он с тобою?

— И он тоже. И вот выходит — разлетимся мы однова.

— Ревнива очень.

— Ничуть! — вспыхнула Клавочка. — Но знаю — не жить мне с ним. Не выйдет у нас житье. А то — ревнива!

Но сколько ни врала сестре по поводу своей неревнивости, все же Клавочка, пользуясь слухами, приняла кое-какие меры для разведки.

Беда эта с женою свалилась на Павла Матвеича однажды тогда, когда он возвращался совсем одухотворенный из облцентра с полной надеждой, что он уже в большом городе, и когда почему-то остановился, не доехав малость до дому, в Рогачеве. А в облцентр Павел Матвеич был вызван Баблоевым так срочно, что, как Головачев сам говорил, «семь попуток загнал», чтобы в срок быть на месте.

— Знаешь что, — сказал ему начальник, — а твоя рекомендация выиграла.

— Какая?

— Как — какая? А совхоз «Подлучье».

И тогда Павел Матвеич вспомнил разговор, происшедший однажды между ним и завом хозяйственной частью одного из областных ведомств, которой руководил Матвей Абросимыч Ильялов. Тот тогда спросил его: