Геннадий Прашкевич - Люди Огненного Кольца

Вспомнив слова Никисора о знаменитых банных буфетах, я смело разделся, сложил на скамью одежду и, прихватив сияющий как солнце таз, вступил в первую дверь.

И ужаснулся.

Это был не номер!

За круглым столом в прилично убранной комнате сидели Люция, успевшая сделать прическу — длинные пряди ниже ушей и короткая круглая челка на лоб, — и знакомый мне шкипер в белой расстегнутой до живота рубахе. Китель шкипера лежал на диване, а рука шкипера на плече Люции.

Увидев меня, Люция широко раскрыла глаза и ахнула. Моя анатомия, видимо, ей не понравилась, а шкипер, тот вообще не любил учиться — округлив глаза, он бросил в меня новенький будильник.

Я отбил тазиком звонко рассыпавшийся снаряд и немедленно выскочил в коридор. В конце его, там, где я раздевался, над аккуратной стопкой моего белья стояли незнакомые женщины, удивленно покачивая расчесанными волосами. Увидев меня, они дружно и жалобно вскрикнули.

Я выскочил на улицу.

Прохожие, которых вдруг оказалось много, засвистели и побежали за мной. Обогнув библиотеку, я свернул к магазину «Культтовары», проскочил сквозь половинку раскрытых ворот и через узенькие мостки для мусорщиков ушел в район горячих ключей, куда нормальные люди никогда не ходили. — там пахло сероводородом и всегда вился горячий переувлажненный пар ювенильных источников. Сплести набедренную повязку было не из чего: кругом росла лишь жгучая ипритка, а со стороны поселка уже доносились крики. В сгущающихся сумерках я видел отсветы факелов, хотя, конечно, не знал еще, что облава устроена на меня — настоящая облава на настоящего дикого человека. Дело в том, что не успел я добежать до источников, как по поселку прошел слух, что с проходившего в нейтральных водах заграничного теплохода сбежал сумасшедший. Этот голый и хищный человек на глазах Люции и ее друга шкипера загрыз в мгновение ока начальника геологического отряда, то есть м е н я л и ч н о, и, похитив для неизвестных целей медный таз, сбежал к горячим источникам, которые сейчас станут еще более опасными!

«И правда одичаю, — озлобленно думал я, следя за приближающимися факелами. — Одичаю, буду жить в болотах, обрасту шерстью или чешуей, воровать стану… Люцию украду! — мстительно подумал я. — Шкипера загрызу вместе с будильником! И Никисора!.. Никисора я загрызу прямо здесь, на горячей и сырой каменистой площадке!.. — Я потрогал зубы большим пальцем… — Загрызу! Я сумею!»

Но представив, как, одичавший, обросший мохнатыми волосами, я брожу при луне по каменным развалам и рву украденный в банном буфете бифштекс, я остро пожалел себя, переборол стыд и решил сдаться.

Прикрыв живот медным тазиком, я выступил навстречу толпе, состоящей сплошь из юных сезонниц, приехавших потрошить сайру, и они остановились и осторожно окружили меня.

— Я так и думала, что лоб у него ниже блюдца, — сказала одна.

— Не скажи! — возразили ей. — Лоб не показатель. У нас одного парня в детстве конь копытом ударил, чуть не полголовы снес. Врачи сказали — умрет парень или идиотом останется. А он ничего, живет, работает, институт закончил, завмагом стал!

— Что у тебя под тазиком? — подозрительно крикнул кто-то.

— Естественность, — ответил я, — для продолжения рода и перегонки жидкостей.

— Тогда тазик ты опусти. Этого стыдиться не надо.

Толпа сгрудилась. Принесли веревки.

«Вязать будут, — тоскливо подумал я. — И ведь ничего не сделаешь! Что может сделать голый молодой человек?»!

И все же провидение хранило меня.

Колеблясь, как на сильном ветру, выскользнул из толпы, волоча за веревочку хитроглазого лохматого пса, мой замечательный рабочий Никисор и закричал:

— Не надо! Не надо его вязать! Это он, это начальник, его не съели! Вот — я его одежду принес! Он барак перепутал с баней, а у нас ведь так — кто в баню идет, тот непременно к тете Люции попадает!

В толпе засмеялись. Кое-кто разочарованно отошел. Уже не смущаясь, я натянул брюки и ткнул Никисора кулаком:

— Рыбий жир тебя спасет, гад лохматый! У кого пса увел?

— Я его не увел, он у меня с детства живет. Если собачьи годы на наши пересчитать, то Потап, так моего пса зовут, пожалуй, старше меня будет, а вообще я его еще вот таким помню — слепым, маленьким. Я сам выкармливал его молоком, и Потап вырос настоящим и верным другом. Он и вам пригодится, вот увидите, он и вам пригодится, Михаил Евгеньевич!

Дома, пока я возился с умыванием, заменившим мне кунаширскую баню, Никисор сжег на пионерском костре жестяной котелок, килограмм риса и довольно много масла и соли. Чай, который он все же заварил, был прозрачен — крепости в нем было чуть-чуть, на полникисора.

И, наблюдая за творящимся, тетя Лиза запричитала:

— Мало нам, Серпа Ивановича на поселок! Он еще и поджигателя вырастил! Люди добрые, да вы посмотрите, у нас все деревянное кругом, а он костер под небеса запалил! Люди подумают — вулкан извергся, люди вещи побросают и на катера побегут. Люди добрые, какие убытки! И все из-за мальчика, которого воспитывал Серп Иванович, боже мой!

На причитания тети Лизы, тяжело дыша и круто играя налившимися кровью глазами, примчался ее злобный пес и, повалив Никисора на землю, вопросительно посмотрел на хозяйку.

— Да ладно! — совсем расстроилась она. — Пусть растет!

В этом положении я их и застал.

— Пес пусть уйдет! Никисор пусть умоется! Вы, тетя Лиза, заварите чай и садитесь с нами. Поужинаем.

Но, бормоча что-то о поджигателях, тетя Лиза отказалась. За нею ушел Вулкан, мелко подрагивая вздыбленной гривой. Когда шаги их стихли, из кустов стеснительно вышла личная собственность Сказкина-младшего — пес Потап. Распустив шерсть от хвоста до загривка, он робко присел у огня:

— Он смелый, — сказал Никисор. — Просто не наступил еще тот момент…

И пожаловался:

— Умный он у меня, но один грех за ним водится — ногу не умеет поднимать. Уж и показывал я ему и просто просил, все одно — норовит по-девичьи сесть. Вырос среди девочек, настоящих псов не видал, вот и мучается…

Я печально осмотрел свою команду, заварил чаи крепостью никисоров в сто пятьдесят, и мы сели за стол. Ели долго и молча. Потом так же долго и молча Никисор мыл посуду. Разбить он ничего не сумел.

Они ушли с Потапом в другую комнату.

«Хоть в этом мне повезло, — подумал я. — Лег Никисор и сразу отключился, уснул, утерял сознание…»

До, вечера они меня не беспокоили. Только при первых звездах преподнес мне Никисор новый сюрприз — на планшете, который я ему поручил переснять на кальку, он выправил все меридианы.

— Зачем эти дуги? — удивился он. — Каждая линия на чертеже должна быть прямой, как характер мужчины! Да и красивее так, разве я ошибаюсь?..

…— Знаете, — сказал он мне на другой день, — если вы дадите мне немного денег, я куплю крепкие штаны и стану совсем на вас похожим, а то в таких штанах, как мои, тут все на островах ходят.