Анатолий Соболев - «Пятьсот-веселый»
- Название:«Пятьсот-веселый»
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Молодая гвардия
- Год:1986
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Анатолий Соболев - «Пятьсот-веселый» краткое содержание
Как бы то ни было, случайная встреча отбросила рассказчика в юность, когда в феврале 1943-го в глубоком забайкальском тылу он вез раненого друга в госпиталь на «пятьсот-веселом» едва ковыляющем поезде…
«Пятьсот-веселый» - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Ты обопрись на меня, — просила Катя и пыталась поднять меня с пола. — Ты соберись с силами. Садись поближе к печке. Погрейся — и легче станет.
Катя волоком подтащила меня к самой печке, но огонь в ней догорал, и тепла никакого не было.
— Ничего, миленький, ничего, — повторяла Катя, пытаясь ободрить меня. — Скоро доедем. Теперь уж немножко осталось. Последний перегон.
Мне раздирало кашлем грудь, я надсадно бухал на весь вагон. Меня насквозь продуло и проморозило за эти двое суток. Лихорадило, и я никак не мог унять дрожь, вызванивал зубами. Я чувствовал — мне приходит конец. Если к утру не приедем в Слюдянку — капут нам с Валькой.
Катя обняла меня, прижала к себе заботливо, как мать, стараясь согреть своим теплом.
— Господи! — тоскливо шептала она. — Хоть бы все обернулось хорошо.
Нет, совсем не об этом «пятьсот-веселом» думал я, когда обивал пороги в военкомате, никак не предполагал, что буду околевать в вагоне. В школе я мечтал о подвигах, о славе, видел себя на лихом белом коне впереди эскадрона, и в руке у меня сверкает сабля, и я мчусь в атаку, а за плечами развевается черная бурка, как у Чапаева, и враг в панике бежит, бежит, бежит…
Мечты мои о героических свершениях рушились под напором холода и голода. Почему так: одним — слава и награды, другим — синяки и шишки? Кому какая судьба выпадет, кому что на роду написано. Вот уж правду бабка говорила, что раз угораздило меня на белый свет длинноногим появиться, то весь век будет меня валить с боку на бок и не видать мне никакого просвету.
Мы погибли бы без Кати. Если бы не она, я распластался бы рядом с Валькой, и мы оба закоченели бы, не имея ни сил, ни воли бороться за жизнь.
Я еще не знал, что в жизни мне достанется немало тяжких минут, когда будет казаться, что и жить-то не стоит, но никогда я не чувствовал себя таким смертельно-опустошенным, таким беспомощным перед судьбой, как в ту лютую сибирскую ночь. Потом мне не раз в своей многолетней водолазной работе доведется быть на опасной грани, когда шанс остаться в живых будет ничтожно мал, но никогда не буду я в таком отчаянии перед обстоятельствами, как тогда, в «пятьсот-веселом»…
— Ничего, — ласково повторяла Катя, — ничего, миленький. Самая малость осталась. Теперь доедем. Потерпи.
Сердцем чуял я — она сильная, с ней не пропадешь, и от этого становилось все же легче.
4
Жизнь промелькнула быстро, как вот эта утренняя, свежеумытая грозой березовая рощица мимо окон. И вот стою я в коридоре еще спящего вагона и еду в Москву.
Как далекое эхо военных лет пришли ко мне воспоминания. Не думал не гадал, когда садился в вагон фирменного поезда, что встречусь с юностью. Неужели это был я? Был Валька? Была Катя? Был «пятьсот-веселый»? Была лютая сибирская ночь? Сколько лет прошло! Вечность прокатилась! Но душа моя не утеряла, и тело мое не забыло, сохранило в каких-то своих клетках память того огромного напряжения, тех отчаянных усилий на пределе человеческих возможностей и по сей день болит той давней болью.
Что ищем мы в юности своей? Почему помним ее? Только ли потому, что были молоды, здоровы и беспечным легким шагом торили начало своего пути?
Уставшие за жизнь, пересохшими губами пьем мы память молодых лет своих, пьем из чистого источника, не замутненного еще жизненными наносами, и это придает нам силы и уверенность.
Юность остается в человеке, пока он жив. Нельзя вычеркнуть то, что прожито. Все остается в нас.
С годами действия и поступки младых дней становятся предметом размышлений, осмысленные с высоты прожитой жизни, они становятся ярче, весомее и значительнее, являют собою суть пророческую — ибо в юности закладывается фундамент человека. Там, в юности, человек обретает самого себя, закрепляет духовную сущность свою, зачастую и не догадываясь об этом. Все начинается в человеческой судьбе с того, как прожиты юные годы, какими событиями отмечены они, какими интересами жил тогда человек. Там, в юности, нравственное начало всех начал. И чем чище, чем честнее были они, тем крепче стоит на ногах человек в зрелые годы.
Что ж припадаю я сердцем к тебе, юность моя? Что ищу в тебе, давно минувшей? Ностальгия ли это по рассветным годам или тоска по чистоте и правдивости человеческих отношений? Знаю, я честно прожил тебя, не отошел от тяжкой судьбы своего народа, разделил с ним все беды и горе, не укрылся за чужой спиной, не слукавил. Теперь, поняв и осмыслив прожитые годы, я думаю, что юность моя прекрасна не только свежестью и здоровьем, но — главное! — тем, что я разделил все, что выпало на долю моего народа.
Там, на войне, были главные годы мои — годы самоутверждения и бескорыстия, годы самые важные для моего существования на земле, самые определяющие в моей судьбе. Все, что было потом, — только следствие тех лет, только отголосок, только продолжение.
Там, на войне, были главные годы и всего моего поколения. Великое и трагическое поколение наше прожило несколько лет только одной думой — думой о независимости Родины, только одной целью — отстоять ее свободу.
Сколько было нас, семнадцатилетних мальчишек, добровольно ушедших на фронт! Имя нам — легион! И не каждый дожил до майского рассвета. Они погибли на взлете жизни, успев, однако, выполнить свой сыновний долг перед Отчизной. Мы становились мужчинами не в любви, а после первых пуль и тяжких испытаний. Ратный подвиг наш заключался не только в том, что мы победили врага, но и в том, что мы обрели силы на многие годы сохранить и поддержать в себе стойкость духа и непреклонность, веру в необходимость все вытерпеть, все пережить, все вынести, выстоять! И годы войны — годы нашего самоутверждения, годы познания самих себя — надежная защита от будничности, от пошлости, приспособленчества, от всякой грязи, от измены самому себе.
Я благодарен тебе, юность моя! Теперь, на излете жизни, опираюсь на тебя и чувствую прочность твою, чистоту и честность. И, в тяжелые минуты нынешней жизни припадая к тебе сердцем, обретаю силы, веру, мужество. Помоги мне и теперь, юность моя!..
В Смоленске в вагон ввалились веселые парни в джинсах, в цветных рубашках, завязанных узлом на животе, как это делают в жарких странах и как это теперь модно у молодежи. В руках лохматого парня орет новенький транзистор, пущенный во всю мощь. Хриплым, надсадным голосом певец выкрикивает что-то на английском языке, оглушительно бьют барабаны, звенит медь «тарелок», рыдает саксофон.
Лохматый парень сильным рывком сдвигает вниз оконное стекло, высовывается и кричит настырным голосом:
— Люська, гляди у меня! А то я вернусь!..
Кричит вроде бы в шутку, с улыбкой, но в голосе слышны угрожающие нотки. Красивая стройная девушка, в фирменных джинсах, подстриженная «под гарсона», с небрежной изящностью перекинув через плечо модную сумочку, как-то загадочно улыбается, и эта улыбка подсказывает мне, что парень-то не даром беспокоится.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: